Фауна Средиземного моря бедна. Максимальная глубина его всего 5200 метров. Холодные воды Атлантики не проникают в его бассейн - их задерживает гибралтарский порог. Поэтому нам, ради расширения научной программы, интересно было отправить "ФНРС-III" и в другие моря. Экспедиция за пределы Франции была связана с рядом трудностей. Чтобы свести их к минимуму, надо было не слишком удаляться от родных берегов. На случай возможных технических неполадок хорошо было бы иметь базу, расположенную достаточно близко к району погружений. Профессор Перес, которому уже доводилось плавать на португальских судах, посоветовал мне избрать в качестве базы лиссабонский порт, неподалеку от которого имеются глубины 2000 - 3000 метров. Франция и Португалия давно уже сотрудничали в области океанографии, и португальцы как будто позабыли о том, как войска генерала Жюно1 оккупировали их территорию.
1 (Генерал Жюно - один из военачальников Наполеона I.- Прим. перев.)
Официальные соглашения подписали быстро, но оставалось урегулировать кое-какие детали, и потому в мае 1956 года мне пришлось отправиться в Португалию, чтобы на месте найти оптимальное решение возникших проблем. Меня любезно приняли и оказали действенную помощь. Выяснилось, что при той осадке, какую имел "ФНРС-III", использовать базу, расположенную неподалеку от столицы, на противоположном берегу Тежу, нам не удастся. К счастью, непосредственно в лиссабонском порту был небольшой док Маринья, имевший затворы и находившийся под постоянным наблюдением. Мне сказали, что док - подходящее убежище для нашего "ФНРС-III", тихое и спокойное, и власти самым любезным образом заверили нас в том, что часть его будет передана в наше распоряжение.
Я отправился в док. Там действительно было довольно тихо, но зато начисто отсутствовало необходимое нам оборудование. Электроэнергия, сжатый воздух - все это были проблемы, которые нам предстояло решать самим. Упоминаю об этих сугубо технических подробностях лишь потому, что они показались мне поразительным анахронизмом - это во второй-то половине XX века, в эпоху невиданных успехов науки и техники! В Лиссабоне, например, невозможно было раздобыть выпрямитель, годный для зарядки аккумуляторов "ФНРС-III". Приняли смехотворное решение: всякий раз, когда у нас разрядятся аккумуляторы, португальский военно-морской флот будет посылать к нам подводную лодку! Оказалось также невозможным и приобрести компрессор, который мог бы обеспечить нас сжатым воздухом под давлением более 150 атмосфер. И совсем уж сложной стала проблема бензина. Поплавок "ФНРС-III" вмещает 78000 литров гексана, особо легкого сорта бензина. На всякий случай мне необходимо было иметь на базе запас, по крайней мере, в 100000 литров. В Тулоне можно было получить такое количество бензина, но как доставить его в Лиссабон? Для нефтеналивного судна 100 000 литров - слишком малая загрузка, и к тому же при перевозке гексана на таком судне возникала опасность загрязнения окружающей среды. Тогда, может быть, привезти по железной дороге? Но ширина колеи на дорогах Испании не соответствует французскому стандарту, и потому железная дорога тоже не годилась. В крайнем случае можно было бы нанять автоцистерны, но стоимость подобного заказа превышала мои ресурсы. Я предложил привезти бензин в 200-литровых бочках, и в ответ услышал возмущенное:
- 500 бочек бензина? Да как вам могло такое в голову придти?!
Я обратился в местное отделение компании "Шелл", которая обычно снабжала меня бензином, с просьбой обеспечить нас бензином соответствующего сорта, с условием, что, уезжая, я распродам его. Увы! Запасы фирмы в Лиссабоне истощились, и на ближайшее время не было запланировано новых поставок.
Снова на помощь мне пришли сами португальцы. Португальская фирма, занимавшаяся очисткой нефти, предложила приготовить для меня бензин необходимой плотности, притом - и мне приятно подчеркнуть это - совершенно бесплатно. А португальский военно-морской флот предоставил нам тральщик для буксировки батискафа к месту погружения. Оба ученых, собиравшихся принять участие в этой экспедиции,- доктор Марио Руиво из Лиссабонского института биологии моря и мой старый спутник профессор Жан-Мари Перес - хотели в сентябре поспеть на международную конференцию в Стамбуле; между тем именно в сентябре метеорологические условия были бы наиболее подходящими для нас - в августе погода там неважная, а в июле и вовсе плохая. Решили все же отправляться в конце июля, с тем чтобы в последних погружениях место профессора Переса занял его ассистент Пиккар.
И вот 27 июля на причале у дока Маринья я снова встретился со своим экипажем из четырех человек. Кругом громоздились ящики всевозможных размеров, в которых прибыло наше оборудование. Мы смотрели на них с грустью, которую не в силах было разогнать даже весело улыбавшееся нам португальское солнце. Распаковать все это - боже, сколько возни! Начать, пожалуй, надо с дроби; не дай бог заржавела в пути! Дело в том, что от постоянного пребывания в морской воде эти маленькие шарики ничуть не страдают, но совместное действие воды и воздуха превратило бы их в сцементированную ржавчиной компактную массу, никак непригодную в качестве балласта для батискафа. Спасибо брезентовым чехлам, они нас не подвели. На следующее утро мы принялись вскрывать ящики, в которых прибыли приборы - многие из них, между прочим, были весьма хрупкими, например, лампы-вспышки, которые еще предстояло смонтировать и установить на место. Задача эта была возложена на наших аквалангистов Вертело и Драго, а надо сказать, что в отличие от средиземноморских вод неспокойные воды Тежу далеко не отличаются чистотой и прозрачностью.
От причала, возле которого стоял на якоре батискаф, до того места, где сгрузили все наши ящики, было метров 500; нам без конца приходилось ходить взад-вперед под палящим солнцем. Поэтому мы были очень благодарны портовикам, когда, проникшись сочувствием к нам, они построили для нас пару временных мастерских.
Еще одна проблема состояла в том, что причал был узкий, и автоцистерны не сумели подойти к батискафу. Пришлось буксировать батискаф по реке к более подходящему месту. Операция эта завершилась только с наступлением сумерек. Стоя на причале, я наблюдал за возвращением "ФНРС-III". Буксиры, тащившие его, были слишком мощны и громоздки. В результате одного из их "маневров" батискаф ударился о причал, в результате второго - сел на мель. Не успели вытащить его из ила, как, подхваченный течением, он наклонился градусов на 30 и стал уходить вниз по реке. Стоя на причале и пытаясь спасти положение, я кричал то по-французски, то по-английски. Никто не понимал меня, кроме моих же людей, которым наконец удалось отдать якорь. Какое-то время "ФНРС-III" оставался все же во власти течения, но вот нам удалось забросить на него пеньковый трос и с помощью людей, оказавшихся поблизости и кинувшихся помогать нам, подтащить батискаф к причалу. В общем, не так все было страшно, как нам казалось, но мы решили впредь буксировать батискаф только во время прилива. Это было одно из тех решений, которые легко принимать и нелегко выполнять.
Командир корабля всегда должен быть готов к непредвиденным осложнениям. Я еще раз убедился в этом во вторник 7 августа, когда мы вышли в море на буксире у тральщика "Файал", которым командовал капитан-лейтенант, прекрасно владевший французским языком. Вышли мы поздно, так как погрузка дроби и балласта под проливным дождем затянулась дольше намеченного; начался отлив. Буксир с трудом избежал столкновения с "Сагрешем"1 - учебным парусным судном, самое название которого напоминает о славной эпохе великих морских открытий, о Генрихе Мореплавателе, Васко да Гама и других смельчаках. Словом, буксир избежал столкновения, а "ФНРС-III" стало прижимать к берегу. Нас было пятеро на борту, и нечеловеческими усилиями нам удалось избежать удара о причал - но зато форштевень "Сагреша" пронесся буквально над самыми нашими головами.
1 (Сагреш - название замка, который в XV веке служил резиденцией португальскому принцу Генриху Мореплавателю, организатору многих экспедиций, подготовивших открытие морского пути из Западной Европы в Индию.- Прим. перев.)
Когда два дня спустя мы возвращались на базу после погружения, Тежу преподнесла мне еще один сюрприз. Как ни старался капитан "Файала" поспеть в порт до начала отлива, мы опоздали: отлив успел набрать силу, да еще после недавно прошедших дождей воды в реке значительно прибавилось; нам пришлось встать на якорь в ожидании, пока течение ослабеет. Насколько я могу судить, скорость его была не меньше 8 узлов. Мы же никогда не буксировали батискаф со скоростью выше 4 узлов. Буксирный трос, на конце которого плясал и рвался "ФНРС-III", надраился до предела, и полуклюз буквально перетирал его: трос был пеньковый. Буксирный трос мог в любую минуту лопнуть. Чтобы спасти положение, капитан "Файала" решил лечь в дрейф. Но спустить шлюпку, чтобы подойти к батискафу, им не удалось. Тогда один португальский матрос решил рискнуть: проделав над бурными водами Тежу серию гимнастических трюков, от которых даже у нас захватывало дух, он по буксирному тросу перебрался на батискаф и протянул еще один трос, стальной.
Так что маневры, связанные с выходом в море и возвращением в порт, оказались нелегким делом, особенно поначалу. Но зато три первых погружения, в которых участвовал профессор Перес, прошли спокойно и оказались плодотворными. Программа предусматривала две серии погружений: в августе - на юге от устья Тежу с целью исследования сетубальского каньона и позже - на севере, "близ границы материковой отмели. В обществе Переса я проделал первую серию: 8 августа батискаф погрузился на глубину 620 метров, 16 августа - 1160 метров и 23 августа - 1680 метров.
Доктор Руиво из Лиссабонского института биологии моря рассчитывал на два погружения в сентябре, на границе материковой отмели.
Подробное хронологическое описание этих погружений наскучит читателю, поэтому опишу лишь несколько картин подводного мира, продемонстрировавших нам поразительное разнообразие его обитателей в этом густо населенном районе Атлантики. Разумеется, опускаясь под воду, мы всякий раз встречали планктон, столь дорогой сердцу господина Трегубова, причем здесь он был плотнее средиземноморского; но подлинное богатство бентоса ждало нас на дне, особенно на глубине 1680 метров в каньоне Сетубал. Дно там вовсе не походило на полупустыню, какую мы привыкли видеть в районе Тулона. Прикрепленная фауна, обнаруженная нами, удивительно походила на газоны и клумбы. Распустившиеся полипы напоминали лепестки цветов: красные, сиреневые, желтые, они сверкали и переливались в лучах наших прожекторов. Актинии, морские перья, горгонарии самых различных оттенков тихо покачивались по воле подводных течений, точно прекрасные цветы, ласкаемые ветерком.
На глубине 1160 метров я с удивлением обнаружил обломки скал, торчавшие из ила; местами они были покрыты крупными губками. "ФНРС-III" благополучно совершил посадку в этой новой для него местности. Немного дальше мы обнаружили мадрепоры - маленькие кораллы, живущие, наполовину погрузившись в ил.
Нас навещали рыбы; как и их средиземноморские сородичи, они вовсе не были обеспокоены нашим вторжением. Целые косяки маленьких "креветок" (эвфаузиид, как называл их профессор Перес) буквально толпились вокруг нас во время погружения на глубину 620 метров. Их были тысячи; привлеченные, по-видимому, светом, они кружились в лучах прожекторов, точно мотыльки вокруг фонаря: то пикировали, то, взмучивая ил, снова взмывали кверху; не было никакой возможности избавиться от них. Самое большее, что нам удавалось, это переманивать их с места на место, включая и выключая разные группы прожекторов. Они, наверное, испытывали к "ФНРС-III" самые дружеские чувства, но из-за них мы были лишены возможности наблюдать других обитателей подводного мира. Несколько рыб, впрочем, появилось в поле зрения - они пробирались между креветками, несомненно, закусывая ими по дороге. Полагаю, что для многих креветок тот день был счастливейшим в жизни днем,- иначе зачем бы они стали следовать за нами до самой поверхности? Нескольких из них я увидал уже с палубы, когда отдраив люки, мы покидали батискаф. Да, жаль, что у нас тогда не было хотя бы простенького невода.
В дальнейшем мы не встречали больше этих эвфаузиид, но зато нам всегда попадались большие розовые креветки с длинными антеннами, отогнутыми назад. Обычно они плавают на спине, вытянув антенны вдоль тела и скользя, словно лыжники, по невидимым склокам. Особенно позабавила и одновременно заинтриговала нас креветка, которую мы застали на куче дроби, сброшенной нами при погружении. Вытянув ножки кверху, эта креветка с явным наслаждением извивалась, кувыркалась, чесалась - в точности, как молодой пес, катающийся на куче гравия.
Встречали мы и галозавров с их длинными колышащимися хвостами, и галопорфиров с тонкими и гибкими антеннами на спине. Самое плодотворное из всех погружений я совершил 13 сентября в обществе доктора Руиво, опустившись на глубину 2200 метров. Мы видели бротулевых и стомиевых рыб, похожих на угрей, с навеки разинутыми ртами, а также пленительного белого ската с черной полоской на теле - он опустился на дно возле иллюминатора, а когда мы вдоволь налюбовались им, вновь продолжил прерванный путь. Его сопровождали галозавры и еще какие-то рыбы; иногда они даже касались его, но скат не обращал на них ни малейшего внимания. С полным пренебрежением отнеслась к нам небольшая акула в серых пятнах: расположившись так далеко, что ее едва освещали наши прожекторы, она повернулась к нам спиной, предоставив нам возможность рассматривать самый кончик ее хвоста. Мы видели - к сожалению, лишь издали - и других диковинных рыб, которых нам не удалось ни опознать, ни даже сфотографировать. Не раз мне пришлось пожалеть, что мы не располагаем средствами для приманивания обитателей подводного царства, чтобы привлекать их хотя бы в зону, освещенную прожекторами. Попытки подозвать их. свистом, ауканьем и другими соблазнительными окликами не увенчались успехом.
Как постичь их поведение? Кто объяснит, почему некоторые животные встречают батискаф с таким любопытством, в то время как другие остаются к нему совершенно равнодушны? Сколько раз я чувствовал себя в батискафе, как рыба в аквариуме; так неужели же им не интересно подойти к иллюминатору и поглазеть на меня?
Однажды в освещенной зоне появился порядочного размера мероу, который проплыл мимо и даже не обернулся, а в другой раз жесткорыл (Trachyrhunchus scabrus) (клянусь, его зовут именно так) с вытянутым, приплюснутым и чуть загнутым кверху носом - попросту говоря, курносый - был нами опознан лишь благодаря тому, что возгорелся тщеславным желанием позировать для фотоснимка.
Да простит мне читатель эти труднопроизносимые названия. Я вовсе не стремлюсь выставить напоказ свою эрудицию; просто дело в том, что этим несчастным тварям никто не дал простых, общепонятных имен,- потому, конечно, что мы с ними, в сущности, почти не знакомы.
Что сказать о поверхности дна?.. Несколько скалистых выступов в каньоне Сетубал были покрыты губками, а в остальных местах дно - это сплошной ил, как в Средиземном море, только испещренный "кроличьими норками" - приоритет этого названия (а оно в ходу и поныне) остается за профессором Пересом; оно довольно точно определяет зияющие дыры, часто встречающиеся на дне; происхождение их до сих пор еще никем не объяснено. В подводном мире немало загадок, возбуждающих чрезвычайное любопытство специалистов. Ограничусь упоминанием одного явления, свидетелями которого мы стали однажды на дне близ португальских берегов. Разглядывая ил, я вдруг заметил, как он вздулся, и вздутие это двинулось в сторону, словно кто-то пробирался под илом, не желая показываться на поверхности; узкой, извилистой полосой след ушел за пределы видимости, и мы так никогда и не узнали, кто был этот осторожный донный житель.
В связи с этим случаем снова упомяну о жесткорыле. Я видел, как метрах в 7 - 8 от иллюминатора он коснулся дна и... исчез, растворился, словно его засосал ил. Или он действительно зарылся в ил? Мы были слишком далеко, чтобы дать точный ответ на этот вопрос.
Каждое погружение позволяло исследовать лишь несколько квадратных метров дна - ничтожную часть огромной его поверхности - и соответственно лишь несколько кубических метров гигантского объема подводного мира. Несмотря на глубокие познания моих спутников, я с первых же погружений заметил, что чуть ли не всякое наблюдение вызывает у них недоумение, ставит перед ними новые вопросительные знаки. С тех пор я совершил множество погружений, и список вопросов, многие из которых так и остаются без ответа, весьма удлинился.
Каковы были итоги нашей первой зарубежной экспедиции? 2 октября, когда грузовое судно "Бастиа" с "ФНРС-III" на палубе и его оборудованием в трюме покинуло Лиссабон, стоило об этом подумать. Что ж, нам удалось доказать, что батискаф с экипажем, состоящим всего из нескольких человек, может действовать, базируясь в любом достаточно крупном современном порту. Ну, а что касается результатов научных исследований, то этим пусть занимаются специалисты. Не скрою, их работа меня чрезвычайно увлекла, но я понял, что долго еще главной моей заботой будет оставаться управление аппаратом.
В самолете, на котором я возвращался во Францию, я размечтался о новых экспедициях. Еще зимой меня посетил некий профессор Сасаки. Он выразил надежду, что когда-нибудь батискаф совершит погружение в японских водах. Тогда подобная перспектива казалась мне маловероятной - ведь добиться ассигнований даже на португальскую экспедицию стоило мне немалого труда.