Первые шаги, первые испытания

Запад полыхал огромным костром. Огненно-красный шар солнца погружался в море, расцвечивая темнеющую даль. На землю уже легли длинные тени. Дымка горизонта сглаживала контуры гор.

Сбросив с уставших плеч рюкзаки, мы расположились в неглубокой карстовой воронке. Только что закончились подводные съемки кинофильма. Позади напряженная работа, волнения, споры, удачи и неудачи...

Быстро спускается на землю темнота августовской ночи. Потрескивая, горит костер, языки пламени выхватывают из тьмы людей, лежащих на разостланных спальниках. Над нами бездонное звездное небо. Хорошо думается в такую ночь...

- Люди моей профессии - лирики, - слышится негромкий голос опытного водолаза. Мы бываем и вспыльчивы, но никогда носим камня за пазухой. С нами иногда бывает трудно людям другой среды. Наверное, мы такие потому, что заглянули в юрскую глубину. Мы хотим познать ее, а она испытывает нас, смеряет глубину и силу нашего духа. У каждого из нас был вой путь в глубину...

Верно сказано: у каждого - свой. И мои мысли уносятся в прошлое.

В школьные годы я, как и многие мальчишки, зачитывался приключенческой литературой. Больше всего любил книги о море, о людях морских профессий. Детство мое прошло в деревне, в Ярославской области. Моря я не видел, но со мной жили мечты. Я уходил с книгой в лес и грезил там о море. Когда по крыше избы дробно стучал дождь, любил забираться на сеновал и мысленно уносился в морские просторы.

В юности кажется, что нет ничего невыполнимого. И вот летом 1954 года я собрал чемодан с книгами и бельишком и покинул родные места. Выйдя из вагона на перрон южного приморского города, не медля пошел к морю.

Морской простор открылся неожиданно. Как ни готовил я себя к этой встречи, бесконечная аквамариновая даль превзошла мою фантазию. Как зачарованный стоял на берегу, забыв обо всем. Только вечером пустой желудок вернул меня к действительности. Надо было искать и крышу над головой. Трудности не пугали меня. Я уже не представлял свою жизнь без моря.

В Николаевском порту познакомился с водолазами и упросил их спустить меня под воду. Так я впервые увидел подводный мир. Это погружение я помню до сих пор во всех деталях. Помню все ощущения. В мутной воде акватории порта можно было только догадываться о том, что тебя окружает Обыкновенные сваи причала превращались в моем воображении в мачты затонувшего корабля...

Когда через год меня призвали в армию, я, не раздумывая, попросился в водолазы. С группой новобранцев меня направили на разогретый солнцем Крымский полуостров. Здесь начинало свой нелегкий путь не одно поколение водолазов.

Я прошел полный курс подготовки по программе водолазов-глубоководников. Учился старательно и с отличием выдержал экзамены. И вот мы с группой молодых глубоководников едем к новому месту службы. Наш путь лежал через Украину Белоруссию, Калининград в приморский город Балтийск. Впереди была самостоятельная работа. Школа водолазов заложила в нас основы профессии, воспитала уважение к морской глубине. Сложная профессиональная подготовка, систематические физические упражнения заставили расстаться с мальчишеской угловатостью и в какой-то степени психологически подготовили к предстоящим трудностям. А они не заставили себя ждать.

Балтийское лето 1957 года не баловало хорошей погодой. Редкие дни радовали ярким солнцем, запахами хвои и скошенных трав, приносимыми ветрами откуда-то с берега. В один из таких дней мы, группа водолазов-глубоководников спасательного судна, выехали на поиск мины. Работы предстояли в зоне пляжа, на небольшой глубине. Прибыли на место утром. Море было спокойным. С хорошим настроением занялись подготовкой к погружениям. Поиск мины не был чем-то особенным. Обычная водолазная работа по ликвидации следов войны.

Первым под воду идти предстояло мне. За шутками при надевании снаряжения никто не заметил, как на горизонте появилась темная туча. По воде дрожью пробежала мелкая рябь. Можно было приостановить работы, но мы были молоды, к тому же водолазы - оптимисты! Одетый в гидрокомбинезон с аппаратом "ИСА-М-48" (индивидуальный спасательный аппарат), с сигнальным концом^* и грузами на поясе, я ушел под воду.

^* (Сигнальный конец изготовляется из прочного пенькового троса и служит для связи с водолазом, находящимся под водой.)

Неожиданно в момент погружения во мне поселилось какое-то непонятное чувство тревоги. Оно мешало сосредоточиться. Нет, это не было чувство страха при встрече с "рогатой смертью". Это было что-то другое. Но начался поиск, и чувство тревоги прошло. Я был весь в работе.

На моем сигнальном конце стоял неразговорчивый Женя Левашов. Рядом с ним остальные. С Женей мы не были друзьями, просто товарищи по службе. Он попал на флот годом раньше меня и уже слыл среди флотских водолазов срочной службы неплохим подводником. Этот крепкий коренастый парень до службы учился в мединституте. Любил водолазное дело, но увлекался не только им. Его любовь к литературе вызывала общее уважение. Женя был остер на язык, и порой его остроты звучали безжалостно. Наверное, поэтому многие его сторонились. На нас, молодое пополнение, он просто не обращал внимания.

Итак, я продолжал поисковые работы. Море постепенно начинало штормить. Работая на небольшой глубине, я уже ощущал движение воды. А затем, как это нередко бывает на Балтике, неожиданно налетел шквал. Море закипело. Меня как щепку таскало по грунту. Одна из волн с силой швырнула на грунт. Чтобы защитить дыхательный мешок водолазного аппарата, я попытался принять удар на руки, но это не удалось. Руки больно ударились о валун и соскользнули. Незащищенный дыхательный мешок на моей груди принял удар на себя - и кислород под давлением ворвался в легкие.

Не было никаких мгновенных воспоминаний о прожитой жизни. Был колющий удар в грудь и короткая мысль, что это конец. Я потерял сознание.

Женя, почувствовав что-то неладное, сигнальным кодом запросил о самочувствии. Не получив ответа, повторил сигнал. Безрезультатно!

- Ребята, что-то с Володькой случилось! - закричал Женя и стал выбирать сигнальный конец. На помощь подскочили и другие водолазы. Они с таким усердием тащили меня наверх, что, когда подняли из воды, отнесли на сухое место на берегу и разрезали шлем-маску, ужаснулись. Вся моя голова была в шишках и ссадинах. Тонкий резиновый шлем не мог защитить от ударов о камни и грунт, руки кровоточили, а изо рта шла кровавая пена.

Это был тяжелый случай баротравмы легких^*. Но Женя Левашов не утратил самообладания. Он быстро и профессионально оказал мне первую помощь. Самого расторопного послал к ближайшему телефону вызывать скорую помощь. Оставшиеся водолазы помогали Жене.

^* (Баротравма легких - разрыв легочной ткани с массовым проникновением воздуха в разорванные кровеносные сосуды легких. Возникает при резком изменении атмосферного давления.)

Стал приходить в себя. Жгучая боль в груди, удушье, провалы в темноту. Потом увидел свет, услышал голоса друзей, почувствовал соленый морской ветер, дующий в лицо... Женя, друзья водолазы вернули меня к жизни.

И как только пришел в себя, со страхом подумал: неужели никогда больше не смогу погружаться в воду? Но молодость взяла свое. Уже скоро я выписался из госпиталя и вернулся на корабль. Усиленные занятия спортом помогли восстановить здоровье и, вновь пройдя комиссию строгих врачей, я продолжил службу в группе водолазов-глубоководников.

Вспоминая позднее случившееся, я не раз задумывался над причиной охватившей меня неясной тревоги, предчувствием какой-то опасности. Теперь, по прошествии многих лет, я уверен, что меня предупреждало "шестое чувство", интуиция. Уверен потому, что впоследствии она еще не раз давала о себе знать. И выручала меня - ведь, получив внутренний сигнал об опасности, я становился предельно собранным, осмотрительным, внимание мое до крайности обострялось. Наверное, наука еще скажет свое решающее слово об этом замечательном феномене нашей психики.

Вспоминается и другой случай. После работы на Балтике с группой водолазов я поехал на Север. Баротравма легких еще напоминала о себе, и я стал работать на океанском буксире-спасателе "Вайгач". Это было прекрасное судно с хорошими условиями для жизни на борту и, на мой взгляд, самым лучшим водолазным постом на Северном флоте.

В дни отдыха приятно было ходить босиком по чистейшей желтоватой пахучей дубовой палубе, особенно когда за переборками водолазного поста клубились студеные воды Кольского залива и стоял двадцатиградусный мороз.

На "Вайгаче" были две трехболтовые водолазные станции^* в прекрасном состоянии, и нас посылали на самые сложные работы. Нередко работали в глубоководных губах Кольского полуострова, погружаясь под воду порой на 60 - 80 метров. Проводили спасательные работы и в Ледовитом океане.

^* (Трехболтовое снаряжение - разновидность водолазного снаряжения с непрерывной подачей сжатого воздуха водолазу для дыхания по шлангу с поверхности. Названо по количеству болтов, соединяющих шлем с водолазной рубахой.)

Однажды нас подняли по учебной тревоге. Необходимо было отработать подъем лодки с глубины 50 метров при помощи понтонов и нового судоподъемного устройства, не прошедшего еще полного испытания. Подводная лодка, "болванка" без экипажа, лежала на дне. Предстояло работать в ночном заливе. Я стал готовиться к погружению под воду. Этот спуск был рядовым рабочим погружением. При помощи товарищей надел тяжелое трехболтовое снаряжение и неуклюже спустился по трапу в воду.

Надо сказать, я с удовольствием погружаюсь в море в любое время суток. Но сегодня необъяснимая тревога вновь как бы предупреждала об опасности. Я доверяю этому чувству. А на этот раз предчувствие было настолько щемящим, что появилось желание снять снаряжение и вернуться в водолазный поет

Я мог это сделать и не услышал бы упреков ни от руководителя работ, ни от товарищей водолазов. Эмоциональное состояние дает нам право отказаться от погружения; право это закреплено даже водолазными правилами. Этим правом подводники пользуются в редчайших случаях. Но есть долг перед товарищем, который пойдет вместо тебя, и этот долг выше чувства собственного самосохранения. Лично я этим правом никогда не пользовался. Опасность или беду, предназначенную мне, следует принимать самому. Можно, конечно, совместными усилиями постараться ее избежать, но если нужен риск - бери его на себя. Так поступают все мои товарищи водолазы-профессионалы.

Задание на этот раз было несложным, выполнил его быстро, но очень устал. У неопытного водолаза работа под водой в тяжелом снаряжении всегда отнимает много физических сил. Перед выходом на поверхность я решил отдохнуть на понтоне. И вдруг неожиданный рывок сбросил меня с него. Я тут-же притравил поступление в скафандр воздуха, чтобы предотвратить выбрасывание на поверхность - под корпус буксира и не разбиться о него. Это было моей ошибкой. Водолаз-оператор, связанный со мной по телефону, проделал то же самое: когда меня сбросило с понтона, он перекрыл временно воздух. Облаченный в тяжелое снаряжение, со свинцовыми грузами на спине и груди, в свинцовых галошах на ногах и совсем небольшим объемом воздуха в скафандре я камнем пошел на грунт. Кровь хлынула к вискам. Я задыхался. Перед глазами заплясал золотисто-огненный раскаленный шар. Ноги ударились о металл "болванки" и соскользнули в вязкий придонный ил.

Теряя сознание, я последним усилием положил голову на травящий клапан шлема, и это спасло меня от гибели. Услышав как бы из далекого далека шипение поступающего воздуха, я провалился в небытие. Голова лежала на травящем клапане, и вентиляция скафандра была нормальной.

Прошло, видимо, несколько минут, прежде чем я услышал голос друга. Когда со мной случилась беда, у пульта управления стоял мой друг Петр Лапуга. Он быстро отрегулировал в соответствии с глубиной подачу воздуха и пытался выйти со мной на связь.

Медленно приходя в себя, я как можно спокойнее ответил Петру, что нахожусь на грунте рядом с подводной лодкой. Пытаюсь выйти на поверхность, но даже незначительные усилия вызывают резкую головную боль, позывы к рвоте и сильную одышку.

Кругом был сплошной мрак. По возможности резко провел Рукой перед иллюминатором шлема. Глаза не уловили ничего. Даже фосфоресцирующих огоньков микроорганизмов, вспыхивающих в ночное время при движении водолаза. Неужели я лишился зрения?! На секунды мне все вдруг стало безразлично. Под водой это недопустимо. Правда, так было со мной единственный раз за всю мою водолазную практику.

...Через боль и подкатывающую к горлу тошноту я на ощупь попытался определить положение шланга - Петр сообщил, что многотонный понтон, видимо, оказался между шлангом и сигнальным концом. Теперь, пока я не освобожусь от сигнального конца, меня не смогут поднять на поверхность. По непростительной халатности я ушел под воду без ножа. Случай в водолазной практике наказуемый. Но кого наказывать: меня, которого надо спасать, или тех, на судне, кто всеми силами пытался облегчить мое положение?

Итак, обрезать сигнал было нечем. Освободиться от него другими известными водолазам способами у меня не было сил. Ко всему еще открылась рвота. Водолазу в нормальном состоянии можно было бы подняться по грузоподъемным стропам на понтон и, перекинув шланг или сигнал через понтон, выбраться из ловушки. Была и такая возможность: перерезать сигнал об изуродованный корпус подводной лодки, но у меня хватало сил только на то, чтобы поддерживать свое замутненное сознание...

Когда я пошел под воду, было время прилива. "Вайгач" был отшвартован за рейдовую бочку, установленную вблизи водолазных работ. В это время с юга налетел шквальный ветер, он оборвал швартовы судна, и "Вайгач" начало разворачивать кормой на выход из морского залива. Вот тогда-то меня и сбросило с понтона.

Помогла решительность нашего командира, старого опытного моряка. В нарушение всех водолазных канонов по аварийной тревоге были запущены главные двигатели. Они удерживали спасатель над местом нахождения пострадавшего водолаза. Шланг-сигнал, идущий ко мне, страховали от намотки на винты со спущенной спасательной шлюпки. К "Вайгачу" полным ходом спешили океанский буксир "Водолаз" и водолазный морской бот.

При помощи подошедших судов "Вайгач" опять встал на бочку, а ко мне на помощь пошел водолаз. Но время шло. Борьба с черной глубиной, с холодом отняла у меня последние силы. Всех усилий хватило только на то, чтобы привязать себя сигнальным концом к судоподъемным стропам понтона и объяснить точное место своего нахождения на случай, если порвется шланг-сигнал и не будет прямого ориентира для поиска.

Даже разговор стоил теперь больших физических усилий. Ноги, залитые ледяной водой, потеряли чувствительность (падая на грунт, я зацепился рубахой об изуродованный корпус подводной лодки и порвал ноговицу). Я просил ребят с водолазного поста, чтобы они вели постоянно громкий разговор, а сам молчал, экономя силы, и это помогало находиться в сознании. Шли уже часы, и вот сообщили, что ко мне спускается на выручку водолаз. Он шел с ножом и подводным светильником.

Глаза уловили желтое перемещающееся пятно света - значит, зрение еще не совсем потеряно. Я протянул руку к приближающемуся свету и сказал по телефону, чтобы водолазу дали команду вложить нож в мою руку. Шли секунды, я ждал нож, телефон молчал. Через одну-две минуты услышал глухой голос Петра. Он виновато сообщал, что парень... боится ко мне подходить: увидел в лучах света мое обезображенное лицо за иллюминатором шлема, и его обуял липкий страх.

Страх оказался сильнее... Меня могут спросить: "Разве такие люди бывают среди водолазов?" Я отвечу: "Нет! К концу второго года службы слабый уйдет, и только к концу четвертого года сформируется водолаз. Но и его еще не назовешь в полном смысле слова водолазом-профессионалом. Им становится лишь тот, кто посвятил себя водолазному делу до конца своих дней. Для него закон водолазного братства - святыня. Узы этого братства связывают моих друзей в работе и жизни. Это настоящие парни! Среди них нет трусов и предателей".

Снова меня окутала холодная чернота. Вспышка ярости отняла последние силы. Положив голову на травящий клапан, я закрыл глаза. Прошло еще какое-то время. Кто-то теребил меня за руку. Тело уже не улавливало ни боли, ни холода, но мысль работала. Рядом со мной был водолаз, он передал на поверхность, что я жив. Радостный голос Лапуги сообщил, что меня поднимают по аварийному режиму и что спас меня мичман Михайленко.

...С какой же благодарностью вспоминаю я сейчас Петра Лапугу и мичмана Михайленко! Петр, как и я, был старшиной водолазной станции. Его смуглое, немного скуластое лицо украшали добрые глаза с густыми ресницами. В подвижной спортивной фигуре чувствовались энергия и воля. Петр Лапуга был очень надежным товарищем, обладал молниеносной реакцией и решительностью. А мичман Михайленко мне больше напоминал комиссара гражданской войны, чем водолаза. Твердо знаю: это был один из лучших водолазов Северного флота в годы нашей совместной службы.

Вот какие парни были рядом со мной в мои трудные часы! Я благодарю судьбу за то, что она щедро одаряла меня подобными встречами... Спасенный и в этот раз, я снова встал на ноги. Вернулось и зрение. Правда, под глазами еще долго оставались желто-синие круги, а на белках глаз кровоподтеки. И снова была работа, снова неповторимые встречи с суровым морем.