В лесах водорослей

На Южных Шетландских островах таких дней, как сегодня, - солнечных, тихих и ясных, в году бывает лишь несколько. Чаще же всего в районе чуть южнее пролива Дрейка - туманы, дождь и снежные заряды. Бухта Ардли, в которой стоит "Обь" на якоре, образована куполообразным ледником, скрывающим центральную часть острова, и гористым полуостровом Файлдс. В центральной части бухты, в ее торце, между полуостровом и ледяным куполом от уреза воды поднимается волнистая терраса из морской гальки и высокая скала.

Утром спускаем шлюпку и идем на разведку к скале. Под нами дно, выложенное овальными светлыми камнями, оно хорошо просматривается до глубины 6-10 метров. Грузов уже готов к спуску - оделся еще на судне. Он сразу же исчезает под каменным карнизом у основания скалы. Трудно страховать: пузыри воздуха смешиваются с пеной наката, все вместе бурлит и трудно уловить момент, когда водолаз переходит с одного места на другое. Наконец Женя поднимается. Место любопытное, начинаясь от поверхности воды, вниз по всей стене тянется сплошной ковер губок. В расщелинах - асцидии, актинии, масса мидий. Неглубоко, около 15 метров. На дне чаща водорослей.

В проливе Файлдс

Наша цель - в ближайшие дни найти такие места для работы, которые возможно полно охарактеризовали бы этот район Антарктиды. Мы медленно огибаем мыс, за которым открывается небольшая бухточка. На берегу лежит остов старого судна, - видимо, остатки парусника середины прошлого века. Рядом небольшой гарем морских слонов. Валентин глушит мотор. Сажусь на борт шлюпки, делаю сальто вниз, обжимаюсь. Мелко, всего около 4 метров. Вокруг меня настоящий густой лес водорослей, листья многих из них достигают поверхности воды. Мешает работать вода - хлещет в плохо надетый шлем, как из пожарного брандспойта. Переворачиваюсь на левый бок, вода уходит через лепестковый клапан в маске, но стоит вернуться в нормальное положение, как все повторяется. Нужно подняться наверх. Валентин поправляет шлем, опускаю в воду голову, течи нет, теперь опять вниз. Голая поверхность каменистого дна позволяет видеть, как водоросли прикреплены к скале. Длинный стебель заканчивается корнеобразными отростками - ризоидами. Они охватывают малейшие выступы скального дна, отдельные камни, проникают в щели, крепко присоединяя к скальному основанию длинные стебли. Прикрепиться к скале - больше ничего от ризоидов не требуется. Водоросли, в отличие от наземных растений, получают все необходимое для своего развития не через корни, а из воды. Насчитываю около десятка различных типов водорослей. В основном это бурые, красных совсем мало. Под ними кипит жизнь. В тени длинных листьев, там, где освещенность низкая, обитают различные моллюски, черви и ракообразные. Некоторые покрывают не только поверхность скал и ризоиды, но также стебли и широкие листья.

Дно медленно понижается к выходу из бухты, глубина всего метров десять. Акваланг почти пустой - тянет вверх. Решаю выходить, так как излишняя положительная плавучесть создает заметное неудобство - все время "ползешь над самым дном, придерживаясь за выступающие камни и водоросли.

Через всю бухту плывем к одинокой скале, торчащей острым красным клином на фоне ледника. Скала - "Парус", как мы ее окрестили, - медленно встает из воды, увеличивается в размерах, и вот уже громада красного камня нависает над головой. По рваной поверхности скалы бегут вниз многочисленные ручьи, а там, где проходит граница с ледником, в море впадает целая речка.

Вода мутная. Пушкин быстро уходит вниз. Судя по страховочному концу, здесь глубоко, что-то около 40 метров, а может быть и больше.

Неожиданно конец лихорадочно задергался - срочный выход. Быстро выбираю, чувствуя поспешность и лихорадочность движений водолаза. Нужно спешить. Появляются Сашина голова и плечи, Валентин наполовину втягивает Пушкина в шлюпку. Саша срывает шлем, некоторое время, тяжело дыша, так и лежит - наполовину в воде, наполовину в шлюпке. Вскоре все выясняется. На глубине 45 метров лопнула диафрагма легочного автомата. При вдохе вместо воздуха пошла вода. В подобной ситуа-ции единственный выход - быстрее выбраться на поверхность. Сегодня со спусками все. У Саши сильнейшая головная боль. Снимаю с него акваланг, перчатки, пояс с грузами. На носу шлюпки, подальше от работающего двигателя, Пушкин ложится на рюкзаки и постепенно приходит в себя. Там, где он спускался, интересного мало. Мутная вода, все покрыто толстым слоем наносов. Очень похоже на дно бухты Джонсон-Док. Из всех животных, которых успел собрать Пушкин, интересны только представители колонии больших белых червей - немертин.

"Обь" на противоположном конце бухты совершенно не выделяется на фоне серых сопок полуострова Файлдс. Прикидываем наши возможности - бензина маловато, но Валентин уверяет, что хватит дойти до бухты, где лежбище морских слонов и остов разбитого судна. Оттуда до "Оби" всего 400-500 метров, если бензин и кончится, можно будет добраться на веслах. Выбрав оптимальный режим работы двигателя, быстро удаляемся от берега. Со стороны океана в бухту идет крупная зыбь. Нас начинает сильно качать. Только когда шлюпка взлетает на гребне волны, мы видим берег, в следующий момент над нами только верхушки волн. К бухте подходим на малых оборотах, кругом масса торчащих из воды камней. Накат. Валентин совсем снижает скорость, двигатель глухо бормочет, чихает и наконец глохнет. По инерции мы проскальзываем в закрытый заливчик между высокими каменными пальцами. Здесь на оттяжке оставляем шлюпку, а сами уходим к лежбищу морских слонов.

Тюлени-крабоеды

Обломок парусника - единственное, что напоминает о днях, когда район Антарктического полуострова был местом тюленьего промысла и пристанищем для китобоев. Южные Шетландские острова, находящиеся ненамного южнее мыса Горн, были открыты в начале XIX века. Путь вокруг мыса Горн для мореплавателей того времени был единственной дорогой из Атлантического океана в Тихий. Мало кто из капитанов стремился отклониться от своего обычного маршрута далее к югу, где море становится еще более диким и злым. Единственное желание моряка, попавшего в эту часть океана, - скорее пройти пролив Дрейка, место, где всегда ревет сильнейший ветер, массы ледяной воды обрушиваются на корабль, а многочисленные течения делают плавание трудным и опасным.

Вильяме Смит, хозяин грузового парусного брига "Вильяме", при очередном рейсе из Вальпараисо в Буэнос-Айрес спустился несколько южнее обычного. То ли он сделал это сознательно, то ли его увлек туда шторм, доподлинно не известно. Фортуна была милостива к Смиту, в разрывах тумана он увидел неизвестную землю. Это и были острова, на одном из которых мы сейчас находимся. Вернувшись в Чили, в портовом кабачке за бутылкой виски Вильяме Смит рассказал своим друзьям об открытии острова. Охотников поверить не нашлось, тем более, что рассказ сопровождался поглощением изрядного количества виски. Но Смит был упрям. При очередном рейсе он уже специально отклоняется к югу и приходит к острову. Остров был обследован, и сообщение о его открытии появилось в одном из английских журналов. Прочитав журнал, капитан английского военно-морского судна Ширрер разыскивает в Вальпараисо хозяина брига "Вильяме". Встреча заканчивается удачно для обеих сторон. Ширрер фрахтует бриг и отправляет на нем экспедицию для обследования острова под командованием лейтенанта Брансфильда. Исследователей встречает туман, айсберги, дождь со снегом и многочисленные дрейфующие льды. В целом экспедиция была неудачной. Детально обследовать остров не удалось, однако были обнаружены другие острова, богатые промысловым зверем.

Весть об этом быстро разнеслась среди зверобоев. Уже в 1820-1821 гг. здесь ведет промысел флотилия американских судов. Двадцатидвухлетний моряк Пальмер, капитан небольшого шлюпа "Герой" из состава этой флотилии, отправляется обследовать острова и искать новые лежбища морского зверя. Однако нанес острова на карту и подробно изучил их Беллинсгаузен в феврале 1821 г. Острова получили названия Смоленск, Березина, Пальмер и Ватерлоо. Русская экспедиция двинулась дальше и открыла острова Три Брата, Мордвинова.

В те времена первооткрыватели этих островов встречали на берегу многотысячные стада морского зверя - котиков и слонов. Пальмер при встрече с Беллинсгаузеном назвал цифру в 60 тысяч - количество котиков, забитых за один сезон. Зверобои, которые здесь промышляли, были людьми скрытными и жестокими. Острова в этом районе океана невелики, поэтому каждый, кто первым сюда попадал, старался урвать побольше и не отягощал свою совесть заботами о восстановлении поголовья животных. Только что открытые лежбища уничтожались полностью. Неудивительно, что к 1830 г. на Южных Шетландских островах из многих тысяч животных остались только отдельные экземпляры.

Теперь, спустя 150 лет, поголовье морского зверя увеличивается, но очень медленно. Если раньше, чтобы поставить на берег ногу, нужно было убить животное, то теперь только кое-где можно увидеть небольшие гаремы морских слонов.

Утром мы сидим у гидрологов и просматриваем данные замера глубин в бухте. Нам необходимо найти вертикальную стенку или же крутой склон. Именно в таких местах нагляднее всего представлено расселение животных по этажам. Утешительного мало. Почти всюду дно плавно понижается в сторону моря. На тех участках, где произведены замеры, максимальные глубины достигают 60-70 метров, но это на расстоянии 200-300 метров от берега. Доступные для нас глубины - 30-50 метров - несколько ближе. Но работать здесь трудно: сразу же нужно погружаться на предельную глубину, сложно будет поставить шлюпку на якорь и удержаться при ветре на одном месте, поскольку наш небольшой адмиралтейский якорь оказался не приспособленным для выполнения столь почетной функции - его легко отрывает от дна одно только слабое трепыхание каната, заменяющего нам якорную цепь. У двух островов, расположенных в куте бухты, глубины до 10-15 метров. Однако в этом месте промер глубин еще не окончен, возможно, что-нибудь да будет найдено. После изучения навигационной карты решаем спуститься у отвесных скал, расположенных ближе к выходу из залива Гуардия-Насьональ, где большие глубины начинаются недалеко от берега.

Бухта Ардли. Водоросли ламинарии. Глубина 6 метров

Вот и мыс - несколько голых каменных пальцев. Шлюпка упирается носом в скалу. Грузов сразу же с кормы уходит вниз, плывет метрах на десяти, но вскоре поднимается. Опять здесь не то, что нужно. Вначале мелко. Глубины начинаются дальше, чем это показано на карте.

Решаем попробовать у двух островков в конце бухты Ардли. Судя по характеру острова Альбатрос, большего из двух; и береговой линии гряды Файлдс, где-то под водой должен быть крутой склон.

Спускаюсь у основания отвесных скал большего острова. Неглубоко, всего 3-4 метра. Медленно плыву над дном в сторону моря. Видимость у поверхности плохая, глубже - лучше. На дне плотная чаща водорослей, длина некоторых стеблей более 10 метров. Идет отлив, и все листья вытянулись в одном направлении, плотно прикрывая дно толстым ковром. Ровная площадка дна кончается. Вниз уходит узкая расщелина, расширяясь в обе стороны и постепенно переходя в отвесную стенку. Водоросли сползают вниз, скрывая поверхность скалы и многих животных. Такой удивительной стенки под водой я ни разу не встречал. На террасах растут колонии губок, по форме напоминающих пасхальный кулич. В центре колонии они большие, а к краям становятся все меньше и меньше. Расположены, как солдаты в строю, - по росту. На 25 метрах стена переходит в крутой склон, по которому свисают только отдельные языки водорослей. Встречаются чистые участки дна, громадные кусты белых актиний. Наверху пасмурно, и под водой полумрак. Над песчаным дном несколько светлее. Спускаюсь до 40 метров. Прямо передо мной из голубого полумрака показываются необычные сооружения - несколько параболических арок пролетом от 2 до 5 метров, нежно-кремового цвета, толщиной в руку. Что это, животные или растения? Вероятнее всего, первое. Дотрагиваюсь до одного из них, на ощупь немного упругое, но легко сминающееся тело. Отделить от грунта животное нетрудно, но поместить в сетку много сложнее - скручиваясь кольцами, оно охватывает мою руку и не желает лезть внутрь капроновой сетки. Как только я его отпускаю, оно легко поднимается вверх. Подставляю сетку, и это существо, свернувшись клубком, само вплывает в мешок. Мне остается только протолкнуть его дальше, чтобы не зажать защелкой.

Поднимаюсь вверх по склону. В шлюпке осторожно выпускаем существо в ведро с водой. При дневном освещении оно имеет сочный оранжевый цвет с легким серебристым налетом. Грузов с Пушкиным долго ломают голову - что же это такое лежит перед ними. Наконец классифицируют - сложная асцидия. С асцидиями мы встречаемся почти при каждом погружении. Обычно они живут небольшими колониями, по шесть - десять особей в каждой. Формой напоминающие вытянутый кувшин, с ярко выраженным отверстием сифона, плотные на ощупь, они прочно прирастают к основанию скалы. Через сифон поступает морская вода, из которой асцидия усваивает все необходимое для своего развития. Личинка этого животного ведет планктонное существование, в строении ее имеются даже признаки, присущие высшим формам: спинная хорда, нервная система и глаз. Но как только асцидия прикрепляется к основанию скалы, быстро происходят изменения в строении организма - атрофируются и исчезают признаки высших животных. Асцидия превращается в кувшиноподобное существо, ведущее сидячий образ жизни.

Помимо подводных гидробиологических исследований, наша группа проводит наблюдения за наземными животными, птицами, собирает некоторые интересные их виды. В нашем распоряжении на судне целый рефрижератор. Мы постепенно наполняем его, здесь уже лежат несколько тюленей, с десяток пингвинов и ящики с птицей. Когда-нибудь мы снова увидим этих животных, но уже в экспозиции Зоологического музея Академии наук. А сейчас, в свободные от погружений часы, наша четверка бродит по островам и пополняет коллекции.

На одном из пляжей видим останки кита. Челюсть длиной в три человеческих роста, громадные позвонки и другие части скелета помогают зримо представить габариты животного. Тут же разбросано несколько пластин китового уса. Они твердые и гибкие, серовато-черного цвета. Каждый из позвонков весит около 40-50 килограммов. Саша и Валентин выбирают из общей груды наиболее чистые и гладкие и несут в лодку. На вопрос: "Зачем?" - Валентин несколько медлит с ответом, а потом произносит с просветлевшим лицом: "Подарок любимой женщине".

Пример оказался заразительным, через несколько дней все позвонки с пляжа исчезли, перекочевав на борт "Оби". Любители дарить подобные сувениры на протяжении многих дней плавания с ножами и напильниками корпели над позвонками, счищая с них наружный истлевший слой и наводя глянец.

Бухта Ардли. Морская звезда и еж на водорослях

От пляжа вверх поднимается крутой склон, покрытый мощным слоем плоских мелких камней. Когда мы взбираемся на вершину острова, наши ноги вязнут в этой каменной каше. У лабиринта скал, там, где начинается обрыв, гнездо крупных птиц. Появление человека их не беспокоит, только когда мы подходим вплотную к гнезду, одна из птиц прячет под себя птенца, а другая отталкивает нас крыльями. Судя по размаху крыльев - он около 2 метров - и по пестрой серой окраске, это странствующие альбатросы. Во время плавания "Оби" на широте 40-60 градусов они часами парили над нами, не делая ни одного движения крыльями и используя только восходящие потоки воздуха. Альбатрос легко обгоняет судно, поднимается высоко в небо или стремительно скользит над самой водой. Эти вечные странники моря спят на воде и только птенцов выводят на далеких островах высоких широт, там, где у них нет на земле врагов. С ровной площадки альбатрос взлететь не может - ему нужен разбег. Поэтому и гнездо у этих птиц устроено на самом краю обрыва. Бросившись со скал вниз, альбатрос получает необходимую начальную скорость для полета. Гнездо птицы строят вместе. Единственное яйцо высиживают поочередно, а когда появляется птенец, оба родителя трогательно заботятся о нем.

Ветер меняется. Нужно возвращаться. Шлюпку начинает бить о камни. Она тяжело нагружена - китовые позвонки, несколько птиц и коллекция камней. Медленно выходим из бухты в пролив Файлдс. С каждым порывом ветра в нас летят соленые холодные брызги. Заливает сильно. Ясно, что вчетвером мы не сможем обследовать дальние бухты острова. Даже небольшое волнение будет каждый раз серьезным препятствием для перегруженной шлюпки. Выход один - разбиться на пары и работать так, как мы это делали в Молодежной и Мирном.

Пушкин и я опять вместе. Наше время для погружений с 4 до 8 часов утра. С 8 до 12 часов погружается Грузов. Мы в это время производим разборку собранного материала, ас 12 часов опять уходим вдвоем на шлюпке к островам и возвращаемся только к четырем. Затем наступает время Жени и Валентина, а мы готовимся к погружениям и отдыхаем.

Каждое утро в 3 часа 30 минут нас будит вахтенный матрос. Вылезаем на палубу. Как правило, идет мелкий дождь. Временами налетает холодный ветер. Со стороны пролива Дрейка, через галечную террасу, где строят станцию, перекатываются клубы тумана и растекаются ватным облаком по бухте Ардли. Пропадает берег, только в разрывах иногда проглядывают черные и белые пятна - скалы и снег. Вахтенный выводит стрелу и спускает шлюпку за борт. Валентин с вечера тщательно укрыл мотор, и утром он заводится не капризничая.

Наш гидробиологический разрез находится на вертикальной стенке в районе двух островов. От "Оби" на средних оборотах туда идти минут двадцать. Останавливаемся там, где глубина не превышает 10 метров. Чтобы не искать каждый раз это место, после первого спуска мы установили здесь пенопластовый буй. Близко от него и бросаем якорь.

Спуск. Видимость плохая, 4-5 метров. Контуры предметов расплываются, но ничего не поделаешь, нужно фотографировать, сидеть и ждать нет времени. Ниже, метрах на двадцати, видно лучше. Я только нацеливаюсь на колонию куполообразных губок, как что-то быстро мелькает в поле зрения. Поворачиваюсь, вокруг никого и ничего. Значит, показалось. Но вот опять какие-то тени быстро проносятся от дна к поверхности. Это уже не галлюцинация, а что-то реальное. Опускаю камеру на дно и тихо подплываю к тому месту, где заметил движение. Вот оно что, оказывается, это пингвины. Они ныряют под углом 45-60 градусов к поверхности воды, некоторое время что-то ищут на дне, а затем стремительно поднимаются. При этом они быстро, как при плавании кролем, перебирают своими закрылками и лапами. Скорость такая, что пингвины по инерции вылетают из воды на метр-полтора. Этим приемом пингвины пользуются, когда необходимо выпрыгнуть на припай высотой более полу-метра. Беру камеру и стараюсь подплыть к ним поближе, хотя бы метра на три. Но проделать такое возможно только теоретически: неожиданно все пингвины исчезают. В акваланге остаться под водой незамеченным невозможно. Постоянное шипение и бульканье, издаваемое выдыхаемым воздухом, отпугивает не только крупных животных, но даже рыбу: инстинкт самосохранения пересиливает любопытство. Вместо интересных кадров видишь только мелькнувшие тени убегающих животных. За всю экспедицию мне удалось сделать лишь несколько кадров, на которых позировала рыба. С губками проще. Они не пугаются и не убегают. У основания стенки их целая колония, многие наполовину занесены илом. Лучше всего фотографировать тех, которые прикреплены к светлому дну у основания вертикальной стенки. Все объекты распределены как на выставочных стендах. Остается только выбрать интересный сюжет и отплыть на требуемое расстояние. При срабатывании ламп получается дополнительная подсветка от дна, которая высвечивает обратную сторону губок, устраняя глубокие провалы и тени. Когда жизотные расположены в одной плоскости, можно наилучшим образом использовать глубину резкости объектива.

Морской слон в море

Слабое течение шевелит заросли ламинарий, длинные листья приподнимаются над дном. Вскоре лес водорослей кончается. Я спускаюсь ниже. На поверхности пасмурно, здесь темновато. Видимость ограничена 5 метрами. Провалы между камнями наполнены таинственным синим мраком. Такая обстановка под водой сегодня что-то гнетет, на душе тревожно, в голову лезут всякие страхи. Какое-то внутреннее беспокойство не покидает меня, хотя нет ничего странного и необычного в сегодняшнем спуске. В подобной ситуации и даже в гораздо худшей приходилось работать уже не раз.

Глубже 35 метров решаю не спускаться. Фотографирую нескольких офиур, поворачиваюсь, чтобы плыть обратно, и останавливаюсь. Прямо на меня, поднявшись над дном на 2 метра, ползет странная тварь. Взбаламученный мною ил, низкая освещенность под водой мешают рассмотреть, что это такое. Длинные щупальца извиваются во все стороны, достигая в размахе нескольких метров. На осьминога не похоже, на кальмара тоже - слишком велико по габаритам. То, что я вижу, явно не попадает в разряд известных мне обитателей моря. Темная извивающаяся масса приближается. Наконец соображаю, что это оторванный мною же кусок больших водорослей, у которых стебли сбились в кучу, а концы листьев болтаются. Течение бесшумно проносит надо мной этот новый вид морского существа, и оно растворяется в голубом сумраке.

На сегодня, пожалуй, мне хватит, поднимаюсь на поверхность. Когда я снимаю костюм, Саша уже готов к погружению. Достаю ему несколько сеток для качественного сбора с глубин 35, 40 и 45 метров. Через полчаса он возвращается. Сетки полные. Быстро расставляю ведра под банками шлюпки, в каждое ведро помещаю пробу с определенной глубины.

Утро следующего дня еще хуже, чем вчерашнее. Ветер усилился. Облака висят низко, иногда накрапывает дождь.

Единственное место, где можно сегодня погружаться, находится в проливе за островом Альбатрос. Высокий остров прикрывает от ветра, и там тише, волна приходит сбитая. Снимать нельзя - вода очень мутная. Беру скребок, сетку, рамку и ухожу под воду. Спускаюсь вдоль якорного каната, который в такт колебаниям шлюпки наверху то натягивается как струна, то, извиваясь, ослабевает. Оставляю канат и сразу же теряю путеводную нить. Очень мутно. Глубиномер показывает 15 метров, дно должно быть где-то рядом, но его очертания даже не угадываются. Еще несколько метров вниз в подсиненном молоке, и я опускаюсь на мягкий грунт.

Меня обволакивает серый туман - внизу под ногами толстый слой ила. Поднимаюсь над дном на метр и проплываю несколько вперед против течения. На сером дне четко выделяются белые длинные полосы - это черви немертины. Много офиур. Это тоже иглокожие, как и звезды, но только более подвижные. Из тела, похожего на пряник, растут длинные тонкие змеевидные лучи, длина которых в несколько раз превышает диаметр тела. Эти отростки очень хрупкие, и офиура может их легко отбрасывать. Восстанавливаются утерянные лучи у офиур значительно быстрее, чем у других иглокожих.

Намечаю участок дна, где можно взять пробу. Укладываю рамку, но та сразу же уходит в грунт. Несколько движений - и все окружающее исчезает в тучах поднятого ила. Работаю на ощупь. Без всякого сомнения, подобное занятие малоинтересно, и когда Пушкин достает сразу несколько проб с различных глубин, я могу только поражаться его выдержке и добросовестности.

Саша подает сигнал выхода. Ветер усилился и несколько изменил направление. Теперь он дует прямо со стороны выхода из залива Гуардия-Насьональ. Решаем возвращаться на судно, пока это еще можно сделать. В ветровой тени острова на гребнях волн видны белые барашки, а дальше, где открытое пространство залива и ветер беспрепятственно задувает, вся поверхность воды седая. Выходим из пролива. Прямо к "Оби" не пройти, мотор не справляется с ветром, шлюпка, взлетая на волнах, не продвигается вперед. Пушкин принимает ближе к полуострову Ардли, и под защитой берега мы проходим несколько дальше судна, затем поворот и, подгоняемые ветром, мы несемся к "Оби".

Саша подруливает к борту. Наша шлюпка то взлетает под самый трап, то на пару метров опускается вниз. На палубе никого нет. Рано, около шести утра. Первая смена строителей работает на берегу, другие отдыхают. Вахтенный знает, что мы приходим около 8 часов, и наше появление сейчас осталось незамеченным. Сворачиваю конец кольцами - нужно будет прыгать на трап. При очередном взлете шлюпки прыгаю. Ноги соскальзывают с мокрых досок, лодка уходит вниз, но я успеваю ухватиться за поручни. "Бросай конец!" - кричит Пушкин, так как относимая от трапа лодка тянет конец и может сбросить меня в воду. Подтягиваюсь на руках. Пушкин один. Одной рукой управляет шлюпкой, другой выбирает конец из воды. Очередной бросок оказался удачным. Я отвожу шлюпку под корму, спускаю штормтрап, и Саша благополучно поднимается на борт.

Самки морских слонов

За ночь ветер и море утихли. Во второй половине дня, после погружений, мы уходим на шлюпке в пролив Файлдс. С нами идет еще механик с "Оби" Валерий Карлов, общительный, всегда полный оптимизма парень, неплохой охотник. Последнее весьма кстати - поможет нам отстреливать интересных птиц. Тихо, только по гладкой поверхности воды барабанит мелкий дождь. Медленно скользим вдоль застывших каменных исполинов, изрезанных временем и ветром. Пролив сужается. Сильнейший поток встречает нас в самом узком его месте. По поверхности воды проносятся гигантские водоросли, их крутит течением, бросает на камни, затем снова подхватывает и выносит на более спокойное место. Прижимаемся к сильно изрезанному небольшими бухточками берегу, отвесными уступами уходящему прямо в море. Бухточки заполнены спокойной и чистой водой. В этом проливе нам нужно будет обязательно спуститься под воду. Место интересное. Здесь скальное дно, чистейшая вода, а главное - мощное течение, которое способствует развитию различных прикрепленных организмов: из проносимой воды они усваивают массу питательных веществ.

На поверхности жизнь не менее богата. На при-брежных камнях, в маленьких заводях и на песчаных пляжах масса всякого непуганого зверья - пингвины и самые различные птицы, тюлени-крабоеды и тюлени Уэдделла, котики и морские слоны. С ветром издалека доносятся странные звуки, весьма напоминающие стон болельщиков хоккея при проигрыше любимой команды. Стало быть, где-то там дальше есть крупное лежбище морских слонов.

Пролив расширяется. Слабый ветер частично разгоняет туман. Мы выходим на противоположную сторону острова Кинг-Джордж. Прямо перед нами, насколько хватает глаз, из воды и тумана вырастают новые и новые остроконечные вершины многочисленных скал и островов, то черные, то серые, то едва различимые, как призраки. Подходим к одному из них. Сверху, с карнизов и узких площадок вниз глядят многочисленные птицы. Но над нашими головами встают отполированные прибоем до блеска совершенно отвесные стены, и взять эту природную крепость, как бы мы ни желали, нам не удастся. Впереди в тумане с глухим утробным звуком обрушивается в море ледяной барьер. Раздается громкий всплеск, который сразу же тонет в шуме ломающегося льда.

Возвращаемся в пролив и пристаем к одному из островов, на котором видели незнакомых пернатых. Валерий отправляется на охоту, а мы - обследовать остров и искать новые гнездовья. Грохочут выстрелы. Когда Валерий возвращается с трофеями, мы проходим в обратном направлении пролив Файлдс вдоль противоположного берега. Решаем погружаться в этих местах завтра, не откладывая свой визит на более далекое время. Здесь слишком неустойчивая погода и такой тихий день, как сегодня, большая редкость.

Утром в три тридцать мы уже на ногах. Все собрано еще накануне. Через час хода из-за мыса показывается извилистая черная стена. Солнце стоит низко. Его лучи, отражаясь от поверхности воды, мешают рассмотреть подводный рельеф. Только в тени скал видим, что вода прозрачная и вниз от уреза воды уходит сплошной лес водорослей. Плохо одно - сильное течение, которое будет сносить и водолаза, и шлюпку.

Выбираем бухточку, где нет водоворотов, и заплываем туда. Шлюпка упирается носом в берег. Я раскачиваю якорь и забрасываю возможно дальше вверх по течению. Как только он надежно зацепляется за дно, выбираем слабину и стабилизируем свое положение над началом подводного склона. Прыгаю в воду. Течением сразу же относит от лодки к берегу. Пушкин держит конец туго и выдает очень помалу.

Столкновение самцов

Перебирая руками водоросли, спускаюсь вниз. Водоросли растут так тесно, что их протянутые по течению листья образуют непробиваемый толстый слой. На глубине 15 метров пытаюсь пробраться сквозь эти джунгли к скальному основанию и посмотреть, кто там живет, но водоросли цепко хватают за ноги и акваланг. Кажется, я запутался. Любое резкое движение не освобождает, а только ухудшает мое положение. Некоторое время не двигаюсь. Поток воды разворачивает листья и помогает выбраться. Не спеша вытаскиваю одну ногу, затем другую. Течение сносит даже здесь, почти на 20 метрах. На 27 метрах склон переходит в плоскую неширокую террасу, а ниже метров на шесть уже начинается сравнительно ровное дно пролива. На дне на расстоянии 4-5 метров одна от другой вертикально растут водоросли. Их длинные листья тянутся к поверхности воды, закручиваются течением, и весь этот лес стоит, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Свисающие листья водорослей, растущих на отвесной стенке горизонтально, образуют своеобразный тоннель. Я раздвигаю листья и вплываю в него.

Многообразие увиденных животных, их форма и цвет не поддаются никакому описанию. Здесь представлены почти все те же прикрепленные организмы, что и в Мирном, но только в большем количестве. Самое удивительное - чистота и насыщенность цвета большинства из них. Выбрав пару небольших губок правильной шаровидной формы, я поднялся к поверхности, где губки засияли сочным красным цветом. Сильное течение и водоросли мешают фотографировать. Пушкин протягивает мне рамку и сетку для сбора пробы. На 25 метрах выбираю ровную площадку и укладываю рамку. Быстрое течение уносит муть, и работать легко. Животные с площадки в четверть квадратного метра с трудом умещаются в двух сетках. Перед подъемом срезаю несколько водорослей, но Пушкин их бракует: водоросли без ризоидов интереса не представляют.

Саше нужно брать пробы на глубинах 30-35 метров. Спускаться на такую глубину отсюда, где стоит шлюпка и где мелко, неудобно. Сигнальный конец путается в водорослях, усложняется страховка водолаза, трудно его вытаскивать. Лучше встать над тем местом, где придется работать. Заходим выше по течению и забрасываем якорь. Нас сносит вниз до тех пор, пока якорь вновь не зацепляется. Потом шлюпку сразу же разворачивает по течению, канат натягивается, и мы стоим. Пушкин спускается на грунт под самой шлюпкой, о чем я могу судить только по тому, что сигнальный конец уходит в воду отвесно: пузыри воздуха уносит течением, и мне их не видно. Саша достает еще несколько длинных водорослей. Я принимаю их и кладу ризоидами в ведра с водой.

Солнце спряталось. Спустился туман, и пошел дождь. Видимость сократилась до предела, всего каких-то 10-15 метров. Поскольку широкий открытый залив Гуардия-Насьональ в густой туман не самое лучшее место для прогулок, идем вдоль берега. Этот путь в несколько раз длиннее прежнего, зато полная гарантия, что мы не приплывем в Южную Америку. Медленно тарахтим вдоль незнакомых пляжей, бухточек и мысков. Пошли какие-то низкие пологие берега, отмели. Прикидываем время хода и пройденное расстояние - мы наверняка находимся в куте бухты Гидрографов, которая отделяется от залива Гуардия-Насьональ, где стоит "Обь", только низким перешейком полуострова Ардли. Сейчас прилив, и мы должны благополучно пройти над этим перешейком.

Стою на носу шлюпки и смотрю, как быстро мелеет. Но вот дно круто понижается, мы входим в залив. Где-то здесь недалеко, в 200 метрах от берега, должна быть "Обь". Поднимается ветер, и туман редеет. Постепенно отдаляемся от берега, не теряя его из вида. Наконец в тумане появляется темное пятно. Это может быть только "Обь".

Несколько дней подряд погода не улучшается. Каждое утро нас встречает одно и то же - мокрый снег и ветер. Без всякого энтузиазма мы уходим на спуски. Одно погружение похоже на другое. Пушкин берет пробы, производит учет животных, я фотографирую.

Во второй половине одного из дней, когда погода несколько улучшается, мы опять выбираемся в пролив Файлдс. Уходим дальше знакомых уже островов, в пролив Дрейка. Из-за мыса показывается целый лес каменных пальцев, отмели, мелкие острова, и за всем этим поднимается громадное каменное яйцо - отдельный крупный остров. Проходим лабиринт каменных столбов и попадаем в закрытую бухту, которая оказалась идеальным местом для высадки. Близко от берега в заводях плавают морские слоны. Чтобы не спугнуть животных, выключаем двигатель. Шлюпка легко скользит по спокойной воде, пока днище не задевает за песчаное дно. Идет прилив, и мы втягиваем шлюпку подальше на пляж.

Бородатые пингвины

Берег сильно изрезан. В каждой бухте среди мелкой гальки и выброшенных морем водорослей лежат морские слоны. Животные мирно посапывают и никак не реагируют на наше появление. Подходим ближе. Наиболее молодые особи стряхивают с себя сонное безразличие и начинают с интересом за нами наблюдать. То, что внимание уделяют не господину, а кому-то другому, явно не по нутру старому слону. Вожак рыкает на свой гарем, а затем, изогнувшись дугой и привстав на хвосте, плюет в нашу сторону. Это действие производит должный эффект, от неожиданности мы отскакиваем. Сделав еще несколько отпугивающих движений, махина успокаивается, опускает голову на одну из своих возлюбленных и закрывает глаза. По своим размерам он существенно отличается от окружающих его дам. Туловище самца длиной более 5 метров, очень толстое и жидкое - это кусок жира, обтянутый кожей. При броске вперед туловище преображается, становится гибким и сильным.

То, что каждый самец со своим гаремом занимает отдельную бухту, обеспечивает относительный мир среди обитателей этого места. Иногда разлад вносит молодой холостяк, который осторожно выползает из воды и, пристроившись рядом с одной из самок, начинает за ней ухаживать. Молодые самки не отличаются преданностью своему хозяину. Они охотно принимают знаки внимания, и через некоторое время измена готова состояться. Время от времени владыка гарема поднимается и выясняет степень опасности. Увидев соперника слишком близко от самок, приходит в неописуемую ярость. Открыв пасть, раскачиваясь всем туловищем, злобно рыча, прямо через тела лежащих самок и детенышей старый самец бросается на молодого. Длинный нос, напоминающий хобот слона (откуда и название этих животных), дергается и фыркает. Перед соперником он еще раз приподнимается, верхняя часть туловища занимает положение, близкое к вертикальному, и, используя всю массу своего тела, он бросается вперед. В большинстве случаев молодые холостяки спасаются бегством - они еще явно уступают в силе вожаку и не решаются вступить с ним в схватку. В заключение свой гнев самец срывает на той даме, которая была готова его предать. Хватает ее открытой пастью, бьет и всячески выражает свое недовольство. Убедившись в неприкосновенности своего гарема, он ложится между наиболее любимых жен, и те нежно и преданно его облизывают, всем своим видом показывая, как они его любят.

Самую спокойную и размеренную жизнь ведут те молодые самцы, у которых одна-две жены. За ними следить легко, и ни одна не страдает от недостатка внимания. В этих маленьких группах царит мир и взаимопонимание.

На берегу животные почти все время спят, тесно прижавшись друг к другу. Разнообразие вносит купание. Эти часы наиболее приятные и вместе с тем очень беспокойные для владельца гарема. Купание явно доставляет ему удовольствие, однако в воде он менее проворен, чем молодые холостяки, и они пользуются этим. С нескольких сторон они подплывают к самкам и всячески стараются увести их в сторону. Глава клана разрывается на части, мечась от одного похитителя к другому. В конце концов ему это надоедает, и он, издав зычный гортанный звук, выгоняет из воды своих дам.

Пушкин снимает фильм о морских слонах. Большинство кадров статично. Животные спят, и никто из них не проявляет желания пошевелиться. Мы подходим к большому лежбищу, в котором около двадцати самок и один громадный старый самец. Все наши усилия расшевелить его оказываются тщетными. Он только похлопывает себя ластами по бокам и отмахивается от летящей в него гальки, как от назойливых мух. Тогда Саша отгоняет одну из самок к соседнему гарему. Это оказывает нужное действие и пробуждает громадину от спячки. С хрюканьем, грузно переваливаясь на своих ластах, слон бросается в погоню. Пушкин оборачивается и снимает нападающее животное в упор. Преимущество явно на стороне слона, он активно наступает, и Саша шаг за шагом пятится назад. Неожиданно он поскальзывается и, чтобы сохранить равновесие, делает резкое движение, которое сразу же останавливает зверя.

Подходит Валерий и извлекает из карманов массу разнообразных камней. Пока мы сидели и наблюдали за слонами, он успел сходить к основанию высокого каменного рога, торчащего на мысу острова. Оттуда он принес эти большие гроздья горного хрусталя, куски яшмы и несколько крупных опалов. Впрочем, это ценное приобретение его совсем не радует. Платой за камни стал фотоаппарат "Зенит". По словам Валерия, пока он разыскивал опалы, "Зенит" испарился с большого плоского камня, на который был положен. Мы все вновь поднимаемся к этому камню, обшариваем все ямы и щели, прочесываем весь склон до самой воды. Но ничего нет. Единственный возможный похититель - громадный поморник. Он кружится над нами, а затем садится на соседние камни и с издевкой наблюдает за нашими усилиями.

Залив Флаттоп пролива Дрейка

У этой птицы весьма странное строение туловища, напоминающего объемистый кувшин. Вполне возможно, что внутри его нашел свое место и "Зенит". Удар судьбы Валерий принимает стойко. Только к нам у него единственная просьба - при классификации поморников острова Ватерлоо указать, что некоторые из них питаются фотоаппаратами.

Утром следующего дня сильнейший ветер задувает со стороны пролива Дрейка, но это все же лучше, чем если бы дуло со стороны залива. Можно будет найти закрытое место под самым берегом, у скал полуострова Файлдс. Встаем на якорь у противоположной стороны острова Альбатрос. Видимость средняя, но с глубиной вода становится чище. Дно неровное, встречаются небольшие овраги, заполненные спутанными водорослями. По стенкам ползают морские пауки - пантоподы. Очень кстати: Пушкин специализируется по этим организмам, а мне еще ни разу не удалось их сфотографировать.

Глубже овраги сливаются друг с другом и заканчиваются отвесной стенкой. Внизу на стене колония белых актиний, удивительно похожих на цветы. Толстое цилиндрическое тело этого животного плотно присасывается к основанию скалы. На верхнем конце тела многочисленные щупальца образуют мохнатую шапку. Все щупальца находятся в непрерывном движении и таким образом улавливают различных животных, подплывающих полюбоваться красотой этого цветка. Яд, находящийся в щупальцах, парализует любопытных, после чего актиния их заглатывает. За редким исключением, этот яд не действует на человека, актинию можно брать голыми руками. Любоваться красотой актиний можно только под водой. Отделенная от основания и вытащенная на поверхность, актиния втягивает щупальца, теряет форму и тонкие оттенки цвета.

Фотоаппарат заряжен цветной обратимой пленкой, и я без стеснения расстреливаю кадры - за один спуск нужно отснять все 36. После того как я сделал около 20 снимков и подзавел пружину перемотки пленки, под крышкой раздается скрежет и лязг. С опаской смотрю на бокс - не развалился бы он на куски, но внешне все нормально, только фотографировать нельзя. В ... дцатый раз сломалась полуавтоматическая перемотка пленки. Так преимущество камеры "Ленинград" в экспедиционных условиях оказывается ее крупным недостатком: автоматика не выдерживает интенсивной работы. Выходит из строя уже вторая камера этого типа. Все надежды на старика "ФЭДа". Ему тридцать лет от роду. Невзрачный и потертый, он безотказно работает все экспедиции.

Саша просит взять ил в том месте, где я заметил пауков. Спускаюсь вниз с зубчатым дночерпателем. Раскрываю акулью пасть дночерпателя, и несколько пауков вместе со всем своим семейством исчезают во вместительном мешке. С грузом в 5-6 килограммов подниматься трудно. Сигналю наверх, вот и шлюпка.

У Саши на сегодня обширная программа: нужно взять образцы ила с глубин от 15 до 40 метров, с интервалами через каждые 5 метров. Но ветер усиливается и сбивает ритм работы. На втором спуске шлюпку срывает с якоря, и мы дрейфуем. Снова встаю на якорь над тем же местом, но пока Пушкин уходит вниз, нас срывает опять. И так несколько раз. В промежутках Пушкин носится вверх - вниз, пока, взяв все пробы, вконец измученный, не вползает в шлюпку. Ветер изменил направление и теперь задувает со стороны залива. Идем к "Оби". Там нас ждут. Судно подрабатывает винтами и бортом защищает нас от ветра и волн. Переждав очередной шквал, мы пристаем.

Пингвины папуа

В ночь с 8 на 9 февраля срывается шторм. Проснувшись утром, мы почувствовали, как сильно болтает "Обь" на якоре. На нижней палубе собрались все, кто должен ехать строить станцию. Но вельботы не спускают, и поездка отменяется. Юго-восточный ветер дует со стороны входа в залив с силой в 11 баллов, достигая при порывах 50 метров в секунду. Я иду на корму, чтобы посмотреть на шлюпку. Привязанная за канат, она отплясывает в такт колебаниям судна и волн. Когда колебания "Оби" и волн совпадают, канат оказывается коротким, нос шлюпки поднимается и она черпает кормой воду. Подходят Женя и Валентин. Выдаем больше каната, положение улучшается, но не надолго. Шквалистый ветер достигает временами ураганной силы. Срывает одну из шлюпок на средней палубе. Она так и висит за бортом с проломленным боком. В такое волнение поднять ее нельзя - разобьет о борт корабля. Отдают второй якорь, но грунт не держит. "Обь" несет на камни. Наша шлюпка, хотя и наполнилась водой, но не затонула - под банками вдоль бортов у нее герметичные баки.

Женю вызывают на мостик к капитану. Возвращается он сильно расстроенный. "Обь" уходит в море. Канат, связывающий шлюпку с судном, нужно обрезать. Уныло поплелись мы на корму, однако проделать это нам не пришлось. Канат оборвался сам, как только "Обь" заработала винтом и стала выбирать якоря. Полузатопленную шлюпку медленно несет в конец губы. Мы смотрим ей вслед и надеемся, что нашей посудине повезет - ее выбросит на длинный песчаный пляж в устье речки, а не на камни справа и слева от него. Если шлюпку разобьет и мы ее потеряем, то неизвестно, как в дальнейшем пойдет наша работа. Мы будем полностью зависеть от судовых вельботов, занятых постоянно на перевозке людей и материалов для строящейся станции.

Только через двое суток, когда ветер совершенно стихает, возвращаемся в бухту Ардли. С мостика капитан Э. И. Купри сообщил нам, что шлюпка выброшена на берег, несколько левее россыпи крупных камней.

И вот мы на берегу. Шлюпку все же заклинило между двумя окатанными глыбами и набегавшими волнами колотило об них так добросовестно, что в одном борту зияет внушительных размеров дыра. Тут же в радиусе 50 метров разбросано все наше снаряжение - акваланги, груза, ведра, сетки. Исчезла только сумка с гаечными ключами. Мы пробуем вчетвером снять шлюпку с камней, но сил явно не хватает. Выручает А. Ф. Трешников. Он подходит узнать, как наши дела, и весьма кстати включается в работу. Впятером мы вытаскиваем шлюпку из камней на ровное место. Теперь с помощью трактора - волоком до понтона. К вечеру покалеченная шлюпка доставлена на "Обь".

Следующие два дня солнечно и тихо. Но мы не погружаемся - заняты ремонтом. Корабельные плотники помогают заделать дыру, а Валентин полностью перебирает двигатель. В один из этих дней, когда появляется свободное время, я направляюсь на лежбище морских слонов у мыса Флаттоп. Прикидываю примерное расстояние от бухты Ардли до мыса. Идти нужно через сопки. Все кругом покрыто чистым, выпавшим этой ночью снегом. Иногда среди снега и камня пробиваются небольшие островки темной зелени - лишайники и мхи.

Солнце сильно припекает, и первозданная белизна начинает быстро сползать с сопок. То тут, то там появляются бурые, серые и черные пятна - острые грани камней. Только на теневой стороне сопок наст скован морозом и хорошо держит. С одной из вершин мне видна вся северо-западная часть острова Кинг-Джордж, начало пролива Файлдс, пролив Дрейка. Воздух сегодня так чист и прозрачен, что кажется, будто мыс Флаттоп находится рядом, хотя до него еще не один километр.

Спускаюсь по осыпающемуся под ногами галечному склону к основанию длинного амфитеатра залива Флаттоп. На пляже лежит несколько тюленей. Как всегда, они спят. Один из тюленей заметно выделяется строением тела и окраской шкуры. Четко выражены плечи. На длинной шее плоская голова, похожая на змеиную. Спина темно-серая, по серым бокам, шее и лопаткам разбросаны серебристые пятна величиной с хорошее яблоко. Подхожу к тюленю метров на пять. Небольшой голыш выводит его из сонного состояния. Но вместо обычного ленивого зевка следует быстрая реакция: тюлень прыгает метра на три в мою сторону, открыв пасть и лязгая зубами. Забыв о съемке, я очутился на вершине большого камня, установив личный рекорд в тройном прыжке. Глаза зверя мечут молнии, он злобно мотает головой, показывая ряд крупных зубов.

Последний лагерь на острове Майолл

На "Оби" один из биологов, Виктор Крылов, сказал мне, что встретил я морского леопарда. Среди тюленей это хищник. Питается не столько рыбой и головоногими моллюсками, сколько пингвинами и даже тюленями. На следующий день встреча с этим биологом закончилась для леопарда трагически. А через год в Москве Крылов показал мне чучело животного.

Субантарктическая зона, в которой находится остров Кинг-Джордж, необычайно богата как в видовом, так и в количественном отношении различными животными, в том числе и пингвинами. На одном месте часто гнездится до трех видов этих птиц, различающихся формой головы, размером и окраской туловища. На скалах Флаттопа у воды масса бородатых пингвинов, столь же маленьких и суетливых, как и пингвины Адели. Свое название они получили благодаря четкой полосе черных перьев, проходящей под клювом и напоминающей бороду.

Другая разновидность пингвинов, обитающих в районе острова, - пингвины папуа. У меня остается еще время, и я направляюсь к громадной колонии этих птиц, находящейся на полуострове Ардли. Отлив. По песчаному перешейку, выступившему из воды, перехожу на полуостров. Галечный пляж, оккупированный пингвинами, тянется на целый километр, огибая отдельные высокие скалы и полого спускаясь к воде. Пингвины папуа такого же роста, как и пингвины Адели, но клюв и лапы у них окрашены в сочный ярко-красный цвет, а через затылок подковой проходит полоса белых перьев. Часть пингвинов находится у моря, к которому нужно только спуститься с галечного пляжа. Вначале пингвины двигаются с достоинством, но сохранить его на весь спуск у них не хватает выдержки. Через десяток метров они пускаются наперегонки, плюхаются на брюхо и, помогая себе конечностями, скатываются вниз. У воды вскакивают на ноги, радостно подпрыгивают и с громким криком устремляются вперед. Купаются долго, выпрыгивая из воды в каскаде брызг, наседают друг на друга, вместе ныряют. Только нанырявшись они успокаиваются, собираются в кучу и начинают размеренно покачиваться на волнах. Плавать, нырять и бултыхаться в воде - их любимое занятие. Сюда же вниз, правда не так быстро, добираются и птенцы. Наиболее смелые бросаются к воде. Далеко не заплывают, а, радостно гогоча, плещутся на мелководье. Возбужденные и голодные, бросаются к каждому взрослому пингвину, подплывающему к берегу. Но тот быстро проскакивает через их ряды и устремляется к своему птенцу. Птенец необычайно возбуждается при появлении родителя: толкается о грудь взрослой птицы, машет крыльями и подпрыгивает. Он успокаивается, как только его клюв принимает порцию пищи. После этого малыш впадает в транс, погружаясь в послеобеденный сон.

На следующий день шлюпка спущена на воду у борта "Оби" и мы опять приступаем к погружениям. Погода отвратительная, идет дождь со снегом. Море спокойное, но изредка налетает шквал. Поверхность залива покрывается мелкой рябью, сильный порыв ветра срывает воду, и нам в лицо летит порция соленого дождя. Я спускаюсь с камерой к вертикальной стенке на нашем разрезе. Здесь все интересное уже отснято, и, не задерживаясь, я плыву несколько левее обычного маршрута. Поворачиваю за мыс, и рельеф дна резко меняется. С глубины 25 метров вниз уходит узкий каньон, его основание растворяется в голубом сумраке, заполняющем эту расщелину. Стены каньона, совершенно отвесные и ровные, богато заселены различными животными. Все имеет какой-то странный серый цвет. Краски отсутствуют. Спускаюсь глубже, но и здесь тоже все серое. Как только дотрагиваюсь до губок, вокруг растекается облако мути - налет ила.

После спуска с образцами собранных животных

Неожиданно конец натягивается и без всякого сигнала меня начинают быстро поднимать вверх и в сторону. Дно уплывает. Быстро проскакивают знакомые места: вход в каньон, начало стены, спуск, покрытый водорослями. Видимо, порывом ветра шлюпку все же сорвало. Поднимаюсь на поверхность. "Идем за большой остров, - кричит Пушкин, - здесь нам не устоять". За островом ветровая тень и относительно спокойно. Я приготовился прыгнуть в воду, но Саша меня останавливает: "Посмотри, такое увидишь не часто". Мимо нас от острова к берегу большой тюлень гонит нескольких пингвинов. В каскаде поднятых брызг трудно определить его вид, но, судя по поведению, это морской леопард. Пингвины то ныряют, то выскакивают, а за ними, рассекая воду, как корабль форштевнем, несется тюлень. Часть пингвинов отпрыгнула в сторону, и перед леопардом остались только двое. Темп гонки убыстряется. Пингвины все чаще и чаще выскакивают из воды, но тюлень делает заключительный длинный прыжок и настигает беглецов. Все скрываются под водой, и сколько мы ни смотрим на поверхность моря, там больше ничего не видно.

22 февраля - день открытия станции Беллинсгаузен. Солнечно и морозно. На берегу собрались все участники экспедиции и свободные от вахты члены экипажа. В два часа дня над станцией взвился флаг СССР и в эфир была передана первая радиосводка погоды. Затем состоялся небольшой банкет на свежем воздухе среди ящиков, камней и пингвинов.

Вечером "Обь" берет курс на Молодежную. На берегу остаются только 11 человек - первые сотрудники станции. В длинной цепи Южных Шетландских островов Проходим два острова - Мордвинова и Шишкова. С первым из них, островом Мордвинова, связана история спасения английской экспедиции Шеклтона в 1914-1915 гг.

Сэр Эрнест Шеклтон трижды пытался пробиться к Южному полюсу, но все три раза вынужден был отступить. Судьба ему явно не благоприятствовала. Английская экспедиция, выйдя на судне "Эндьюранс" с острова Южная Георгия в декабре 1914 г., вскоре столкнулась с мощными паковыми льдами. Через месяц, в середине антарктического лета, пройдя 1300 километров среди льдов, судно было прочно затерто ими. Всякие попытки освободиться оказались напрасными, и экспедиция была вынуждена зазимовать в паковых льдах. Однако это было только началом длинной цепи испытаний. Лед, находящийся в постоянном движении, с наступлением зимы начал атаковать корабль. Корпус "Эндьюранса" при каждом сжатии льдов угрожающе трещал, и в конце октября положение настолько ухудшилось, что оставаться на судне было уже нельзя. В любой момент его могли раздавить льды. Участники экспедиции перебираются на льдину и устраивают там лагерь. В ноябре судно не выдерживает очередной атаки. Раздавленный "Эндьюранс" скрывается под нагромождением ледяных торосов.

Англичане отправляются в тяжелый путь к острову Полет, туда, где в хижине находятся запасы продовольствия. Сани, три лодки и собаки - это все, что люди смогли захватить с собой. Продвижение через многочисленные торосы, трещины и неровности ледяных полей было медленным и мучительным, а дрейф льдов часто сводил достигнутое к нулю. Только в начале апреля появилась возможность спустить один из вельботов на воду. Пробираясь через льды, страдая от холода и голода, англичане, окончательно выбившись из сил, наконец достигли чистой воды. Только через двое суток изнурительной борьбы с морем люди смогли добраться до земли - острова Мордвинова. Запасы продовольствия подошли к концу, а ближайшим местом, где путешественники могли получить помощь, была база промысловиков на острове Южная Георгия. Оставив основной состав экспедиции на острове, Шеклтон и еще пять человек двинулись на вельботе дальше.

Остров Майолл. На темном фоне дна выделяются кувшинообразные губки

После двух недель борьбы с океаном люди достигли острова Южная Георгия. Высадка была неудачной, вельбот разбило о камни. База находилась на другой стороне острова. Перед измученными людьми стояла неприступная горная цепь, которую никто, еще никогда не проходил. Многочисленные вершины, покрытые ледниками, скрывались в тумане и преграждали путь. Шеклтон и его товарищи двинулись на штурм. В тумане, по крутым склонам обходя бездонные пропасти и карабкаясь через каскады ледников, группа более чем через сутки все же достигла базы промысловиков. В течение трех месяцев Шеклтон пробивается на судне к острову Мордвинова, туда, где ждут помощи оставшиеся товарищи. Три раза океан отражает эти попытки, пока наконец не сдается, уступив настройчивости Шеклтона. После четырех месяцев ожидания люди, оставшиеся на острове и уже потерявшие всякую надежду, были спасены.