Пуэрто-Рико

Вот две записи из бортового журнала "Архимеда", которые не могут не удивить своей лаконичностью; обратите также внимание на даты: "11 августа 1962 года - 9200 метров в районе Токио. 25 октября 1963 года - 2500 метров в районе Тулона". Да, более года прошло без единого погружения. Почему? Потому что экспериментальное судно требует тщательного ухода; потому что после японской экспедиции пришлось долго заниматься усовершенствованием конструкции батискафа и установленного на нем оборудования. Ведь у нас регулярно выходил из строя ходовой двигатель. Кроме того, мы с Вильмом пришли к выводу, к которому присоединился и Делоз, что при крейсерской скорости 3 узла научные наблюдения практически оказываются невозможными: едва интересный объект появляется в поле зрения, как батискаф почти тотчас же оставляет его позади. Торможение, задний ход, повороты - все эти маневры поднимают тучи ила. Необходимо было предоставить пилоту возможность уменьшать скорость батискафа во время наблюдений, крейсерскую же скорость аппарат будет развивать в тех случаях, когда понадобится быстро сменить район исследований. Нужно было, кроме того, улучшить маневренность батискафа, в частности, оперативность реверсирования.

Выявилась необходимость модернизировать и ряд других узлов, в том числе и захватно-подъемное устройство. Легкий сплав, из которого была изготовлена конструкция, разрушался от коррозии.

В 1963 году мы, к моему великому сожалению, были вынуждены расстаться с лейтенантом О'Бирном и профессором Мартэном. По причинам личного характера профессор предпочитал в ближайшие годы работать исключительно во Франции, а наши будущие экспедиции были связаны с заграничными поездками. Его преемником стал, естественно, Делоз; лаборатория по батискафам переехала в Марсель, где для нас сняли специальное помещение, а в помощники Делозу прислали из ЦНРС молодого инженера-электрика господина Жарри.

В военно-морском флоте редко бывает, чтобы офицер больше двух лет служил на одном месте, а О'Бирн пробыл на посту помощника начальника нашей группы более пяти лет. Боевая техника постоянно совершенствуется и развивается, и, чтобы идти в ногу с ее прогрессом, строевой офицер все время должен иметь дело с разной техникой. Поэтому О'Бирну пришлось покинуть "Архимед", который никак нельзя было рассматривать боевой единицей, хотя, безусловно, работа на батискафе обогатила О'Бирна новыми знаниями и навыками и пробудила в нем интерес к проблемам гидролокации и подводной связи.

Одним словом, без моего ведома и согласия в министерстве решили заменить О'Бирна старшим лейтенантом Уэ де Фробервилем, который, как и О'Бирн, начал военную службу в подводном флоте. Фробервиль оказался холостяком и большим энтузиастом парусного спорта; рост у него был примерно такой же, как и у меня,- теперь в тесной кабине батискафа всегда будет кому подпирать потолок. Фробервиль отнесся к работе с большим интересом. 25 октября я провел вместе с ним учебное погружение на глубину 2500 метров в районе Тулона. Следующее наше погружение состоялось 14 декабря, и в нем, кроме нас, принимал участие доктор Дистеш - один из помощников ректора Дюбюиссона.

Постепенно уточнялась программа на 1964 год. Сотрудники ряда океанографических центров США, в частности Ламонтской геологической обсерватории и Гудзонской лаборатории, выразили желание ознакомиться с возможностями "Архимеда". Выбор района погружений франко-американской экспедиции пал, естественно, на желоб Пуэрто-Рико. "Триест", который к этому времени уже подвергся реконструкции и не погружался глубже чем на 4000 метров, опуститься туда не мог; в основном он использовался теперь для обучения пилотов-подводников. После гибели "Трешера" "Триест" участвовал в поисках остова затонувшей подводной лодки и в изучении последствий затопления остатков атомного двигателя. Результаты погружений остались военной тайной, но сама возможность использовать батискаф для подобных целей ставит перед нами ряд дополнительных проблем; подробнее я расскажу о них в главе, посвященной будущему батискафоплавания.

Американские океанографы постарались заинтересовать в проведении пуэрто-риканской экспедиции военно-морской флот США, который мог оказаться весьма полезным нам в организационном отношении; мы же со своей стороны предоставили бы военным морякам возможность провести ряд нужных им экспериментов.

Желоб Пуэрто-Рико расположен севернее острова того же названия и представляет собой каньон длиной в несколько сот и шириной в 50 километров. Дно желоба находится на глубине 8200 - 8500 метров, а ширина самого глубокого места не превышает 7 - 8 километров. Склоны его почти отвесно спускаются до глубины 4500 метров, а затем становятся пологими. Этот желоб есть, в сущности, трещина в земной коре, прорезавшая три ее слоя, покрывающих мантию Земли. От подобных трещин на поверхности суши он отличается тем, что склоны его не размыты реками и не подверглись выветриванию и, таким образом, представляют для геологов уникальную возможность исследовать залегание пород в толще земной коры. Как полагают, земная кора представляет собой слой толщиной около 30 - 40 километров, и, следовательно, склоны желоба Пуэрто-Рико составляют довольно значительную ее часть. Вполне понятно, что американские ученые давно уже пытались различными способами обследовать впадину; с помощью разных устройств они брали пробы грунта и воды, и теперь непосредственное наблюдение позволило бы им проверить ранее полученные данные и, может быть, узнать что-то новое. В частности, поднимая образцы грунта вслепую, они не могли установить, взят ли образец прямо из слоя, в котором залегает соответствующая порода, или обломок породы скатился откуда-то сверху, или, может быть, принесен течением.

Наша экспедиция должна была продлиться месяца три; зная местные погодные условия, американские ученые предпочитали период с мая по июль. Они взяли на себя транспортировку "Архимеда" и снабжение его бензином. Они же позаботились о разрешении военно-морского ведомства на стоянку в портах и на погружения. Несмотря на любезную помощь, оказанную нам учеными и офицерами фрота, без затруднений не обошлось.

Слетав в Нью-Йорк, а затем в Пуэрто-Рико, Делоз и Фробервиль выяснили, например, что в порту Сан-Хуан нет крана, способного поднять батискаф. Службе американского морского транспорта было поручено обеспечить нас необходимым грузоподъемным оборудованием. В связи с этим Делозу и Фробервилю пришлось побывать в Вашингтоне. Возникли проблемы и с бензином. Оказалось, что бензин, имеющийся на американском рынке, тяжелее того, которым мы пользовались во Франции. В Португалии и Японии бензин для нас изготовляли по особому заказу, но в США это оказалось невозможным: при существующих масштабах американской нефтеперерабатывающей промышленности подобный заказ был слишком нерентабельным. Пришлось довольствоваться более тяжелым бензином; мы могли себе это позволить, поскольку глубина желоба Пуэрто-Рико не превышает 8500 метров. Но если когда-нибудь "Архимеду" придется погружаться в котловину Челленджер, бензин придется или везти с собой или пристраивать к поплавку дополнительные "карманы".

На судне "Марии Фидлер", зафрахтованном для транспортировки "Архимеда", имелась усиленная стрела грузоподъемностью 100 тонн. Изучив паспорт стрелы, присланный нам в Тулон, я засомневался в ее пригодности: меня смущали размеры стрелы и, главным образом, ее высота. Последовали телеграммы и телефонные звонки, и наконец во Францию прибыл представитель фирмы - Гарри Гиббон, на которого была возложена организация перевозки. Он показал мне фотографии макета, воспроизводящего стрелу на судне "Марин Фидлер" и корпус "Архимеда"; макет как будто бы доказывал, что погрузка пройдет без осложнений, и аргументы Гарри Гиббона показались мне достаточно убедительными.

"Марин Фидлер" пришел в Тулон согласно расписанию и, образно выражаясь, принял из рук плавучего крана "Атлас" сначала кильблоки, на которые предстояло установить батискаф, а затем и самое наше детище. Жаль, что мы тогда не попытались воспользоваться стрелой самого "Марин Фидлер", это избавило бы наших американских друзей от неприятных неожиданностей. Ибо 27 апреля, прибыв в Пуэрто-Рико и уже пригласив на разгрузку представителей американской печати, мы убедились в том, что мои опасения были ненапрасны: гак стрелы оказался на метр ниже, чем требовалось, и, несмотря на все наши ухищрения, нам не удалось поднять батискаф или хотя бы оторвать его от кильблоков, на которых он покоился. Во всех флотах мира действуют примерно одни и те же правила, и в мое время курсантам нашего училища говорили, что "если буксир недостаточно мощный и не может буксировать, то буксируемое судно должно взять его на буксир", то есть "если гора не идет к Магомету, пусть Магомет идет к горе".

Что ж, поскольку стрела не могла подцепить батискаф, мы попытались передвинуть батискаф, чтобы было удобнее работать со стрелой; не тут-то было: "Архимед" не желал путешествовать по палубе. Положение создалось неприятное: "Архимед", казалось, встал на вечную стоянку на борту "Марин Фидлер". Должен сказать, что наши американские друзья расправились с этой проблемой решительно и оперативно, и я не могу не выразить своего восхищения ими: за четыре дня они - ни больше, ни меньше - изготовили и поставили на место новую стрелу! Батискаф благополучно возвратился в родную стихию.

Заправка бензина, привезенного в восьмистах бочках по 200 литров каждая, и подготовка батискафа к погружению заняли у нас неделю. По плану работ, утвержденному на франко-американском совещании, предполагалось, что французы будут работать на глубине в мае, а американцы - в июне. Я не люблю жестких решений: ведь всегда могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. Так или иначе, 5 мая с тремя французами на борту - Фробервилем, Делозом и Менезом, заменившим Вильма,- "Архимед" совершил первое погружение на глубину 5400 метров. Погружение это было довольно беспокойным.

Совершив посадку на дно, Фробервиль заметил, что находится на небольшой террасе. Когда понадобилось двинуться дальше, выяснилось, что несколько ниже находится еще одна такая же терраса; опустившись на нее, Фробервиль обнаружил следующую террасу. Террасы эти представляли собой нечто вроде ступенек высотой 4 - 5 метров. При спуске по этой невидимой лестнице, которая вела, казалось, на самое дно каньона, Фробервилю пришлось все время быть начеку, чтобы не повредить винт о стенки каньона.

Разумеется, мы не предвидели, что "Архимеду" придется "ходить" по лестницам. Во время погружения Менез записал в свой блокнот: "По возвращении в Тулон снабдить винт защитной насадкой". Нетрудно представить, какое впечатление производили на наблюдателей непрестанные толчки, неизбежные при таком продвижении по дну.

В ходе этого погружения Делоз испытал гидролокатор бокового обзора, установленный американцами в порядке опыта. Этот прибор вычерчивал контуры рельефа по бортам батискафа и указывал также расстояние до дна. Действовал он вполне удовлетворительно, но впоследствии, как часто бывает с новой аппаратурой, оказался недостаточно точным. Принцип его, однако, превосходен, и безусловно было бы желательно когда-нибудь установить на "Архимеде" хороший локатор бокового обзора; такой локатор чрезвычайно пригодился бы О'Бирну во время его погружения на "ФНРС-III" в районе подводных вулканов: имея подобное устройство, он сразу понял бы, что батискаф попал в трещину и рискует застрять в ней.

Таким образом, погружение Фробервиля, целью которого была проверка оборудования батискафа, прошло удовлетворительно. Теперь можно приступать к выполнению программы и доставлять на дно ученых - сначала французских, потом американских. Один из участников экспедиции с французской стороны - профессор Драш, биолог и член Комитета по батискафам - ни разу до тех пор не участвовал в погружениях. Его "крещение" на глубине 8300 метров состоялось 9 мая. Затем 16 мая он совершил следующее погружение - на глубину 6000 метров. Позже он принимал участие еще в нескольких экспедициях "Архимеда". Мои товарищи по "Калипсо" предупредили меня, что профессор - человек увлекающийся; ныряя с аквалангом, он не раз забывал, где находится, и лишь обнаружив, что у него вышел весь запас воздуха, возвращался на поверхность. Однажды кто-то видел, как он, не замечая ничего вокруг, изучал какую-то неровность грунта в то время, как на него откровенно нацелилась акула. Кусто всегда посылал с ним кого-нибудь в качестве ангела-хранителя. Впрочем, в кабине батискафа не приходилось опасаться, что он пострадает из-за своей рассеянности.

Бывавший с нами в Тулоне, Португалии и Японии, постоянный участник экспедиций "ФНРС-III" профессор Перес теперь впервые ступил на борт "Архимеда". Я ожидал услышать от него похвалы комфортабельной кабине нового батискафа - одна высота чего стоила: почти 2 метра! - но профессор чаще ворчал, чем радовался; его совершенно не устраивало, что на "Архимеде", как и на "ФНРС-III", нельзя было курить. Полагаю, что для того, чтобы по-настоящему осчастливить его, пришлось бы построить батискаф для курящих, чтобы можно было наблюдать глубоководных рыб, посасывая трубочку. Пока что до этого далеко. Курить мы запрещаем отнюдь не потому, что боимся пожара; пожар в батискафе практически невозможен. Нет, курить у нас нельзя из-за сложностей с очисткой воздуха: загрязнение атмосферы в условиях крошечной кабины батискафа не может не сказаться на всем экипаже, в том числе и на самих курильщиках. Как и Драш, профессор Перес совершил в районе Пуэрто-Рико два погружения: 23 мая на глубину 7200 метров и 26 мая на глубину 3100 метров.

Еще один участник экспедиции - профессор геофизики Сельцер из Парижского института физики Земли - давно уже сотрудничал с американцами: совместно со своим американским коллегой доктором Лихтманом он занимался исследованиями в области подземных волноводов, к которым я вернусь ниже. Доктор Лихтман тоже приезжал в Пуэрто-Рико устанавливать свои приборы на борту батискафа, но экспериментальную проверку их поручил профессору Сельцеру. Самому Сельцеру, прибывшему в Пуэрто-Рико с опозданием, пришлось участвовать в погружении вместе с доктором Барэмом из Лаборатории электроники при военно-морском ведомстве, и он был вынужден довольствоваться знаменитым третьим сиденьем Делоза. Погружение Сельцера и Барэма состоялось 13 июня; в тот день мы достигли глубины 6300 метров.

Профессор Сельцер, несмотря на свои шестьдесят с хвостиком лет, был человек ЖИВОЙ И энергичный, и в подводных исследованиях далеко не новичок; он отличался, однако, поразительной рассеянностью. Раз в Сан-Хуане нас всех пригласили на завтрак во французском консульстве; он не пришел, но часов в девять вечера позвонил, чтобы извиниться за свое отсутствие на... обеде!

Он мог пропустить обед, но никогда не упускал случая совершить заплыв этак на километр-два, если только в городе имелся бассейн. Его любовь к плаванию была столь велика, что - я надеюсь, профессор не обидится на меня за этот рассказ,- прыгая в надувную лодку, он не мог удержаться от того, чтобы и тут лишний раз не потренироваться в этом виде спорта. Мы к его чудачествам привыкли, но я никогда не забуду, как перепугался помощник капитана "Марселя ле Биан", человек новый, когда увидел, как держа в руках сумку с приборами, профессор исчез в волнах. Разумеется, мы его выловили и доставили на батискаф невредимым; вот только влажность воздуха в кабине была в тот день сильно повышенной; нам удалось свести ее к норме с помощью силикагеля, но это стоило немалого труда.

"Архимед" совершил в ту экспедицию еще четыре погружения: 5 июня - на глубину 6150 метров, 19 июня - на глубину 6500 метров, 25 июня - на глубину 1500 метров и 22 июня - на глубину 6400 метров. Дважды погружался с нами доктор Ч. Дрейк из Ламонтской геологической обсерватории, и по одному разу - доктор Аллан Вайн из Океанографического института в Вудс-Холе и Р. Дилл из Лаборатории электроники при военно-морском ведомстве. Делоз, естественно, участвовал почти во всех погружениях.

Список наших пассажиров, скучноватый, как и любой список, дает тем не менее представление о разнообразии их интересов. Несмотря на то что из-за непогоды мы потеряли несколько недель, "Архимед" совершил девять погружений за два с половиной месяца, доставив на глубину до 7000 метров семь ученых различных специальностей.

Каковы были результаты этих погружений? Мы снова констатировали наличие интенсивной жизни на глубине в несколько тысяч метров далее в таком узком желобе, как Пуэрто-Рико: водные массы, перемещаемые течением, приносят пищу и сюда. Преподнес нам несколько сюрпризов рельеф дна. Разными способами мы изучали тальвег, узкий канал на самом дне желоба, занесенный илом,- угрюмое, мрачное место. Ни нор, ни знакомых нам холмиков там не оказалось. Однако дно вовсе не было ровным. Однажды мы с профессором Драшем убедились в этом при следующих обстоятельствах.

Мы находились на глубине 8000 метров и двигались со скоростью 3 узла, желая сменить район наблюдений. Внезапно мы ощутили толчок или, вернее, почувствовали, что батискаф резко затормозил. Кругом клубились черные облака ила, и, несмотря на свет прожекторов, мы не могли разглядеть препятствие. Быть может, мы ударились о стенку желоба? Или вызвали обвал породы? Сигнал гидролокатора был слишком слаб: батискаф зарылся в холм из ила. "Архимед" продолжал содрогаться всем корпусом, оставаясь на одном месте.

Столкнувшись с неожиданным или необъяснимым явлением, все наблюдатели ведут себя одинаково: поворачиваются к пилоту, который в такую минуту представляется им чуть ли не божеством. При этом, сообразно с характером, одни молчат и сохраняют невозмутимый вид, другие нарочито ровным голосом задают вопросы.

Им кажется, конечно, что пилот знает все; однако, как правило, он осведомлен о происходящем не лучше, чем его пассажиры. Что же произошло с нами? В иллюминаторах было совершенно черно; по характеру толчка и по звуку можно заключить, что препятствие мягкое, скорее всего - ил; прожекторы включены, но света не дают, следовательно, зарылись в ил. Двигатели работают нормально, поплавок значительных повреждений не получил: судя по индикаторам, течи нет.

Что все-таки представляет собой этот ил, и сколь глубоко мы в него зарылись? Трудно ли будет выбраться? Все эти вопросы требуют немедленных ответов, но кто мне их даст? Ведь вслух я вопросов не задаю. Я улыбаюсь как ни в чем не бывало. Страшно ли мне? Не могу сказать, что страшно, но, конечно, достаточно тревожно. Известно, что быть храбрым - значит побеждать свой страх. У меня, впрочем, нет времени даже на это: надо срочно предпринимать какие-то маневры. Прежде всего - задний ход. Двигатели послушно включаются, но тронулся ли с места батискаф? По приборам я этого пока установить не могу. Гидрофон тоже, конечно, ушел в ил, и все же я пытаюсь воспользоваться им; толку никакого.

Снова всматриваюсь в иллюминатор. Что это - густой ил или просто черная вода? Запускаю поворотный двигатель. Сначала вправо: три, четыре секунды... Затем налево... Все эти маневры должны освободить батискаф из плена. Мне приходит в голову ради экономии электроэнергии выключить прожекторы, но, учитывая обстановку, решаю, что лучше пока оставить их включенными: если они освободятся из ила, я, по крайней мере, сразу это замечу.

- Тьма - хоть глаз выколи,- говорит кто-то из моих спутников.

Бросив взгляд на гирокомпас, вижу, что курс начинает понемногу меняться. Слава богу! Значит, все-таки движемся. Идем задним ходом. Глядя, как светлеет вода за иллюминатором, убеждаюсь, что мы наконец вырвались из ловушки. Можно было, конечно, сбросить балласт и начать всплытие; но, начав всплытие, остановить его было бы трудно, а покидать дно без особой необходимости не хочется. В общем, происшествие хоть и любопытное, но по сути дела - несерьезное.

Еще несколько минут, и мы продолжаем свой путь. Однако толчок был довольно сильным. Позже, вернувшись на поверхность, мы обнаружили, что в результате толчка сильно пострадали траверс и тележка захватно-подъемного устройства. Пришлось Делозу несколько дней провозиться с ними, и все же мы до конца экспедиции не смогли пользоваться этим важным для нас приспособлением.

Интересным объектом для исследования оказались террасы, открытые Фробервилем. Выяснилось, что они являются характерной особенностью желоба Пуэрто-Рико. На этих террасах мы провели немало времени; края у них изрезанные, то и дело встречаются груды обломков - свидетельство того, что процесс эрозии еще продолжается. Обследование подобного рельефа - дело довольно рискованное и для пилота батискафа весьма хлопотное: острые скалы грозили в любую минуту пробить корпус; зато зрелище открывалось пленительное. Особенно приятно было полюбоваться им после однообразных маршрутов по ровному дну желоба.

Однако профессора Сельцера интересовало именно это ровное дно: он занимался проблемами теллурических токов и земного магнетизма. Профессор совершил со мной погружение 13 июня. Он пытался проследить связь магнитного поля Земли с блуждающими токами, и для этих экспериментов установил на борту "Архимеда" катушку индуктивности со специальным сердечником из металла с высокой магнитной проницаемостью. Его коллега профессор Лихтман гораздо более интересовался колебаниями разности потенциалов в проводящей морской среде, и по его указанию "Архимед" оборудовали двумя антеннами из стекловолокна, напоминающими шесты для прыжков в высоту.

Главная цель работ Лихтмана и Сельцера состояла в проверке недавно выдвинутой учеными гипотезы о существовании под морским дном, или, скорее, под земной корой, так называемых "подземных волноводов". Известно, что нижние и средние слои атмосферы служат волноводом для радиоволн; размещаясь между двумя проводящими слоями - землей с одной стороны и ионосферой с другой, они обладают довольно высоким электрическим сопротивлением, но хорошо проводят радиоволны. Возникло предположение, что подобную роль играет и земная кора. Возможно, что этот подземный волновод состоит из более или менее сплошного слоя горных пород, проходящего на глубине нескольких километров или даже нескольких десятков километров под земной поверхностью. Как полагают, он является изолятором между земной корой и столь же высоко проводящими массами, залегающими на большей глубине. Существование глубинных проводящих слоев подтверждается так называемой границей Мохоровичича, или сокращенно Мохо, которую принято считать подошвой земной коры.

Для того чтобы обследовать волновод, необходимо, во-первых, проводить наблюдения на минимальном расстоянии от него, и во-вторых, максимально исключить возможные помехи. В этом отношении "Архимед" представлял собой идеальную лабораторию для таких исследований. Под океанским дном граница Мохо расположена на глубине всего 5 - 6 километров от поверхности дна; слой воды толщиной в несколько километров отлично экранирует придонную зону от электромагнитных колебаний в атмосфере.

Поскольку в земной коре существуют, по-видимому, разные виды блуждающих токов, профессор Сельцер и доктор Лихтман решили выделить определенные разновидности, а именно - промышленные токи частотой 60 и 50 герц, отмеченные в районах североамериканского и европейского материков.

Профессор Сельцер проводил свои исследования в желобе Пуэрто-Рико следующим образом. С помощью электродов, укрепленных на концах шестов из стекловолокна, он пытался изучать колебания электрического поля, а с помощью магнитного датчика, установленного под захватно-подъемным устройством, то есть возможно дальше от металлической сферы, исследовал изменения магнитного поля. И те, и другие данные записывались на магнитную ленту, и потом их анализировали в спокойной лабораторной обстановке.

Первые результаты этой работы, работы сложной и длительной, кажутся обнадеживающими. Искомые сигналы, правда, почти теряются в массе помех, источниками которых служили и сам батискаф, и другие объекты - ведь даже сигналы, поступающие из космоса, могут затемнить картину. Однако многочисленные токи, зарегистрированные приемниками "Архимеда", доказывают существование волновода. Среди прочих сигналов на магнитной ленте обнаружились и токи совершенно неизвестного происхождения, рождающиеся, по-видимому, в ядре Земли. Результаты опытов профессора Сельцера и доктора Лихтмана интересны как специалистам-геофизикам, так и всем тем, кто занимается проблемами создания новых средств связи.

Читателю, наверное, приходит в голову вопрос: а почему бы для подобных исследований не погружать в море автоматически действующие приборы с самописцами? Вопрос, действительно, разумный; дело, однако, в том, что до тех пор, пока не разгадана природа исследуемых явлений, присутствие экспериментатора при подобных измерениях остается более чем желательным.

Мы ушли далеко вперед от той героической эпохи, когда наблюдатель с блокнотом вынужден был устраиваться на корточках перед единственным иллюминатором "ФНРС-III". Кабина "Архимеда" была заставлена аппаратурой, среди которой специалист нашел бы и катодные осциллографы, и гальванометры с подвижной рамкой. Опустившись на дно на глубину 6300 метров, Сельцер несколько часов провозился со своей аппаратурой, наблюдая кривые на экранах осциллографов, подключая индикаторы, усилители, записывая сигналы на магнитную ленту, если они представлялись ему достаточно интересными.

Совершенно иначе вел себя другой наш гость - биолог доктор Барэм. Он буквально не отрывал глаз от иллюминатора. Глядя, как ученые самозабвенно возятся со своими приборами, и не решаясь особенно отвлекать их расспросами, пилот, бывает, скучает во время погружений. Другое дело, если на дне много животных! Или если ученый, как это часто бывает,- человек общительный и широко образованный. В обществе профессора Сельцера мне было не скучно. В разговоре он касался самых разных тем - то рассказывал о своем недавнем путешествии по Соединенным Штатам, то вспоминал вечер, проведенный в обществе Мину Друэ, с одинаковым блеском говоря о музыке и о физике, и даже пел!

Экспедиция наша хорошо началась, но кончилась неприятным инцидентом, из-за которого пострадала программа наших американских гостей. Лучше бы я отдал им май, ругал я себя, и приберег конец экспедиции для французов.

25 июня я с доктором Дрейком погружался в районе, где глубина составляет 7000 метров; внезапно у нас погасли прожекторы. Глубина в этот момент составляла всего 1500 метров. Стрелка вольтметра стояла на нуле, перегорел главный предохранитель батареи. По возвращении мы установили, что виной этому было реле-регулятор, в котором произошло короткое замыкание. Тогда же нам просто пришлось прекратить погружение. Мы провели дней десять на базе, исправляя повреждение, а лишь только закончили ремонт, как испортилась погода.

На Пуэрто-Рико обрушились сильные ветры с Атлантики. Между тем профессор Дрейк оставался в Сан-Хуане, дожидаясь следующего шанса совершить погружение. 22 июля наступило затишье, и мы вышли в море, но неудачи, казалось, преследовали Дрейка: его целью было исследование отвесных скал на северном склоне каньона, но американское океанографическое судно "Джозеф Конрад" по ошибке вывело нас в район равнины на дне каньона; несколько часов "Архимед" маневрировал на этой равнине, но так и не нашел ни единого камешка.

Мой невезучий гость, человек учтивый и настойчивый, проявил незаурядное присутствие духа перед лицом этого нового поражения, и я не мог не пообещать ему, что до конца экспедиции еще раз доставлю его в морские глубины. Несчастный случай в канале, ведущем в Сан-Хуан, не дал мне сдержать слово. Дно этого извилистого канала буквально усеяно обломками кораблекрушений: навигацию на нем затрудняют сильные течения. Перед тем как войти в канал, мы всегда укорачивали буксирный трос. И вот, несмотря на все искусство капитана Туза, нового командира "Марселя ле Биан", наш "Архимед" в результате неудачного маневра ударился о корму своего буксира. Подойдя к причалу, мы осмотрели повреждения - помята обшивка, разорван кабель питания электродвигателя. К счастью, поплавок почти не пострадал. Рихтовка обшивки не проблема, но мы прекрасно понимали, что идти на погружение без двигателей бессмысленно. Пришлось посмотреть правде в глаза: экспедиция закончилась. Приведение в порядок проводки заняло бы слишком много времени, а срок отправки батискафа во Францию был уже близок. Американцы зафрахтовали для нас западногерманское грузовое судно "Вильденфельс", специализировавшееся по перевозке тяжеловесов.

Итак, экспедиция принесла меньше плодов, чем ожидалось, и не обошлась без происшествий. Надо помнить, однако, что "Архимед" оставался экспериментальным судном, и потому неудачи его в конечном счете оборачивались в нашу пользу: они заставляли нас совершенствовать свой аппарат. Эти десять погружений в районе Пуэрто-Рико были для нас хорошей школой; погружаясь в районе Тулона, где глубины не превышают 3000 метров, мы уже мало чему могли научиться в области управления батискафом. Вот почему и нам, пилотам, так нужны были дальние экспедиции к глубоководным впадинам. И мы прекрасно отдавали себе отчет в том, что впереди у нас еще немало неприятных сюрпризов.