Глава IX. СПАСАЙСЯ КТО МОЖЕТ

Множеством гнусных ртов приникает к вам эта тварь! 
Гидра срастается с человеком, человек сливается с 
гидрой. Вы одно целое с нею. Вы - пленник этого 
воплощенного кошмара. Тигр может сожрать вас, осьминог - 
страшно подумать! - высасывает вас. Он тянет вас к себе, 
вбирает, и вы, связанный, склеенный этой живой слизью, 
беспомощный, чувствуете, как медленно переливаетесь в 
страшный мешок - в это чудовище. 
Ужасно быть съеденным заживо, но есть нечто более 
неописуемое - быть заживо выпитым.

Виктор Гюго, "Труженики моря"

Осьминог

Однако досталось же осьминогу от великого писателя! Известно, что к пятидесяти годам Виктор Гюго оставил любимый им пышный Париж, поселился на Нормандских островах в проливе Ла-Манша, и со временем характер его заметно изменился, "Труженики моря" создаются в преклонном возрасте, когда писатель больше слушает, чем чувствует и переживает. Внешний вид осьминога на берегу, на борту судна, в рыбачьих сетях, возможно, помог воображению и... родилась столь ужасная картина, нарисованная Гюго.

Но проходит почти век, и его соотечественнику Жаку-Иву Кусто удается первому более или менее серьезно познакомиться с осьминогами в их собственном доме. Этим чудовищам морских пучин устраивается школа... модных западных танцев. При этом подводные восьминогие "вампиры" принимают приглашение потанцевать, лишь понатерпевшись страху от четвероногих незнакомцев и не видя иного выхода. Все это фотографируется но цветную кинопленку и демонстрируется с экранов для миллионов зрителей.

Но сто лет - это вовсе не так уж мало для человечества, За это время проникшие в глубины водолазы - живые свидетели, "герои-участники", бойкие сочинители, а с ними и псевдоученые, как утверждает тот же Кусто, поведали миру столько страшного о встречах в море с головоногими, что теперь нелегко сразу представить себе обратное.

С другой стороны, просто трудно как-то поверить в то, что диковинные рассказы об этих морских животных всего-навсего сплошная выдумка.

Древняя легенда, веками бытовавшая среди атлантических рыбаков о чудище "кракен" - "плавающем острове" со множеством рук, которое, "когда хотело, играло с рыбачьими шхунами, как с игрушкой, и утаскивало рыбаков с суденышек в бездну"; старинное поверье рыбаков Ла-Манша о том, что "кальмар самое маленькое и самое большое животное моря", и многое другое может и быть плодом фантазии. Но что мы скажем о находках, особенно часто встречающихся на берегах Австралии и Южной Африки, выброшенных морем осьминогов до трех тонн весом; о щупальцах кальмаров до 10 метров в длину, которые в наши дни обнаруживают рыбаки в желудках кашалотов, и, наконец, об утверждениях Тура Хейердала - ученого, в честности которого никто не решится сомневаться,- видевшего "огромные бесформенные тела, большие по размеру, чем Кон-Тики" (90 кв. м!), которые плавали по ночам вокруг суденышка ученого в Атлантике? Как относиться ко всему этому?

Ведь нынче уже существует, твердо обосновываясь и перебираясь из одной книги в другую, мнение, что осьминоги - безобидные и даже трусливые морские животные.

Раньше - страшно было подумать! Теперь - это трусливая "партнерша" в танце. Не в силу принципа "золотой середины", но мне все же представляется нынешняя крайность в оценке этого животного далекой от истины.

Мне доводилось охотиться на осьминогов, случайно встречаться с ними в подводных гротах, вступать в настоящие сражения с ружьем и ножом и нырять за ними, на удивление друзьям, с голыми руками. Поэтому я отношусь к осьминогам как к серьезному, неглупому и сильному сопернику подводного пловца, не иначе, строго придерживаясь правила: подводный охотник, там, где обитают осьминоги, утрой внимание и будь осмотрителен.

Аквалангисту - тому несколько легче, но и опасней, ибо доступная ему глубина увеличивает вероятность встречи с более крупными экземплярами этих животных, которые, если и не разделаются с ним, нагонят достаточно страху.

В детстве, "исследуя" подземные проходы кяризов в окрестностях Ашхабада, я бесстрашно по самые плечи засовывал руки в узкие норы земляных крабов. Было ясно - одна клешня может оказаться сильнее другой, и тогда на месте щипка покажутся капельки крови. Но ты не уступил в смелости, отваге и выносливости никому из твоих друзей. И не столько общий Внешний вид осьминога, его желеобразное туловище, как будто зашитое в целлофановый мешок, из которого в разные стороны тянутся находящиеся постоянно в движении щупальца-ноги, щупальца-руки с множеством слегка пульсирующих присосков служили тому причиной. Его глаза! Выпуклые, огромные, вопрошающие, иногда чуточку печальные или злые, но всегда выразительные глаза вызывали опасение и страх.

В одиночку пытался я поначалу охотиться на осьминогов с ружьем. Но у меня, должен признаться, из этого ничего не получилось. Сколько я ни стрелял в осьминогов, которые сидели в своих гнездах, результат всегда был один и тот же. Лишь острие гарпуна притуплялось с каждым ударом о камни и скалы. Стрела пробивала животное, но оно так крепко сидело в своем жилье, присосавшись к стенкам, что лопасти гарпуна всякий раз разрывали его тело, и я оставался ни с чем.

Иногда я ухитрялся перехватывать осьминога в движении - он плавает рывками, используя при этом специальный орган, действующий как водомет. Оба выстрела были удачными. Но оба раза, прежде чем я успевал подтащить к себе стрелу и забросить ее в лодку, животное умудрялось ухватиться за скалу или оплести щупальцами ветви кораллов. В результате оказывалось, что я напрасно "жег порох". Как бы легонько ни тянул я за стрелу, в конечном счете тело осьминога разрывалось, и стрела без добычи возвращалась в ружье, а раненый спрут уползал в первое попавшееся укрытие.

Очень скоро я забросил это занятие, так как всякий раз в подобных случаях у меня портилось настроение. Приходило то же самое ощущение, что и во время боя быков, когда новичок тореро трусил, неумело работал с быком, причиняя животному лишь одни страдания.

Поэтому опытные ныряльщики осьминогов не убивают, не стреляют в них, а вылавливают голыми руками.

В этом месте главы мной была сделана долгая, в несколько дней, пауза-раздумье, как же дальше вести рассказ. Дело в том, что как в биографии каждого, так и в моей есть сугубо не героические страницы. Мое первоначальное отношение к осьминогам во время подводной охоты - одна из них.

Сколько ни обучали меня кубинские друзья, терпеливо и настойчиво, сколько ни смотрел я на то, как они ловко, уверенно и всегда успешно действовали, хватая осьминогов за колпачок, который прикрывает хрящевой череп, легко поддающийся разрыву, сколько ни стыдили они меня - ничего не помогало. Чувство неприязни и страха не покидало меня, и я не мог себя пересилить.

И вот однажды, то ли потому, что просто пришло время, или оттого, что в тот день из-за моего мимолетного испуга пострадал оказавшийся безоружным товарищ по охоте, я, неожиданно для самого себя, попросил Бентоса пойти со мной на осьминога.

Охотились мы как раз в осьминожьем месте. Я забросил ружье в лодку, а Бентоса никогда ни о чем вторично не надо было просить. На глубине метров восьми в первое же погружение мы обнаружили "живой мешок". Он замер. Немигающие, но зорко видящие глаза следили за нами. По мнению Бентоса, этот для первого раза был слишком крупным. Однако второй, имевший своим домиком нагромождения камней на небольшой подводной терраске, показался мне ничуть не меньше. И все же Бентос подал знак действовать.

Насытив легкие кислородом, мы нырнули. Меня лихорадило, но я решительно сунул руку в дыру, стараясь ухватить осьминога за колпачок - бугорок, расположенный сразу же за глазами. Животное тут же оплело руку - мне показалось, сотнею щупалец сразу - и плотно приникло к голой коже присосками. В тот день я охотился в майке с короткими рукавами.

Слыша громкий стук собственного сердца, испытывая неожиданно откуда-то появившуюся тупую боль в желудке, я ощутил, что конец одного щупальца пляшет у меня на левом плече - не может присосаться к трикотажу майки. Выждав положенные пять секунд, конечно же, показавшиеся мне вечностью,- но я исправно считал в уме,- я потянул руку на себя. Но не тут-то было! Щупальца натянулись, как упругие резиновые тяжи, и тело осьминога не поддавалось ни на сантиметр. Моя рука на что-то давила, мяла пальцами что-то мягкое, но осьминог и не думал двигаться с места. По неопытности я не мог точно определить местонахождения уязвимого у осьминога колпачка.

Близость Бентоса, может быть, и тормозила приближение чувства необузданного страха, но мне уже становилось не по себе. Я потянулся рукой к кобуре с ножом, но Бентос тронул меня за плечо и быстро запустил свою руку в дыру.

Навстречу руке, из расщелины, чуть выше входа в жилье осьминога, словно хобот слона, вывалилась самая огромная из щупалец нашей жертвы и проворно обвила руку Бентоса по локоть. Но мой друг знал свое дело. В следующий миг я ощутил, что осьминога будто ударило током. Он вздрогнул, сила его присосок явно ослабела, но не настолько, чтобы я мог высвободить руку. Я был благодарен бедняге за это! Бентос, может быть, и не стал бы никому и ни о чем рассказывать, но я, выдернув руку, помчался бы прочь, а потом измучил бы себя угрызениями совести. Рука друга между тем где-то совсем рядом в студенистом мешке уверенно сдавливала жизненно важные нервные центры осьминога.

Прошла еще секунда, другая, и из норы, вслед за рукой Бентоса, показалось тело животного.

Повинуясь тому, что делал опытный охотник, я принял вертикальное положение, и оба мы, как два преступника, прихваченные один к другому осьминожьими наручниками, поднялись на поверхность. Четыре свободных щупальца болтались под телом осьминога.

Лодка была рядом. Лодочник принял трофей, и щупальца осьминога соскользнули с моей руки. В тот миг меня охватило безудержное желание все это непременно проделать самому, и теперь же, немедленно. Бентос вновь последовал за мной.

Вторая попытка была более удачной. Правда, щупальца этого осьминога не были и полуметровой длины. Я ощутил прилив сил и нырял без конца.

Еще раз в жизни оказалось, что внешний вид - дело привычки. И в человеке, в конце концов, важнее... характер. В тот день, чтобы доказать прежде всего самому себе, что прежняя трусость вовсе не свойственная мне черта, я натаскал, на радость лодочника, с полдюжины осьминогов.

Милый Бентос, он, очевидно, не вдумывался в то, что про исходило со мной, но твердо знал, что так было надо. Он, как лучший в мире телохранитель, не отставал от меня ни на шаг.

С того дня при виде первых признаков жилья осьминогов - они чистюли, но только в своих домиках, рядом всегда полно мусора и отбросов с их стола - я как одержимый бросался на поиски соперника, столько времени державшего меня, как опытный длиннорукий боксер, на дальней дистанции, чтобы еще и еще раз схватиться с ним. Поначалу я не замечал, но всякий раз, как только я начинал шарить по расщелинам в поисках осьминогов (как он это чувствовал, до сих пор для меня остается загадкой), Бентос оказывался рядом. Теперь он догадывался, что делалось у меня в душе, и знал, что рано или поздно могло случиться со мной при встрече с осьминогом.

Но судьба распорядилась так, что произошла беда с ним, а не со мной.

В тот день мы охотились с борта отличного моторного катера за коралловыми рифами островков Амбре, что напротив порта Батабано.

Рельеф дна представлял собой стол театрального художника с макетами сказочных средневековых замков. Казалось, кто-то на совершенно ровную песчаную поверхность нагромоздил рядами, как клетки в курятниках, скалистые глыбы, украшенные башнями и башенками с бойницами и дозорными щелями, зубчатыми стенами, потайными дверьми, узкими проходами, оконцами, где могла бы превосходно устроиться на жилье всякая морская живность.

Мы, как игрушечные акробаты, опускались вниз головой по отвесной скале, внимательно выискивая, кто в ней укрылся. Достигнув дна, переворачивались, толчок ногами и такой же медленный подъем. И снова плавное, невесомое погружение, толчок и подъем вверх. Место было не из лучших. Но вот я заметил на выступе у самого дна кучку створок гребешков, устриц, пустые раковинки сигуа, останки крабов.

Бросив ружье на дно, я приник к щели, но владелец ее принял надлежащие меры - закамуфлировался так, что его не было видно. Во второе погружение Бентос был уже рядом. Он уцепился рукой за выступ. Тело его касалось противоположной скалы. Так ему лучше было видеть, что происходило в расщелине. Осьминог шевельнул щупальцем и выдал себя. Увидев его глаза, я сунулся в щель. Бентос внимательно наблюдал за моими действиями.

Когда же через несколько секунд я со своей добычей попятился назад и выбрался из щели, картина, которую я увидел, заставила меня на миг растеряться.

По телу Бентоса, уже плотно прижимая его к скале, ползли внушительных размеров щупальца. Рука его еще держалась за выступ, но от локтя до кисти была обвита толстым живым канатом. Были захвачены плечо и шея, спина и живот. Бентос что-то показывал мне глазами и другой рукой подавал знак - "вверх". Но я никак не мог сообразить, что он посылал меня туда за воздухом. По его мнению, я должен был набрать свежего воздуха и скорее возвращаться, чтобы разделаться с предательски напавшим на него из-за угла спрутом. Сам Бентос, выпустив ружье,- плавал он всегда только в плавках, поэтому щупальцы осьминога присасывались свободно и крепко,- пытался оторвать рукой щупальце от шеи.

Мною овладела растерянность - добытого осьминога я отшвырнул в сторону,- но, очевидно, чувство страха не позволило мне принять единственно верное решение. Следовало атаковать спрута, но вместо этого я выхватил нож и отсек одну за другой все четыре щупальца. Пятое пыталось ухватить меня за руку, но скользило по майке. Бентос, покачивая головой, стал подниматься вверх.

В лодке, чертыхаясь и отчитывая меня, он принялся сдирать со своего тела еще шевелившиеся щупальца. С живота и со спины у пояса одно щупальце мне удалось оторвать без особого труда. На месте присосков на загорелом теле Бентоса лишь выступили ярко-красные пятна. С шеи Бентос сам стащил второе щупальце. А вот часть, присосавшаяся к спине, не поддавалась. Удалось отодрать присоски лишь с груди, где обильно росли волосы, и то вырывая их с корнями. Так же крепко присосалось щупальце и к руке.

Что мы только не делали, перебравшись на катер! И солили срез щупалец, и посыпали сахаром, и подносили к ним огонь, и смазывали мерфиолатом, и поливали пресной водой, водкой, ромом и молоком - ничего не помогало: кожа Бентоса оттягивалась вместе с присосками.

Тогда Бентос из всех присутствующих выбрал меня, отвел на корму и, впервые за все время нашего знакомства, без улыбки произнес:

- Отдирай!

Мои попытки убедить его, что надо в город, к врачу, ни к чему не привели. Он только мрачнел и ниже опускал голову:

- Отдирай! Ты присосал, ты и отдирай!

- Бентос, давай осторожно попробую ножом,- пытался я выиграть время в надежде, что мне на помощь придут товарищи, но они молчали.

- Отдирай, или я в последний раз выхожу с тобой в море! - И он ругнулся, зная, как на всю жизнь наказать меня.

Ухватившись обеими руками за толстый конец щупальца у самого локтя Бентоса, я сильно потянул. С тыльной стороны локтя - там кожа была покрепче и покрыта волосом - показались первые капли крови. Конец щупальца выскальзывал из рук. Я сменил мокрые перчатки на сухие, и дело пошло несколько быстрее. На внутренней стороне руки образовалась сплошная ссадина. Большинство присосков срывало эпидермис с кожи Бентоса. Он подпрыгивал и ругался, однако и мне от этого было легче. Еще два усилия, и щупальце полетело на дно кокпита. На спине остался длинный след.

Как только Бентос почувствовал, что я закончил свое "кровавое" дело, он тут же бросился за борт. Все немедленно, похватав своп маски, многие даже без ласт, попрыгали вслед за ним. Каждый понимал, что кровоточащие раны - лучшая приманка для морских хищников. Хозяин катера подал ружья, и мы заняли круговую оборону, а Бентос, от которого в разные стороны растекалась бурая вода, лег на спину и орал:

- Я король! Я король! Вы мои слуги! Я дурак! Я дурак и ее хочу лечиться!

Бентос не сказал еще никому о том, как все произошло, но я-то хорошо знал, что он, добрейший и милый, этими словами мстил мне: ведь он говорил, что образование у него небольшое, но он, случись ему быть на моем месте, поступил бы иначе - не струсил.

Минут через десять, прижженные йодом и солями, содержащимися в морской воде, раны перестали кровоточить, и Бентос поднялся на катер. Я сознательно задержался. Пусть уж он скажет о моей неопытности или трусости, как сочтет, не в моем присутствии.

Когда же, перебросив через борт ногу, я услышал слова Бентоса, мне пришлось быстро уйти в кубрик. Он говорил о том, что так уж вышло и что я иначе поступить не мог!

В другой раз, когда Бентоса не было рядом, встреча с осьминогом состоялась у меня совершенно неожиданно и могла закончиться куда более печально.

Нам к середине дня надо было уходить, чтобы к вечеру попасть в порт. Поэтому кок вместительной рыбачьей шаланды потребовал наловить ему как можно быстрее лангустов, которыми он собирался нас угостить. Ночь и раннее утро были душными, и я с первыми проблесками дня пошел в воду без майки. Места мне были хорошо знакомы по вчерашней охоте, и я сразу направился к гроту, в который за ночь могли, как мне казалось, забраться лангусты.

Так оно и было. Тройка их сидела у дальней стенки. Но вот беда: у каждого правая антенна устремлялась в одну и ту же сторону. Это осложняло положение, ибо означало, что неподалеку находилась мурена и, прежде чем заняться лангустами, следовало сначала выгнать ее из грота.

Запасшись до предела воздухом, я вторично вошел в грот, почти касаясь потолка, дабы лучше сверху разглядеть мурену, лежащую где-то среди камней на дне грота. Ласты еще торчали из пещеры, когда я почувствовал с содроганием, что меня кто-то пытается обнять. Ощущение было столь знакомым, что воображение не стало рисовать ничего диковинного. Осьминог!

Попытка опуститься на дно грота и оторваться от щупалец не увенчалась успехом. Тогда я уперся ружьем о дно и попятился назад. Но щупальца уже присосались основательно.

Сейчас я задумываюсь над тем, что же это было со стороны осьминога - акт нападения или самозащиты? Но тогда размышлять было некогда, секунды промедления могли мне стоить жизни.

Пережив моментальный испуг от неожиданной встречи, а где-то в глубине души я ее все время ждал (только рядом не было Бентоса), я рванулся в сторону, где должно было находиться животное. В полумраке, в расщелине, я все же разглядел его глаза и между ними колпачок. Упираясь одной ногой о стену грота, я вцепился обеими руками в уязвимое место моего противника. Намяв его, сунул правую руку ко рту осьминога, где у него находится сумка с внутренними органами - второе слабое место. В перчатке трудно было нащупать щель, однако у самого запястья я вдруг почувствовал боль. Укус! Значит, сумка рядом. Сжав тело осьминога что было сил с обеих сторон, я рванул его на себя. Животное подалось. Еще рывок, и я уже мог двигаться к выходу из грота.

Когда я подплыл к шаланде, в лодку, стоявшую рядом, спрыгнул ее капитан. Он ловким движением втолкнул колпачок внутрь тела осьминога, вывернул через околоротовую сумку и потянул. Щупальца с моей спины, плеч и живота заскользили, как бумажка с переводной картинки, с той только разницей, что на сей раз под ней оставались розовые пятна.

Друзья по охоте поздравляли меня, но, к моему собственному удивлению, я в тот день не нашел в себе сил снова спуститься в море. За лангустами и моим ружьем, оставленным в гроте, ходили другие. Да и вообще после этого случая я остыл к осьминогам и стал очень осмотрительным. Всегда так правившееся мне блюдо из щупалец осьминога почему-то стало безразличным.

В заключение скажу, что если действительно маленькие осьминоги трусят и удирают от подводных охотников, ибо детям трудно справиться со взрослыми, то от крупных, особенно когда они в своем доме, лучше самому вовремя удалиться.