Глава ХХIII. ЭЛЬ МОРРО

...Вдруг появились пред ним два огромных 
великана, закованные в железо до самой шеи...

Марк Твен, "Янки при дворе короля Артура"

Море

Приближался день моего отъезда из Гаваны. Нанося прощальные визиты моим кубинским друзьям и знакомым, я заехал к доктору, тому самому, который открыл мне секрет бабушкиного зонтика, застал его в гараже, где у него была настоящая слесарная мастерская.

Доктор любил делать все сам, своими руками. Но больше всего он гордился подводными ружьями уникальной конструкции, автором которых был он, детский врач. За этим занятием я и застал его в обществе иностранного дипломата с сынишкой.

Среди ружей, которые показывал доктор, были арбалет с тремя парами резиновых тяжей, пружинный "карабин", пистонный стреломет, разное оружие газового боя.

- Самое мощное ружье,- пояснил доктор,- работает на сжатом углекислом газе. Он нагнетается вот в этот баллон. Ружье очень легко управляется. Давление в боевой каморе порядка тысячи фунтов. Это дает высокую начальную скорость двухфунтовой металлической стреле и могучую убойную силу.

Когда доктор проводил своих гостей, я улыбнулся и, показывая на ружье, которым только что хвалился мой приятель, заметил:

- Красиво, но ведь для музея. Практически никакого применения.

Мой друг посмотрел на меня взглядом педиатра.

- На акул разве только?..

- Нет, не только на акул. Хочешь попробовать?

Я задумался. Было интересно, но я понимал, что это и опасно. Шуточное ли дело: почти килограммовая стрела с потенциальной возможностью поражения цели в радиусе 10 метров.

С таким ружьем на барабулю не пойдешь. Словно сознательно подгоняя ход моих мыслей, доктор сказал:

- Но тогда об этом ни слова сыну.

- Это так...- Я осекся на слове и закончил фразу с уже деланной улыбкой: - Так занимательно?

- Увидишь сам. Почитай, пока я отпущу последнего больного.- И доктор, взяв с полки журнал - у него и в мастерской была библиотечка,- открыл мне нужную страницу и вышел.

В журнале "Боэмия" была статья о крепости и гаванском маяке "Эль Морро". Мне запомнилась его история. Впервые господствующая над местностью высота была использована гаванцами в качестве дозорного и сигнального места в 1551 году*, когда городской совет постановил: "Начиная с 1 мая текущего года на утесе Эль Морро впредь вывешивать флаги, как положено, в случаях появления поблизости пиратов". Вскоре на коралловом утесе воздвигли высокую белую башню, которой "надлежало служить наблюдательным пунктом против пиратов, ибо с высоты башни море видно на расстоянии до десяти лиг".

*(Гавана была заложена в 1515 году.)

Первые пушки появились на Эль Морро в 1583 году, и почти тут же началось строительство крепости. Закончилось оно одновременно с воздвижением на противоположном берегу форта "Ла Пунта" в 1630 году, и с тех пор перекрестный огонь крупнокалиберных орудий накрепко закрыл чужеземцам вход в широкую и удобную гаванскую бухту.

Крепость Эль Морро дважды сдавала свои ключи противнику, но оба раза ее "брали" с суши, вначале англичане, а затем, на рубеже нашего века, североамериканцы.

В наши дни Эль Морро - гаванский маяк и наблюдательный пункт главного капитана порта. На маяке установлен морской семафор, при помощи которого власти переговариваются с кораблями, желающими войти в порт, и фонарное устройство с источником света в 200 тысяч свечей, который в ночное время виден на расстоянии 18 миль. Маяк Эль Морро загорается двумя вспышками-молниями каждые 15 секунд. Возвращение доктора я встретил словами:

- Послушай, ты что задумал? Охотиться у входа в порт? Так там ровное дно, сплошной ил и грязь.

- У бакенов есть банки. Глубина десять - двадцать метров, не больше. В это время года там гуляют...

- Акулы. Круглый год они там гуляют.

- Нет, не акулы. Поинтереснее - сабало.

Мне приходилось встречаться с этой сильной рыбой. У нее красивое тело и отвратительное рыло, но, признаться, среди моих трофеев сабало не было.

- Хочешь проверить, охотник ли ты, приглашай друга поопытнее да посмелее и, если надумаешь, звони в пятницу. А сейчас извини, срочно вызывают в клинику - что-то стряслось.

Вышел я из дома доктора с мыслью, что никакого прощального визита не получилось, а просто жизнь продолжает идти своим ходом.

У автомашины меня ожидал Альбертпко, сын доктора. Я сразу почувствовал, что он ждал меня, и не просто так, а с какой-то определенной целью. Юноша, который уже учился в последнем классе школы, не стал разводить дипломатии и без обиняков приступил к делу.

- Вы можете мне помочь? Понимаете, это очень серьезно...

- Конечно, Альберто, с удовольствием, если это в моих силах.

- В ваших. Как раз только вы и можете уговорить отца...

- Ну, говори. В чем я должен убедить доктора?

- Извините, но я случайно проходил мимо и слышал, как вы договаривались выйти в эту субботу...

- Как же так, Альбертико, ты - и вдруг подслушивать?

- Знаю, это гадко, мерзко. Но, честное слово, я случайно. Вы обязательно должны уговорить отца...

- Но ведь это действительно опасно.

- Да я ничего не боюсь. Но дело не в том. Пусть отец возьмет меня, я охотиться не буду. Он всем дает такие смелые советы, всех учит, как надо быть сильным, а как только дойдет до меня... так, словно бы я сделан из другого теста.

- Он же любит тебя.- Я понимал, что говорю ерунду, и поэтому быстрее закончил: - А ты сам хочешь, чтобы мать волновалась лишний раз?

- "Любит"... А может, такая любовь человеку вовсе вред приносит, а не пользу. Пусть бы он ко мне относился, как к другим. Но, даю слово, в воду я не полезу.

- Тогда скажи прямо, что ты задумал?

- Ничего. Ну, я хочу, понимаете, хочу быть с вами на охоте и буду сидеть в лодке!

- Хорошо. Говорить не желаешь - дело твое, но насчет лодки - железно?

- Клянусь революцией!

- Тогда слушай. Завтра и в четверг будешь жаловаться на то, что болит голова и першит в горле. В пятницу тебе станет лучше, но, естественно, сам понимаешь, в субботу тебе нельзя будет идти в воду. В этом случае доктор согласится. Понимаешь? Вместе с лодочником станешь принимать сабало.

- Вот спасибо! Я знал, что с русскими не пропадешь. Альбертико повеселел и долго махал рукой мне вслед.

В тот же вечер я договорился по телефону с одним моим новым знакомым. Доминго Альфонсо пришел от предложения доктора в восторг, а я принялся разыскивать по разным книгам сведения о рыбе, с которой предстоит мне встретиться в столь опасном месте, каким является вход в Гаванскую гавань.

Сабало, тарпон, или атлантический тарпун, относится к отряду сельдеобразных. Эта смелая, уверенная в своей неуязвимости, пелагическая рыба одета, как средневековый рыцарь, в крупную и чрезвычайно крепкую чешую. Охотиться на нее решаются лишь опытные охотники.

У места предполагаемого поиска тарпуна, чуть более чем в кабельтове от Эль Морро, стояла самоходная баржа, которая по вечерам вывозит в открытое море городской мусор, а рядом небольшое греческое торговое судно. Закрепив лодку за якорную цепь баржи, мы принялись готовиться к выходу в воду. Альбертико заметно нервничал и поминутно проверял, все ли в порядке в акваланге, который мы захватили на всякий случай по его настоянию.

Матросы, особенно с "торговца", высыпали на палубы. Их загорелые, дубленные морской солью лица выражали недоумение. С баржи крикнули, что всего четверть часа назад вокруг рыскали акулы.

Мне было немного не по себе. Мною владела знакомая каждому спортсмену тревога оттого, что предстояло идти в воду с чужим, мною неопробованным ружьем и встретиться с серьезным противником.

Доминго Альфонсо был готов первым и терпеливо ждал нас с доктором. На этот раз к ружьям мы принайтовили особенно крепкие концы в 25 метров, а к ним вместо обычных поплавков - спасательные круги. Однако главная задача каждого состояла в том, чтобы ни за что не выпустить из рук ружья, так как легко раненный тарпун в состоянии утащить его даже с таким тяжелым поплавком, как круг, далеко в море.

Мутная, зеленовато-оранжевая вода и совершенно безжизненный, словно в Голодной степи, пейзаж окружил нас, как только мы оставили лодку. Дно просматривалось в глубине волнистой, покрытой илом поверхностью. Вокруг никого. Ведущим был доктор, мы, как два ястребка, по бокам и чуть сзади следовали за ним.

Встреча произошла неожиданно. Из дымки, как эскадрилья из облаков, прямо на нас выскочила стайка в пять серебристых рыб. Самая мелкая, должно быть, весила фунтов тридцать. Первым выбрал цель, изготовился и выстрелил Доминго Альфонсо: он нырнул и тут же под водой прозвучал резкий, оглушительный звук. Из дула ружья, с силой вытолкнув стрелу, белым атомным грибом вырвался газ. Тарпун метнулся в сторону серебристым лучом прожектора, а стрела, ударившаяся о его тело, как о железобетон, изогнулась, будто не имела сечения толщиной в мизинец, и стала падать на дно.

Я выбрал жертву поменьше, норовя произвести выстрел в угон, чтобы гарпун без труда проник под чешую. Однако в момент выстрела рыба повернулась боком. В ушах зазвенело, в лицо ударила волна. Я вцепился обеими руками в ружье, ожидая рывка. Но повторилась история с Доминго Альфонсо, с той разницей, что на месте, где только что находилась рыба, планировали, как осенние листья, несколько крупных ромбовидных чешуи. Стрела, как ни странно, не изогнулась.

Не успел я разобраться, что же произошло, как рыба, в которую я только что стрелял, подошла ко мне и с необъяснимым интересом, слегка приоткрыв жуткую пасть, принялась рассматривать меня. По телу у меня побежали мурашки. Подтягивая стрелу, я поплыл навстречу рыбе. Она с еще большим удивлением, но абсолютно без всякой поспешности, вразвалочку отошла.

Мне же показалось, что в ее огромных круглых, как кофейные блюдечки, глазах я прочел вопрос: "Что за странное животное с двумя хвостами выпускает изо рта пузыри и на расстоянии делает больно?"

Рядом раздался выстрел, и мимо, чуть ниже, пронеслась светлая тень, оставляя за собой бурый след. Доктор был верен себе и теперь следовал за своей добычей, как водный лыжник за моторной лодкой.

Я оказался в одиночестве - один, в воде, у входа в порт! Думать об этом было нельзя! Следовало действовать. А вокруг плавало уже не менее десяти рыб. Та, в которую я стрелял, была ко мне ближе других и, кажется, все время пыталась заглянуть мне в глаза. Особой агрессивности в ее поведении не чувствовалось, но непонятно было, что притягивало ее к явному врагу. Ни одна рыба, включая и акул, подобным образом себя не вела.

Подныриваю и, изловчившись, стреляю. Вся стая шарахается в сторону, но тут же возвращается. Моя добыча бьется на стреле. Сила тяги небольшая. Вижу, что выстрел угодил в голову повыше жабр.

Мысленно прикидывая, как глубоко засел гарпун, начинаю подгребать к лодке. Рыба сопротивляется, но я оказываюсь сильнее. Стая следует за нами. Собираю волю и гоню мысль: что, если хотя одна из них сообразит подскочить ко мне и ущипнуть зубастой пастью?

Появляется Доминго Альфонсо. Он плывет от лодки. Уже успел заменить стрелу. Мне становится легче. Но вот звучит его выстрел, и мой друг вступает в борьбу. Раненый тарпун носится вокруг него, как игрушка на нитке. Вижу, как мой товарищ судорожно стремится сорвать что-то с шеи. Бросаю свое ружье и мчусь к нему: тарпун опутал его шею шнуром и петля до крови сдавливает горло. Хватаю шнур почти у самой стрелы. Мгновения хватает, чтобы Доминго Альфонсо, который даже в этой ситуации не выпустил ружья из рук, освободился от пут. Тарпун сильно бьет мощным вильчатым хвостом, и в масках у нас обоих полно воды.

Оставляю Альфонсо Доминго дальше сражаться с рыбой один на один, выплескиваю воду из маски и глазами ищу мой круг. Оранжевое пятно оказывается совсем рядом. Подплываю и довольно легко подтягиваю ружье. Мой тарпун покорен - видно, выстрел в голову сильно оглушил его.

Доктора встречаю на полпути от лодки. Он сжимает левую руку в кулак и выставляет вверх большой палец. Его трофей уже в лодке.

Когда я передаю стрелу лодочнику, Альбертико стоит на носу и пристально следит глазами за отцом и его кругом. Моряки с баржи и "торговцы" шумно приветствуют меня. Только тот, кто сам когда-либо испытывал радость победы, может оценить владеющее мной чувство.

Возвращаюсь к "карусели". Иначе то, что происходит вокруг доктора, назвать нельзя. Стая, в которой теперь уже наверняка более двадцати пяти рыб, носится кругами с большой скоростью. Доктор, однако, хладнокровно выбирает ту, что покрупнее, и... снова отличный выстрел. Стрела пронзает жабры насквозь. Рыба уходит на глубину и сильно тянет за собой ружье. Доктор слегка погружается и выпускает ружье, но хватается за линь. Он в кожаных перчатках потихоньку стравливает конец, пока не достигает круга: расчет прост - выждать, дать рыбе самой утомиться.

Очередь за мной, но... неудача. Хоть и попадаю под нужным углом, гарпун входит в тело рыбы неглубоко, и она вырывает его вместе с куском мяса, который тут же проглатывается одной из ее сестер. Не успеваю перезарядить, как рыба уже рядом и буквально лезет на ценя. Произвожу выстрел, от звука набатно гудит в голове. Тарпун дергается и замирает.

Где-то поблизости стреляет Альфонсо Доминго. Когда мы оба возвращаемся от лодки, я вижу кровавый след на шее друга, а доктор все еще не овладел своим трофеем. Рыба его очень крупная и не дается в руки. А надо ухватиться за стрелу, и тогда удастся направить рыбу в нужную охотнику сторону.

Неожиданно стая исчезает так же внезапно, как и появилась. Доктор немедленно, раздвинув пальцы в виде латинского "V", приставляет руку к стеклу маски и два раза убирает ее. Это означает: "Смотри", "Внимание". Нам ясно: доктор приписывает молниеносный уход рыб возможному появлению более сильных хищников, и поэтому мы с Альфонсо Доминго становимся друг к другу спинами, прикрывая доктора со стороны моря.

Наконец ему удается схватить стрелу. Он перебирает по ней руками, пока не достигает тела рыбы. Та отчаянно сопротивляется, бьет хвостом, но охотник уже вне опасности, и мы плывем к лодке.

На пристани нас ждал представитель портовых властей, который весьма темпераментно выразил свое неудовольствие по поводу того, что мы затеяли охоту в таком месте, но тут же, сменив гнев на милость, присоединился к собравшимся, чтобы с жаром высказать свое восхищение.

Крупный экземпляр, который подстрелил доктор, от рыла до хвоста имел без четырех сантиметров два метра, на весах он потянул 114 фунтов. Я занял третье место, но был безмерно счастлив.

Дома у доктора, когда мы уселись за дружную трапезу, чтобы отметить наши успехи и мой предстоящий отъезд,- Доминго Альфонсо то и дело вытягивал шею, ибо рубец спекся и, очевидно, саднил,- отец с напускной строгостью спросил сына:

- А ну-ка теперь расскажи, Альбертико, что ты задумал сегодня? Зачем тебе вдруг понадобился в лодке акваланг?

Альбертико промолчал; но когда я направлялся домой, а мой юный друг сел в машину, чтобы добраться до центра города, он поведал мне, что на днях ему приснился страшный сон. Он рассказал об этом сне матери своего приятеля, которая "все понимает в хиромантии и снах", и та дала понять, что сон предвещает несчастье его отцу.

- Ну, а чего же ты сейчас оставил отца одного? - пошутил я.

- Сила сна кончается во вторую половину субботы.

Я рассмеялся.

- Неужели ты веришь во все это?

- Да, в общем-то, нет, но я так, на всякий случай. Просто мне хотелось быть с вами на охоте.

- А мне очень бы хотелось, чтобы у всех моих друзей были такие сыновья, как ты.

Альбертико потупил взор и тут же стал со мной прощаться. Вышел он из машины со словами:

- Мне очень хочется учиться в Московском университете. Если получится, можно я вас разыщу в Москве?

Я вынул из записной книжки визитную карточку и оставил Альбертико свой московский адрес.