Какие они, косатки?

Однажды под вечер мы возвращались домой с работы из устья реки Бзыби. Стояла хорошая погода. Переход совершали на Ял-6, или на "шестерке", как мы ее называли. Подвесной мотор приглушенно урчал, и шлюпка, загруженная оборудованием и пятью пассажирами, бодро скользила вдоль пицундских берегов к поселку Лидзава - там была наша база. Ял-6 - отличный мореход. Нам не раз приходилось убеждаться в этом. Даже в тяжелой штормовой обстановке прекрасно "отыгрывает" на волне. За нами на буксире "рыскала" легкая шлюпка "Сероглазка". За бортом шелестели прозрачные теплые воды. Неожиданно на траверзе мыса Инкит в шум ритмичной работы мотора и шелест забортной воды вмешался посторонний фыркающий звук. Повернувшись на звук, мы увидели, как перед нами пронеслись два дельфина. Они периодически уступали друг другу место у форштевня шлюпки, при этом один из них резко уходил в сторону. Выдохи из открытого дыхала и выбрасываемые при этом фонтанчики воды легко заметны, а мгновение вдоха неуловимо. Характерное фырканье напоминает звуки, издаваемые человеком во время водных процедур. Но самым удивительным было то, что эти прекрасные афалины^* (а это были они) позволяли себя гладить! Чувствовалось, что от ласкового прикосновения руки афалина испытывала удовольствие и не желала уходить, но ее товарищ требовал уступить место. Доверчивость этих красивых и умных животных с постоянной жизнерадостной "улыбкой на лице" вызвала всеобщее восхищение.

^* (Афалина - вид дельфинов, обитающих в Черном море.)

При подходе к базе мы вынуждены были расстаться с нашими друзьями, но они еще долго резвились метрах в двухстах от берега, а потом взяли курс в открытое море. С грустью мы взглянули на морскую гладь, потом вскинули снаряжение на плечи и направились в лагерь. К сожалению, больше эту веселую пару дельфинов мы не встречали ни на поверхности моря, ни под водой.

За нашей встречей с дельфинами с берега наблюдали отдыхающие. Свободное общение с жителями моря поразило их, и они стали относиться к нам, "людям-дельфинам", с большим почтением. С того дня всякий раз, проплывая мимо пляжа, мы отвечали на их приветствия и улыбки.

Итак, мы продолжали подводные маршруты, сокращая с каждым погружением под воду свой нелегкий путь к познанию тайн Пицунды.

Конечно, не одной работой жила наша морская партия. Вечерами, когда над поселком опускалась тишина и море дремало под темным бархатом южной ночи, под лохматыми соснами слышался негромкий перебор гитары и знакомые мелодии старых экспедиционных песен казались неотъемлемой частью нашей бивачной жизни.

Вот и сегодня собрались мы на берегу моря, чтобы в ночной тишине отметить день рождения двух товарищей. По кругу пошли кружки с отменным сухим грузинским вином, а импровизированный стол, накрытый на большущей каменной глыбе, был полон всякой снеди.

К полуночи ребята, подстелив одеяла, кружком разлеглись на пляже. Теплая звездная ночь, мирный шепот волн и чистый воздух, настоянный на запахах моря и сосновой рощи, располагали к новым разговорам. Настало время для необыкновенных морских историй и воспоминаний...

- А какие они, косатки? - спросил меня Саша Штырляев, молодой геолог, очевидно вспомнив нашу вчерашнюю встречу с дельфинами.

Перед моими глазами вдруг выросли холодные берега Ледовитого океана, гладь студеного моря и стремительные хищные тела.

- Косатки?.. Послушай одну невыдуманную историю. Шли мы на ледоколе по Баренцеву морю, на Диксон. Погода стояла хорошая. Шли по трехбалльному морю, как по накатанной дороге, качки не ощущалось, только палуба мелкой дрожью отзывалась на работу сильных машин. Много времени мы проводили на верхней палубе. Вдали уже виднелся обрывистый, сверкающий льдом берег северной части Новой Земли.

Кто-то из ребят тогда и увидел стремительно идущую стаю косаток между ледоколом и берегом. Они резвились, с легкостью обгоняя судно, возвращались обратно и снова, играя, уходили вперед. Я залюбовался их сильными грациозными телами и не удержался от восклицания. Стоявший рядом со мной старый водолаз - все мы звали его уважительно дядя Андрей - зло сплюнул и что-то пробормотал. Я услышал слово "твари".

Меня удивила такая реакция человека, всегда доброжелательного ко всему живому. Этот водолаз через год должен был уйти на пенсию. За свою водолазную практику он хлебнул сполна того, от чего рано седеют виски. Но он не очерствел, сохранил душевную доброту, щедро делился с нами своими знаниями, никогда не оскорблял нашего самолюбия, учил нас жить и работать.

- В чем дело, дядя Андрей? Разве можно не любоваться этими красивыми сильными животными?

- Любоваться, конечно, можно. А вот любить вряд ли, - помолчав, ответил дядя Андрей. - Послушай, о чем я расскажу тебе, сынок. Давно это было. Я тогда был молод, как ты сейчас. Напротив пустынного берега, к востоку от Гремихи, наш пароход намотал на винт стальной конец, оставленный за бортом разгильдяем матросом. Конец болтался за бортом, постепенно сползал с палубы во время качки, и винт подхватил его. Трос намотался вокруг шейки вала и захлестнул лопасти винта. Двигатель заклинило, и судно начало дрейфовать к скалистым берегам.

Вдали виднелся мыс Святой Нос, а за ним, к юго-западу, - небольшой поселок. На защищенном рейде за мысом было спасение для судна и отдых людям, уставшим от шторма и изнурительной работы. Возвращались мы тогда со зверобойки в Белом море. Пропитались насквозь запахом животного жира, сырого мяса и пересыпанных солью шкур. И всюду тюленья кровь - на палубе, на бортах, на переборках судна, на нашей одежде. Казалось, даже души были пропитаны этой кровью и тошнотворным запахом скользких палуб.

Не знаю, как на кого, а на меня эта зверобойка произвела тяжкое впечатление. Я твердо решил: это мой первый и последний рейс. Понимал, конечно, что и работа зверобоя нужная, тюлени - ценный промысловый зверь. Но не у каждого, видимо, есть "призвание" к такой работе.

Мое призвание в другом. В тот рейс я шел водолазом, а не зверобоем, но все равно дал себе слово больше не плавать со зверобоями. Последние сутки тянулись особенно долго. И тут случилась эта история с винтом. В штормовом море, у скалистых берегов, судно потеряло ход! Хуже, кажется, не может быть положения.

Команда с надеждой смотрела на нас, водолазов, хотя люди хорошо понимали, какая опасность грозит при погружении под воду в штормовую погоду.

Мы быстро подготовили к работе водолазную помпу, надежно закрепили ее на скользкой, пропитанной жиром палубе. Готовы к работе были и оба комплекта тяжелого водолазного снаряжения. Нам помогали зверобои и члены команды, свободные от вахты.

Я хлопнул ладонью по медному котелку шлема моего закадычного дружка Юры Волкова, который первым пошел в штормовое море. Он уже работал под водой около четырех часов - освобождал лопасти винта шлаг за шлагом. А пока Юра работал, судно продолжало дрейфовать к берегу. И все это время рядом с судном кружила стая косаток. Надо думать, что этих тварей привлекал запах крови убитых животных.

Вдруг Юра сообщил по телефону, что косатки проявляют к нему любопытство и он пытается укрыться от них за кормовой арматурой. Парень не скрывал волнения. Мы на судне стали думать, как помочь Юре.

Неожиданно у борта над водой поднялось восьмиметровое тело косатки-самца. В его пасти находился шланг-сигнал, идущий к водолазу. Мы все оцепенели, а эта поднявшаяся из воды тварь перевернулась в воздухе и стремительным рывком ушла в сторону. "Юра! Юра!" - кричал я в микрофон. Динамик молчал... Мгновенно выбрали из воды шланг-сигнал. Водолаза не было. Не было Юры! Лишь конец обрезанного страшными зубами шланга-сигнала смотрел на нас.

Не помню, как я надел на себя второй комплект водолазного снаряжения. Мне все казалось, что Юра удержался на винте и ждет помощи. Пока товарищи помогали мне одеваться, шланг от моего шлема подсоединили к водолазной помпе. Все делалось очень быстро. Под водой ко мне вернулось спокойствие. По ходовому концу я быстро подошел к винторулевой группе. Юры не было... Гибель друга вселила в меня злую силу. Я не думал о собственной опасности. Судно все ближе и ближе сносило ветром и волнением к смертоносным береговым скалам. Надо успеть освободить винт. Надо успеть! Только об этом я думал, снимая размочаленный стальной трос с винта. Выкладывался полностью. Ребята наверху слышали в динамике храп загнанной лошади - понимали, что я делаю невозможное, и не торопили меня.

Когда работа уже подходила к концу, я огляделся и увидел перед иллюминатором полуоткрытую пасть косатки! Не скрою, мурашки пробежали у меня по спине. В следующее мгновение сильный рывок шланг-сигнала сдернул меня с винта. "Пришел и мой конец", - мелькнула мысль. Но это оказалось спасением. Товарищи, стоявшие на страховке, вовремя увидели зверя и сигнал тревоги. Меня подтащили к беседке и вместе с ней подняли на палубу.

Ребята еле разжали мою руку, в которой был четырехметровый обрывок троса. Едва придя в себя, я сказал, что судну можно давать ход. Потом перед глазами все поплыло в каком-то тумане.

Винт заработал, и пароход вышел из опасной зоны. Над пустынным штормовым морем и дикими берегами долго плыли тревожные гудки - прощальный поклон моему ушедшему в вечность другу...

Судно спешило в Мурманск. Пять суток я прометался в горячке. В моем воспаленном воображении то разыгрывалась картина гибели Юры, то возникала зубастая пасть косатки. Постепенно я пришел в норму. Но и позднее мне еще дважды пришлось пережить трагические события у мыса Святой Нос.

Однажды на подтаявшей слабой льдине недалеко от берега проплывало небольшое стадо тюленей. Мы с товарищами стояли на берегу, радуясь прекрасной погоде, редкой для тамошних мест. Море было спокойным. Настроение было самое беззаботное, и мы, болтая о всякой чепухе, наблюдали за тюленями на плавучем ледяном острове. Вдруг они забеспокоились, а те, которые лежали у кромки льдины, поспешно заковыляли от края. Рядом со льдиной появилась стая косаток...

Многое я повидал, работая под водой и на морских простоях, но такого разбоя не приходилось встречать. Эти твари окружили льдину со всех сторон и стали отгонять ее дальше от берега. А затем начали разбивать хрупкий лед своими мордами. На большой скорости они таранили льдину, раскачивали ее своими спинами.

Тюлени метались, но уже через несколько минут все было кончено. Стая хищниц ушла в море. Приходилось мне и в дальнейшем встречаться с этими разбойниками. Один случай оставил особо памятный след. Наш спасатель шел из Кольского залива курсом на Шпицберген. Судно находилось вдали от берегов, когда по трансляции вахтенная служба объявила: "Всем желающим, свободным от вахты, подняться на верхнюю палубу".

С ходового мостика перед нами открылось редкое зрелище. Огромный косяк белобоких дельфинов, гонимый живым полумесяцем косаток, двигался с запада на восток. Некоторые дельфины пытались вырваться из этого загона, но тут же попадали в зубастые пасти. Временами косатки врывались в стадо дельфинов и устраивали себе трапезу.

Наш спасатель попытался помешать этому разбою, но косатки обладают чувством опасности. Их сообразительности надо отдать должное. Совершив маневр на большой скорости, они рассекли косяк дельфинов и, перестроившись, снова погнали свои жертвы на восток. Пароход не мог состязаться в маневренности с этими скороходами. Только некоторым дельфинам мы помогли вырваться на волю...

Теперь ты понял, почему я этих зверей называю тварями? Есть у меня к этому повод, - сказал старый водолаз. - Вообще-то водолазов косатки не трогают, но и не боятся нас. Гибель Юрия была черной случайностью. Привлеченная запахом перепачканного в тюленьем жире водолазного снаряжения косатка захватила в пасть шланг-сигнал и, освобождаясь от него, сильным рывком сдернула Юру с винта и перекусила шланг-сигнал. Юра утонул в пучине, увлекаемый в глубину тяжелым снаряжением. Но все равно с тех пор во мне остались и неприязнь и злость к этим морским тварям. Ненасытные волки они, а не косатки, иначе их и называть-то нельзя, - подвел итог дядя Андрей.

Я слушал старого водолаза с непонятным чувством вины перед ним, но ненависти у меня к косаткам не было. Я всегда любовался игрой этих красивых животных.

Закончив свой рассказ, я перевернулся на спину и закрыл глаза. Ребята о чем-то говорили, пытались задавать мне вопросы, но я не отвечал.