В голубых владениях Проппа

...Опять дыхание Ледовитого океана. Но теперь это уже на другом конце нашей необъятной Родины - на Кольском полу­острове. А погружаться предстоит в Баренцево море.

Баренцево - противоречивое и загадочное море. Противо­речие в том, что его определения - арктическое и незамерзаю­щее - звучат парадоксально. Но это так. Ведь, как известно, к северному этому морю доходят воды Гольфстрима. Зимой Баренцево море не покрыто льдом, но дыхание Арктики ощу­тимо в полную силу. Оно рождает штормы, несет снеговые шквалы, выжимает с поверхности воды ледяной туман. Горе в морской шторм небольшому судну. Его надстройки покро­ются ледяной коркой. Опасен этот наряд: верхняя часть судна становится тяжелее нижней, и, теряя устойчивость, оно может перевернуться.

Два зимних месяца на Кольском полуострове не видят солнца, зато летом наше светило вовсе не заходит за горизонт. Суровы здесь условия жизни: много холода, ветра, влаги, но мало тепла и кислорода в воздухе. Однако люди живут и пло­дотворно трудятся и здесь, в Заполярье, и находят в северной природе особую красоту. Как бы в награду за лишения бога­тое животными и растениями Баренцево море открывает им свои кладовые, а суша - свои недра. Есть на Кольском и на­учные центры: можно ли без науки осваивать в наши дни бо­гатства Севера? Некоторые центры занимаются изучением мо­ря. Один из них - Мурманский морской биологический инсти­тут (ММБИ). Он расположен в поселке Дальние Зеленцы. Туда мы ездили по заданию Веры Борисовны Возжинской, ру­ководившей в то время прибрежной биологической экспеди­цией ИОАНа. Задание - фотографировать водную раститель­ность и сопутствующих ей животных.

Наша группа состояла из трех аквалангистов и, как пока­зала поездка, была вполне мобильна. Задача наша упроща­лась тем, что основное снаряжение мы получили на месте. То же касалось и обеспечения воздухом. Это было немаловажным обстоятельством, ведь багаж сократился почти на две трети. Помощь исходила от группы подводных исследований ММБИ, руководимой Михаилом Проппом. Будучи ученым-океанологом и аквалангистом, Пропп создал на Баренцевом море специализированное подразделение легководолазов-исследователей. Погружались мы с берега, а это в Баренцевом море, особенно в местах, открытых всем ветрам и течениям, довольно! сложно. Море холодное, прибойная волна с силой разбивается о прибрежные камни, гладко отполированные и скользкие от водорослей, а, омываемые водой отвесные утесы усеяны остры­ми скорлупками балянусов. Входить в воду и выходить из нее приходится во время отлива волны. Если зазеваешься, того и гляди подхватит гребень водяного вала и потащит к скалам. Но зато, преодолев все эти препоны, попадаешь в прозрачно-голубой подводный мир. Увернувшись от волны и нырнув в клокочущую стихию, оказываешься в полной безопасности. Вокруг плавно колышутся водоросли, все звуки приглушены, и стайки рыб, которые выныривают из-за укрытий, как бы приглашают вглубь.

Мидии заселяют каждый свободный участок дна. Даже бетонная балка, выброшенная в море строителями, использована ими

...Я стоял на каменном уступе, который был для меня ко­нечной точкой Европейского материка, позади осталась су­ша - скалы и тундровая поросль, а у ног шумело Баренцево море, и не верилось, что это действительно край земли - даль­ше на север только Ледовитый океан. Я стоял, надежно упи­раясь в гранит, ведь в воде был Олег, от которого ко мне тя­нулся страховочный фал.

Олег собирает образцы водорослей, он проделывает тот же маршрут, которым вчера проплывал я. Поэтому, страхуя во­долаза, я мысленно с ним, и невольно вспоминаются подвод­ные лабиринты у покрытых водорослями скал.

Входя в воду, Олег попал во власть волн. Шум прибоя сна­чала ошеломил, но Олег, усиленно работая ластами, быстро погрузился. Ищет теперь нужные образцы. Но вот неожиданно в привычный шум волн вплетается инородный звук: мимо про­ходит водолазный бот. А Олегу, я думаю, кажется, что бот движется прямо на него. И точно: Олег обеспокоен, сигналит фалом. Он замер в водной толще и, наверное, осматривается. Но бот проходит мимо, и на достаточно безопасном расстоя­нии. Катер уходит, и мой подопечный снова принимается за дело.

Я вспомнил один из дальневосточных портов. Там мы, легководолазы, по заданию гидротехников обследовали причал, который после извержения соседнего вулкана оказался повре­жденным. Погружаясь у причала, я был прямо-таки охвачен со всех сторон гулкими звуками ударов, наносимых во время подводных работ. "Вот так мир безмолвия",- подумалось то­гда. Вокруг слышались не только гулкие удары, но и тарах­тенье, скрежет, бульканье и многие другие приглушенные зву­ки, которых в обычной жизни слышать не приходилось. И вдруг меня оглушило страшным шумом. Потом я узнал, что это вошедший на рейд лесовоз отдал якорь. А мне почудился чуть ли не взрыв. Ведь вода намного плотнее воздуха, и звуковые волны в ней распространяются в пять раз быстрее, а для обитателей водной среды звуковые волны часто просто ося­заемы.

Мой водолаз довольно резво плавал в глубине, и веревка все время дергалась, «жила», это хорошо, значит, аквалангист свободно плавает, зацепа под водой нет. Но зацепиться фал может и за надводные каменные выступы, а это уже моя забо­та. Вот я и скакал все время с места на место, минуя трещи­ны, уступы и скользкие пласты мха.

Лавируя, таким образом, у отвесного берега, я чуть было не наступил на моховую кочку, оказавшуюся гнездом гаги. Пти­ца слетела лишь в тот момент, когда я занес над ней сапог. От неожиданности я покачнулся и сел на мох. В гнезде, сливаясь с бурым цветом гагачьего пуха, лежали три яйца. Я сидел в не­удобной позе, приходя в себя, а Олег уже нетерпеливо подер­гивал за фал.

Мы находились вблизи мест, которые Пропп объявил за­поведными. Такая охранительная мера стала необходимой. Многие морские животные стали объектом охоты зачастивших в Дальние Зеленцы аквалангистов-"дикарей". Собирая звезд, ежей, крабов, моллюсков, эти покорители морских глубин и нарушили естественное биологическое сообщество. В этом Пропп - сам аквалангист - лично убедился. У островов стало меньше морских ежей и звезд, а крабы, завезенные сюда с Дальнего Востока и хорошо приживавшиеся в Баренцевом море, ни в коем случае не должны были исчезнуть.

Вскоре, стало ясно, что создание местнвго заказника при­несло пользу: на территории охранного района и вблизи него поголовье подводного населения начало восстанавливаться - зло пресекли в самом начале.

Мы были предупреждены Проппом о введенных здесь пра­вилах и обещали свято их выполнять. Только снимки и незна­чительное количество водорослей в гербарий для научных целей.

Пятилучевые звезды на дне Баренцева моря не менее прожорливы, чем их беломорские сородичи. Позы их весьма красноречивы

По моим предположениям, Олег находится уже на второй террасе подводного утеса - первая осталась на глубине 10 метров, водолаз ее уже осмотрел. На второй, на глубине 20 метров, не было видно огромных кустов ламинарий, кото­рые, словно пальмы, возвышались на верхних «этажах» скалы. Теперь Олег среди мелких бурых водорослей, мидий и модиолусов, актиний, звезд.

Вчера на отвесном склоне утеса я фотографировал много­лучевых звезд. Здесь были пяти-, девяти- и одиннадцатилучевые красавицы, которые, прильнув к вертикальной стене утеса, как бы изображали собой ордена на его груди.

Брюхоногие моллюски нептуниды живут на глубине от 20 до 300 метров. Если нептунида погибает, то ее витой домик достается раку-отшельнику

Вблизи звезд собралось множество моллюсков-нептуней. Нептунеи, выпустив из витых раковин мускулистые брюхоножки, искали встречи друг с другом. Разглядывая в Москве слай­ды, снятые на том утесе, я увидел через увеличительное стек­ло, что вокруг ножек моллюсков налипли многочисленные бе­лые нити, которые переплетались между собой. Это шел вечный процесс продолжения рода, а звезды, почуяв добычу, оказались тут как тут.

Олег продолжает погружение, о чем напомнил сигнал от него. Он, наверное, достиг предельной глубины и движется те­перь вдоль каменной стены. Вместе подходим к крайней, се­верной, оконечности острова и останавливаемся. Здесь волна особенно разыгралась - до меня на девятиметровую высоту долетают соленые брызги, а Олег в глубине, наверное, не чув­ствует волнения.

Крутой каменный лоб круто обрывающегося Серебряного утеса, как я вчера окрестил своеобразный каменный выступ, облюбовали морские ежи-эхинусы. Камень был покрыт сере­бристыми мерцающими иглами. Крупные, размером с добрый грейпфрут, ежи как бы испускали белое сияние.

На крутом каменном утесе, в глубине, поселились морские ежи. Среди них крупный эхинус, с его золотистой шубкой, высвеченной лампой-вспышкой, выглядит особенно живописно.

Эхинусы - представители многочисленного типа иглоко­жих, беспозвоночных животных. Они имеют, как и все их соро­дичи, радиально-симметричный известковый скелет - полый шар, на нем расположено множество игл и тонких червеобраз­ных амбулакральных мускулистых ножек. При помощи игл и ножек ежи перемещаются по дну. С помощью ножек они дышат - очищают свою «шубку» или, наоборот, маскируются, удерживая на иглах всякую мелочь, ножками же, имеющими маленькие щипчики или присоски, они передвигают к ротовому отверстию пищу, которую собирают либо со дна, либо со своей колючей «шубки». Рот у ежей находится на нижней, брюшной стороне тела. Вчера я осторожно перевернул ежа, стало видно круглое отверстие, в которое быстренько спряталась белая коническая щепотка - своеобразные челюсти. Жевательный аппарат ежа называют аристотелевым фонарем, это довольно сложное приспособление, которое первым исследовал и описал Аристотель. «Фонарь» похож на пятигранную двустороннюю пирамиду, оканчивающуюся пятью острыми зубчиками. Ими ежи «стригут» морскую капусту я соскребают с камней расти­тельные наросты. В этом месте меня подхватило течение, и сто­ило больших трудов, зацепившись одной рукой за камень, второй наводить фотоаппарат на живой ковер. Для растений и животных течение здесь наверняка благоприятно.

Встречайте самых развратных незнакомок Саратова на сайте https://saratov.inditail.net! | Встречайте самых привлекательных спутниц Yalta на https://yalta.inditok.info.