Среди ледяных кристаллов

Утром следующего дня мы обсуждаем план нашей работы с В. О. Гербовичем. Один из первых вопросов к нам: "Что нужно, чтобы не задерживаясь вы смогли приступить к погружениям?" - "Нам нужно, - говорит Пушкин, - в первую очередь произвести разведку новых мест и попасть на остров Адамса".

Остров Адамса находится на расстоянии 25 километров от Мирного, недалеко от кромки ледяного барьера. Вокруг острова большие глубины, от материка он отрезан шельфовым ледником, и его подводная флора и фауна может оказаться очень интересной. Чтобы туда попасть, необходим вездеход и водитель. Вездеход есть, но с водителями туго - они заняты подготовкой техники к санно-тракторному походу. Владислав Осипович предлагает ехать с ним, поскольку сам водит вездеход.

Проходит всего час после подъема, а мы уже бойко катим по припаю. Гербович оказался отличным водителем, вездеход легко объезжает многочисленные торосы и трещины, оставляя за собой облако снежной пыли. Вскоре мы у острова, вернее, у нагромождения льда со стороны, обращенной к материку. Медленно объезжаем эти глыбы и останавливаемся на мористой стороне острова.

Недалеко проходит край припая, и, видимо, поэтому здесь расположилась небольшая колония тюленей-крабоедов. Эти животные обитают у открытой воды на паковых и дрейфующих льдах. Их туловище обтекаемой формы достигает в длину до 2 метров, шкура насыщенного серовато-золотистого цвета, с разбросанными по бокам светлыми пятнами. Наш приход не производит на них никакого впечатления. Равнодушие и безразличие ко всему, что передвигается по припаю, - результат отсутствия инстинкта самозащиты не только у этих тюленей, но и почти у всех антарктических животных. У них нет врагов на поверхности. От хищников - косаток и морских леопардов - тюлени и пингвины спасаются на льду, а не в воде. Многовековая изоляция этого континента была тем решающим фактором, благодаря которому местные виды не выработали механизма защиты от постороннего вмешательства.

Крутые стенки острова террасами спускаются в море. Вокруг острова проходит приливная трещина, забитая льдом и снегом. Взрывать лед не потребуется, мы будем погружаться в эту трещину. Я расчищаю небольшую майну, Саша тем временем одевается. Проверяю акваланг, обвязываю Пушкина сигнальным концом, помогаю надеть груза, и вот уже появились первые пузыри - Саша под водой. Конец уходит почти вертикально вниз. Два рывка - кончаю выдавать конец. Держу его натянутым - видимо, Пушкин спускается около вертикальной стенки или вдоль крутого склона, необходимо стабилизировать его положение и дать проделать нужную работу. Я уже выдал около 50 метров страховочного конца, а Пушкин потребовал еще. Наконец спуск прекращается, натяжение ослабевает, выбираю слабину - Саша всплывает. Из сала показываются голова и плечи, затем сетки, полные собранных животных.

Характер склона под водой такой же, что и на поверхности: вертикальная стенка террасами спускается вниз. Местами террасы переходят в крутой склон, градусов под шестьдесят. Жизнь есть, но формы все уже знакомые и небольших размеров. Возможно, сказывается то, что вблизи острова время от времени проплывают айсберги, которые утюжат его подводную часть.

От систематических работ здесь пришлось отказаться. Утром следующего дня Пушкин отправляется на вездеходе искать место для погружений, а я монтирую компрессор в пристройке у гаража на мысе Хмара. Уходит целый день на то, чтобы достать бревна для укрепления агрегата, привезти бочку антифриза и подвести электроэнергию к двигателю.

Наш компрессор К-2-150 я устанавливаю на двух мощных деревянных брусьях, вмороженных в снег. В качестве привода использован электродвигатель мощностью 8 киловатт. Компрессор отрегулирован на давление 200 килограммов на квадратный сантиметр. В комплект установки входит водомаслоотделитель и фильтр, заряженный активированным углем. Это устройство очищает воздух от масла, вредных примесей, пыли и влаги, однако окиси углерода оно не задерживает. В дальнейшем мне каждый раз приходится внимательно следить за появлением тягачей и вездеходов, злобно рычащих на спуске к гаражу и считающих своим долгом выпустить облако сизых выхлопных газов, которые содержат убийственную дозу угарного газа, целых 2,8 процента. Концентрация угарного газа более 0,004 миллиграмма на литр, взятая при нормальном давлении, недопустима, поскольку парциальное давление угарного газа и его отравляющее действие на водолаза увеличиваются в сжатом воздухе пропорционально увеличению давления.

Только к вечеру я окончил монтаж компрессора и зарядил пустые акваланги. С заваркой корпуса камеры все устраивается наилучшим образом. Начальник мастерских Сироткин только улыбнулся, услышав мою просьбу, - стоит так расстраиваться и тратить столько слов, когда нужно заварить небольшую трещину: "Приноси, сразу же все сделаем".

Пушкина я нахожу в столовой. Пока я возился с компрессором, Саша нашел место для нового гидробиологического разреза у острова Фулмар, взорвал лед и расчистил две лунки, доставил к месту спусков крытый балок. Балок тот же самый, который использовали биологи во время работы в Одиннадцатой экспедиции, теплый с газовой плитой, столом и стеллажами для снаряжения. Итак, вся подготовка отняла у нас только один день, и завтра мы сможем приступить к погружениям.

Место для работ Пушкин выбрал удачное, пожалуй, лучшее в этом районе. Лунки расположены в основании высокой стены острова Фулмар, который полностью прикрывает место наших погружений от стоковых ветров с материка. А расположенный напротив остров Хасуэлл служит преградой для ветра со стороны моря. Более мелкие острова в проливе между Фулмаром и Хасуэллом являются естественной преградой для многочисленных айсбергов, дрейфующих со стороны шельфового ледника. Подводная флора и фауна здесь должна быть нетронутой.

Устанавливаем около одной из лунок ящик со снаряжением, закрепляем и опускаем в воду спусковой конец. Под нами глубина 28 метров. Сегодня моя очередь спускаться первым. Подо льдом темно. Перебирая руками конец, опускаюсь вниз. На глубине 10 метров глаза привыкают к низкой освещенности. Хорошо вижу вторую лунку и дно под ней, она находится в 50 метрах от места спуска в направлении острова Хасуэлл. Из нее вниз падает столб света, и вода в этой светящейся колонне переливается и искрится. Отпускаю спусковой конец и планирую по спирали вниз на первый уступ. На глубиномере 20 метров. Я стою на небольшой площадке, покрытой мягкими кораллами, высота которых 20-40 сантиметров. Их клетки заполнены водой, и на ощупь они упругие. Дальше, по направлению к открытому морю, видны отдельно стоящие большие каменные глыбы. Пространство между ними заполнено кристально чистой водой. Из сиреневой дымки проступают контуры рельефа. Поверхности камней не видно - все усыпано различными животными. Некоторые формы мне уже встречались в Молодежной, большинство же вижу впервые.

Там, где мыс острова, вниз опускается ровная, словно обрезанная ножом, стенка. Основание ее теряется в глубине и не просматривается. Я намечаю себе камень, который дальше и ниже меня метров на восемь, отталкиваюсь и, почти не делая движений, планирую на его вершину. Полет в невесомости. Я скольжу по невидимой плоскости, слегка перебирая ластами. Глубина около 30 метров, спускаюсь до сорока. Нет обычного ощущения глубины - вязкости воздуха, легкого шума в голове и замедленной реакции. Отсюда, снизу, видна вся сияющая масса воды, террасы, густо заселенные животными. Неподвижно застыли колонии голотурий и асцидий, скопища губок и заросли кораллов. Самое поразительное - величина животных: прикрепленные организмы достигают особенно выдающихся размеров. Диаметр отдельных губок составляет около метра, а отверстие на конце - как хорошее кресло, туда легко можно сесть. Асцидии около 40 сантиметров в высоту, звезды более полуметра. Все замерло. Иногда это оцепенение нарушает появление небольших рыбок. Они медленно проплывают, неторопливо шевеля хвостом, и исчезают среди расщелин в камнях.

Мирный. С вертикальной стены смотрят странныке существа

Саша дергает три раза - значит, я пробыл на глубине достаточно долго. Мой манометр показывает около 50 атмосфер. Пора выходить. Поднимаюсь на площадку, откуда я начал свой полет. Вот и спусковой конец, по нему вверх, не спеша, не быстрее пузырей выдыхаемого воздуха. В 3 метрах от поверхности останавливаюсь. Саша пальцами показывает мне время декомпрессии. Нужно висеть 10 минут. Это время, тянущееся обычно долго, сегодня проходит незаметно, я все время смотрю вниз, на этот ландшафт, создававшийся природой на протяжении тысячелетий.

На поверхности Пушкин снимает с меня аппарат и, увидев мое довольное лицо, все бросает и молча бежит в балок одеваться. Любопытство и нетерпение помогают ему влезть в свой тесный скафандр быстрее обычного. Я не успеваю переодеться, как он уже появляется у майны и просит помочь ему быстрее уйти под воду. Его нетерпение легко понять: во-первых, внизу очень интересно, а, во-вторых, стоять в черном костюме из губчатой резины под лучами палящего весеннего солнца даже в Антарктиде не особенно приятно. С громким плеском Пушкин прыгает в лунку, брызги разлетаются в стороны, отпугивая стоящих у края отверстия пингвинов Адели. Они вначале отскакивают, затем, крадучись, подгоняемые любопытством, возвращаются на прежнее место и живо обсуждают появление на поверхности воды лопающихся пузырей воздуха.

Саша уходит вниз почти вертикально, вначале я хорошо вижу его сквозь воду, но затем он исчезает, уплывая из поля зрения. Первая остановка - уступ на глубине 18 метров. Затем опять спуск круто вниз - Саша выбирает около 70 метров конца и только после этого успокаивается. Плавает над дном из стороны в сторону, а я мотаюсь на поверхности, следя за тем, чтобы сигнальный конец не переламывался на краях лунки.

Мирный. Актиния. Глубина 30 метров

Через 20 минут - сигнал подъема. Я выбираю конец, но когда его остается около 6 метров, Пушкин просит прекратить подъем и уже под самой поверхностью припая уплывает к стенке острова. Видимо, его там что-то заинтересовало, так как он мог выходить сразу же, без декомпрессии.

Наконец Саша вылезает, пробыв в воде около 40 минут. Загадочное молчание, и затем вместо обычного: "Плавают под водой, да еще в Антарктике, только совершенно законченные психи", Саша изрекает вполне вразумительно: "Ты ничего не видел под самой поверхностью льда?" Я ничего не видел. Это точно. Глаза Пушкина становятся ледяными, как окружающий пейзаж. Мне не остается ничего другого, кроме как ответить ему не менее замораживающим взглядом и начать снова натягивать на себя водолазный костюм. Спущусь еще раз. Переставляю шлем с маской на шланги акваланга, полностью наряженного воздухом, и соскальзываю в воду. "Осмотри стенку острова до глубины десять - пятнадцать метров", - последние слова Пушкина, которые доносятся до меня.

Глаза постепенно привыкают к низкой освещенности, не спускаюсь глубоко, а стараюсь держаться подо льдом. Это легко, так как в костюме много воздуха и меня все время тянет вверх. Мимо маски проплывает какая-то серая масса, видимость равна нулю. Голова, плечи и часть акваланга уходят во что-то зыбкое. Поднимаю вверх руку, и она также уходит в шуршащую кашу, которая покрывает нижнюю поверхность льда. Но вот рука упирается в твердый лед, теперь есть точка опоры. Отсасываю носом из костюма избыток воздуха, отталкиваюсь и ногами вниз погружаюсь метров на пять.

Вокруг меня чистая вода, и я отчетливо вижу над собой эту серую и зыбкую массу. Оторванные от припая, в толще воды плавают пластины внутриводного льда, которые я увлек вниз при спуске. Сейчас же они медленно, чуть покачиваясь, поднимаются вверх. А там, на всей нижней поверхности припая, громадное скопление кристаллов самой различной величины. Особенно велика их плотность на подводной части острова. Здесь ворсистая шуба кристаллов настолько толста, что поверхность скалы полностью скрыта под ними. Толщина слоя льда с глубиной постепенно уменьшается, и на 10-12 метрах через сетку кристаллов проглядывает скальное основание, а метрах на пятнадцати уже растут только отдельные их гроздья. Я подплыл к месту приливной трещины; здесь льда меньше, видимо, сказываются колебания уровня моря, но несколько ниже поверхности припая количество льда снова увеличивается.

Внутриводный лед имеет рыхлую структуру. Пузыри воздуха, бегущие из акваланга, нарушают стройный ледяной орнамент, и стенка из льда легко рассыпается. Мимо меня проплывают отдельные пластины распавшихся кристаллов. Каждая пластина полупрозрачна, покрыта замысловатым геометрическим орнаментом и имеет острозаточенные края. Каждый кристалл, состоящий из нескольких пластин, пересекающихся под различными углами и в разных плоскостях, соединяется с другими кристаллами. Конец одного кристалла является началом другого. На стенке - сотовая конструкция из многопласршчатых кристаллов. Между пластинками остается свободное пространство. Через этот ледяной лабиринт иногда проплывают небольшие рыбки и скрываются в толще ледяной губки. На глубине 10-15 метров, между отдельными кристаллами льда, россыпи морских ежей и небольшие ветки мягких кораллов. Часто ежи сидят прямо между пластинами. Плавно шевелю ластами, поток воды легко поднимает кристаллы и относит их на другое место, где они совершают мягкую посадку.

Снизу мне хорошо видна поверхность припая. Вертикально вниз свисают громадные, диаметром до 2 метров, люстры и кусты из кристаллов внутриводного льда. По направлению к открытому морю они постепенно уменьшаются в размере. Лучи солнца просвечивают эту неплотную массу сверкающих пластин, и те светятся так, будто внутрь такого куста поместили источник света.

Схема района исследований, проводившихся 11-25 декабря 1967 г. 1 - гидробиологический разрез, 2 - станция, 3 - балок у места спусков

Гидролог Тринадцатой антарктической экспедиции В. И. Улитин, когда я спросил его о внутри водном льде, посоветовал мне сходить в его балок на припае и осмотреть приборы, опущенные в море. На многих из них висят удивительно красивые игольчато-пластинчатые шары внутриводного льда. Хотя внутриводный лед - явление, давно известное специалистам, механизм его образования в настоящее время изучен мало. Появление внутриводного льда в акватории Мирного связано, вероятно, с обилием айсбергов и особенностями местные подледных течений. Айсберги переохлаждают и распресняют воду - понижают ее соленость. Распресненная вода как более легкая находится в верхнем горизонте, непосредственно соприкасаясь со льдом припая и образуя кристаллы внутриводного леда. Кроме того, возможно, источником образования внутриводного льда является взаимодействие морской воды, имеющей отрицательную температуру порядка -1,9 градуса, с телами, температу ра которых значительно ниже. В природе таким телом являются скалы острова. Этот конденса тор холода вызывает интенсивный рост кристалло: внутриводного льда на стенке острова и нижней по верхности припая вплоть до таких глубин, на кото рых действие конденсатора холода - острова - и аккумулятора тепла - моря - уравновешивается

Мирный. Асцидии. Глубина 35 метров

После отдыха Пушкин предлагает подняться на крутую вершину острова, у основания которого сейчас работаем.

Фулмар - остров небольшой, его диаметр околс ста метров и высота двадцать. Стенки острова гладкие и обрывистые только со стороны, обращенной к морю, со стороны же материка они полого опускаются к припаю. Отсюда легко подняться на вершину острова: вначале как по пандусу и лишь в средней его части по небольшим террасам, как по ступеням лестницы.

На высоте 10 метров от воды, посредине небольшой, сравнительно ровной площадки расположилась колония пингвинов Адели. Пока мы медленно поднимаемся наверх, некоторые из этих бойких и суетливых птиц нас обгоняют и предупреждают своих сородичей о вторжении двух посторонних существ. Нас встречает невообразимый шум. Каждого окружает около десятка взрослых птиц. Они стоят плотной стеной, дружно крича и тараща свои глаза-пуговицы. Мы делаем еще несколько шагов, и ситуация меняется. Лучший способ защиты - нападение, и пингвины, поднявшись на лапах, хлопая крыльями и хрипя, бросаются на нас, стараясь ущипнуть за сапоги, а один, подбежав сзади, хватает и тянет висящий в руке фотоаппарат. Не делая резких движений, никого из них не трогая, мы проходим в центр колонии и садимся на камни. Шум, гам и суета постепенно утихают. Вместо злобного и воинственного карканья пингвины начинают как-то симпатично урчать, ласково и спокойно. Сейчас в колонии много птенцов. Птенцы, покрытые мягким серым пухом, сидят, прижавшись к взрослым пингвинам, в гнездах. Гнезда сделаны из гальки и щебня, обильно покрыты пометом и пером. Постоянно вспыхивают драки. Адели встают в боевую позу, перья на голове поднимаются дыбом, с хрипло-звенящим возгласом "кхес-кхес-кхес!" они бросаются вперед, стараясь ухватить один другого за клюв. Но стоит появиться над колонией поморнику, как междоусобные скандалы прекращаются. Птенцы забиваются под брюхо взрослых птиц, а все остальные пингвины начинают дружно выпроваживать непрошенного гостя.

Мирный. Сложные асцидии. Глубина 40 метров

Ночью разыгралась пурга, поэтому сегодня мы не спускаемся. Механик И. Андронников заваривает корпус камеры, и к вечеру я все собираю в единое целое. На улице еще дует. Весь следующий день мы блаженно валяемся на кроватях и отсыпаемся.

Через два дня ненастье стихает. Солнце, тепло, нужно быстрее ехать погружаться. Вернемся мы только вечером. Пушкин бежит в столовую и приносит коробку с провизией - наш обед. Мешки с водолазным бельем летят ъ кузов вездехода, следом влезаем мы сами. Теперь к гаражу, за аквалангами.

Спускаемся к припаю. Приливная трещина стала несколько шире, но водитель прибавляет газ, и вот мы уже катим по припаю. На неровностях вездеход звонко лязгает гусеницами, сходу преодолевая снежные наносы. Справа от дороги в лучах утреннего низкого солнца видны громады айсбергов. Один стоит близко от дороги. Он откололся от ледника в районе Мирного и несет на себе следы цивилизации - бочки, доски, какие-то куски металла. Весь этот хлам лежит на вершине айсберга, делая его издалека видимым и выделяя среди остальных.

В колонии пингвинов Адели

Вот и Фулмар. Вездеход взлетает на снежный язык у острова, разворачивается и спускается к балку. Около проруби лежит тюлень Уэдделла. Все эти ненастные дни он поддерживал отверстие в лунке, вылезая из воды только подышать воздухом. Увидев нас, он ползет к воде и сразу же скрывается под припаем.

Пингвины оккупировали тамбур балка, но при приближении Пушкина с писком и визгом, падая друг на друга, откатываются на несколько метров в сторону и постепенно успокаиваются.

Пушкин уходит на глубину 40 метров и находится там более 15 минут. Подаю сигнал подъема. Первая проба, взятая на этой глубине с площадки в четверть квадратного метра, занимает два ведра. Саша спускается опять и приносит громадную золотистую губку, немногим менее метра в диаметре. С трудом, стараясь не повредить нежную оболочку, мы выкатываем ее на припай. Я укрепляю этот огромный кувшин ящиками так, чтобы солнечные лучи как можно лучше подсушили внутреннюю часть губки через большое отверстие на ее конце (сифон). После погружения Саша обработает губку формалином. Затем, поместив в специальный ящик, мы доставим наш трофей на электростанцию, где тепло и где он окончательно высохнет. Стоило мне отойти от губки, как пара пингвинов Адели появляется у ее отверстия, они что-то тараторят, один даже пытается туда залезть. Убедившись, что все попытки напрасны - отверстие находится слишком высоко и даже самому ловкому туда не впрыгнуть, - пингвины пробуют губку на вкус. Видимо, не понравилась, плюются и отходят в сторону.

Молодой тюлень Уэдделла

"Большинство таких губок растет на мористой стороне больших камней, на глубине в сорок метров", - говорит мне перед погружением Пушкин. Спускаюсь до первой площадки. Отсюда хорошо видны камни, о которых говорил Саша. Они ниже меня метров на двадцать. Планирую на вершину ближайшего.

Вот и первая колония губок. На мористой стороне камня их штук пять. Большинство имеет овальную форму. Растут консольно, располагаясь почти перпендикулярно боковой поверхности камня. Губка - животное многоклеточное, стенки антарктических губок толстые и состоят из живой ткани, образующей сложную систему отверстий, через которые во внутреннюю полость прокачивается вода. Все растворенные в воде питательные вещества поглощаются клетками губки, и вода, отфильтрованная подобным образом, выбрасывается через сифон. За счет этих веществ губка и развивается. Внутренняя полость недоступна для организмов, ведущих придонный образ жизни, туда попадает только вода, из плавающих организмов - рыба. Неудивительно, что некоторые из антарктических рыб используют этот природный сейф для откладывания икры. Фотографируя одну из губок, я поднялся над сифоном и увидел внутри рядом с икрой рыбу. После вспышки ламп она выплыла из отверстия и притаилась у основания губки, среди гидроидов. Как ни старался я отогнать рыбу, та каждый раз возвращалась и в конце концов вплыла в отверстие.

В последующие дни Саша достает почти все интересные экземпляры губок, демонстрируя при этом чудеса работоспособности. Отделенная от основания губка тонет и укладывает водолаза на дно. Каждое резкое движение на глубине в 40 метров вызывает одышку, поэтому водолаз работает медленно. Выручает страхующий. Я успеваю уловить сигнал подъема и подхватываю Пушкина в тот момент, когда он начинает погружаться вместе с губкой. Вначале тащить трудно, но с глубины 25 метров Саша в состоянии подрабатывать ластами, и подъем значительно ускоряется.

Доставить все отделенные губки на поверхность за один раз слишком трудно, сказывается резкое изменение давления при переходе из одной среды в другую. Десять метров водяного столба добавляют одну атмосферу давления. На 40 метрах водолаз испытывает избыточное давление в четыре атмосферы. Самое трудное - переход с поверхности до глубины 10 метров и возвращение обратно.

Подъем губок ведем в два этапа: вначале до глубины 15 метров, там, где ровная площадка, и уже с этой глубины на поверхность в течение нескольких дней, при каждом подъеме водолаза. Биологический разрез, который мы изучаем, удобен в том отношении, что на все глубины спускаемся из одной лунки. Вначале мы работаем глубоко, до 50 метров, иногда Пушкин достигает глубины 55 метров, но только на 7-12 минут, чтобы взять одну пробу. Второй спуск - обычно он следует сразу же за первым - на глубины не свыше 15 метров.

Мирный. Пестряк. Глубина 25 метров

Все дни погода стоит солнечная. Подо льдом очень светло. Каждый раз я поражаюсь чистоте и прозрачности окружающей меня воды, видимость совершенно фантастическая. Когда отплываешь от спускового конца и зависаешь в сиреневой толще в 30 метрах над дном, кажется, что под тобой пустота, и начинает кружиться голова. Делаешь выдох и начинаешь проваливаться вниз по световому лучу, падающему под углом из лунки вниз. В любой момент, стоит только этого пожелать, падение может прекратиться и ты останавливаешься в каком угодно, даже самом невероятном положении. А наверху, на серовато-голубоватой поверхности припая, всегда четко выделяется лунка, ведущая в иной мир, мир солнца и воздуха.

Встречающиеся животные не только многочисленны и крупны, но еще необыкновенно красивы и необычны по форме. Морская лилия, например, внешне очень похожа на наземное растение. Но ветви этого изящного "растения" оказываются живыми отростками, телом лилии. Эти ветвистые отростки, как нити паутины, улавливают плавающие в воде мельчайшие организмы, а реснички, растущие на них, доставляют пищу в рот.

Как и в первый спуск, чувствуется влияние глубинного наркоза. Трудно сосредоточить свое внимание на чем-то одном. После подъема на поверхность, особенно с большой глубины, в памяти остаются только отдельные яркие фрагменты и общая довольно расплывчатая картина окружавшего тебя ландшафта. Фотографии участков морского дна в значительной степени помогают восстановить забытое. Особенно ценны съемки тех площадок, с которых будет собран затем весь живой материал. Дальнейшее изучение собранного материала, сопоставление результатов с фотографиями морского дна позволяют сделать специалистам-биологам вполне достоверные выводы о взаимосвязи между живущими организмами и средой обитания.

Ритм нашей работы наладился. У каждого свой круг обязанностей. Приехав на место, я бегу переодеваться в балок, а Саша расчищает лунку, которую за ночь затянуло тонким льдом. Затем спускаюсь фотографировать. Снимаю вначале одну пленку. После подъема на поверхность и замены пленки в камере следует повторный спуск. Пушкин спокойно помогает мне уйти под воду. Протягиваю руку, и Саша молча подает перчатки, встаю - у меня на поясе появляются груза, у ног уже лежат ласты и к аквалангу привинчен шлем. Когда все готово и я подхожу к лунке, Саша шлепает меня по плечу и говорит что-нибудь вроде: "Акваланг, ну что в нем может сломаться, он ведь железный".

Когда Пушкин стоит на страховке, можно быть уверенным, что он думает только о водолазе и чувствует каждое твое движение, а не занят анализом собственных эмоций. В этом я убеждался не раз за время длительной совместной работы. Вообще же, если при погружениях на страховке стоит не водолаз или же человек, мало понимающий в специфике подводных работ, то лучше и спокойнее спускаться одному.

После погружения я успеваю снять только водолазную куртку и натянуть поверх свитера теплую меховую кожанку. Нужно становиться на страховку. Роли меняются. Теперь я подаю и навешиваю на Пушкина многочисленное снаряжение. После спусков мы уходим в балок переодеваться, затем Саша начинает хлопотать у плиты, а я готовлю нашу технику к завтрашнему дню.

Вначале перезаряжаю фотокамеры. Лежат они на льду, у балка. За день солнце так нагревает металлические предметы, что бокс и светильники ламп наполовину погружаются в лед. Каждый раз вытаскивать их надоело, и я сооружаю между ними и льдом припая поддерживающую конструкцию из деревянных ящиков. Теперь в лед уходят ящики, и время от времени приходится их наращивать. Собираю разбросанные вокруг лунки ласты, груза, глубиномеры и все кладу в ящик, стоящий у воды. Наматываю страховочный конец на катушку и снимаю шлемы с аквалангов - это все тоже в ящик.

Мирный. Морская лилия

За то время, которое я затрачиваю на нашу технику, Саша успевает сготовить обед. Теряем мы при спусках по нескольку сотен калорий, и меню это полностью учитывает. На сковороде жарится около килограмма мяса, мелко нарезанного и перемешанного со сливочным маслом, луком и перцем. На заключительном этапе все это заливается томатным соком и кипятится непродолжительное время. Затем мы выпиваем чайник какао и четверть часа отдыхаем. После этого разбираем собранный под водой материал. Два часа работы, и с четырех часов дня до семи вечера мы полностью свободны. Захватив кино- и фотоаппаратуру, мы уходим к пингвинам или другим птицам.

Прошла всего неделя, как мы вылетели из Молодежной, а ощущение такое, что наша группа разделилась давно, что работаем мы вдвоем почти все время. Слишком много нового свалилось на нас за эти дни. Интересно и непривычно все, начиная с общего вида поселка - белой равнины с торчащими крышками входных люков: хаос ледяных трещин, рассекающих купол почти рядом с дорогой, бездонное зеленое небо над Хасуэллом, сразу же после метели неожиданно вспыхнувшее полярным сиянием, и фантастически богатая жизнь под водой.

Пушкин, погружаясь вторым, перед выходом на поверхность намечает на разрезе те площадки, с которых он будет собирать животных при следующем спуске, поэтому на другой день я спускаюсь всегда первым. Это необходимо, поскольку для фотосъемки нужна чистая, невзбаламученная вода. За водолазом обычно тянется шлейф мути, поднятой со дна, а сбор животных с площадки сопровождается образованием тучи ила. Желтые облака мелких частиц висят, как правило, довольно долго над одним и тем же местом. Фотографировать при этом можно, но не нужно: мелкие частицы сильно рассеивают свет и значительно снижают контраст изображения. Течения, уносящие взвесь, подо льдом бывают, но не каждый день. Нам не удалось установить их цикличность и закономерность. Иногда сильнейший поток встречает водолаза при спуске под воду, а через полчаса, когда выходишь на поверхность, он неожиданно исчезает. Особенно мешают подледные течения при фотографировании нижней поверхности припая и внутриводного льда. Совершенно невозможно стабилизировать свое положение в пространстве с направленной вверх камерой, "когда снимаешь с глубины 2-3 метра. Поток воды все время разворачивает меня, объект съемки уплывает из видоискателя в сторону. Наконец, изрядно помучившись, нахожу способ. Основное в этом мире, лишенном силы тяжести, - иметь точку опоры, тогда можно противостоять давлению воды. Вертикально поднимаюсь с вытянутой вверх рукой под поверхность льда и ухожу в ледяные кристаллы по плечи, до тех пор, пока рука не встречает упор. Ничего не вижу, кругом серые пластины льда. Отталкиваюсь. В результате опускаюсь под углом к нижней поверхности припая. В нужный момент нажимаю на спуск. Если течение слабое, все значительно проще: просто плыву навстречу потоку, а при съемке, слегка подрабатывая ластами, стою на месте.

Со съемкой внутриводного льда нужно торопиться. Стоит середина декабря - разгар антарктического лета. Припай разрушается на глазах. На поверхности льда, там, где после взрыва лунки протянулась черная полоса копоти, теперь образовалось небольшое озерцо. Незначительное повышение температуры воды приводит к разрушению структуры внутриводного льда. Пластины кристаллов теряют свои острые грани. Форма их становится более мягкой и округлой. На последней стадии своего существования это уже аморфная масса, распадающаяся на куски и хлопья даже от легкого волнения воды. Более живуч лед, растущий на скальном основании, которое проводит холод значительно лучше, чем вода. Но лед отступает. Там, где раньше была сплошная шуба кристаллов, теперь только отдельные их группы. Из-подо льда выступают мягкие кораллы, ежи. В конце декабря внутриводный лед, растущий на нижней поверхности припая, окончательно разрушился, а стенку острова оплывшие и потерявшие форму кристаллы покрывали прозрачной плотной коркой только до глубины 4-5 метров. Возможно, что окончательное разрушение этого льда происходит одновременно с разрушением припая. Значительно позднее, уже антарктической осенью, погружаясь у скальной стенки острова Адели в районе Молодежной, мы увидели на первых 5 метрах глубины небольшие линзы молодого льда, начинавшего покрывать поверхность скал. На море в это время устанавливался припай.