В 1930-1934 годах советские ихтиологи перевезли из Черного моря в Каспийское около трех миллионов мальков кефали. В новой "квартире" нашлось много корма и не оказалось опасных соседей - хищников. Новоселы быстро размножились, заполнили все южные заливы и бухты. В 1940 году на Каспии начался промысловый лов этой рыбы. Но уловы были мизерными, Хитрая рыба не шла в сети, Она обходила их или, зайдя в ловушку и разглядев ее, ловко выбиралась наружу. Лодки с неводами кефаль близко к себе не подпускала, удирала с мест кормежки при малейшей опасности.
После длительных наблюдений ихтиологи установили, что кефаль летом кормится в мелких заливах, а осенью уходит в глубинные и теплые слои воды Южного Каспия. А если сетями запереть залив с жирующей рыбой, а осенью ее выловить? Это может резко повысить уловы, намного сократить расходы на промысел. Такое предложение сделали туркменские ученые и стали проводить эксперименты. Вот тут и возник вопрос: можно ли "пасти" кефаль, как овец? Хватит ли корма для оказавшегося в заливе стада? Сколько рыбы скапливается на летних "пастбищах" и каким обещает быть осенний улов? Потребовались всесторонние наблюдения, в том числе и подводные. Кино- и фотоаппараты, заключенные в водонепроницаемые боксы, должны были запечатлеть для дальнейшего изучения эпизоды из жизни подопытного стада кефали, а для сравнения нужно было заснять и вольно "пасущуюся" кефаль.
Вначале мы направляемся в кефалевое хозяйство лаборатории. Раннее утро застало "Сырок" в пути. Чтобы выйти из мелководного залива в море, суда следуют искусственным фарватером - подводным каналом, обставленным с обеих сторон буями. Еще один канал прорыт в косе и подходит к самому городу. Оба канала позволяют заходить в Красноводский порт любым судам, даже и таким огромным судам-паромам, как "Туркмения" и "Азербайджан".
Но наш сейнер не пошел по рукотворному руслу, а свернул на юг и, используя естественные глубины залива, стал лавировать между мелями и островками, приближаясь к Красноводской косе. Солнце стояло в зените, было жарко даже на палубе, которую непрерывно поливали из брандспойтов. На корме натянут тент, и все сгрудились под его тенью. Чайки, обычно сопровождающие суда, на сей раз сидели на островках, распластав крылья и раскрыв клювы. Но в глубинах моря жизнь не замирала: серебристые рыбки, как торпеды, вылетали из-под днища нашего сейнера. Стайки их, выскочив из глубины у носа судна, легко обгоняли его, рассыпаясь веером по поверхности. Это и была кефаль, с которой мы и собирались поближе познакомиться в каспийской воде.
Впереди прямо по курсу на плоском песчаном берегу показался палаточный лагерь - полевая лаборатория. Около палаток глубоко вдающаяся в берег лагуна - бухта Бековича. Узкое горло залива перегораживали столбы, на которых была натянута частая сеть.
Подойдя как можно ближе к берегу, наш "Сырок" бросил якорь. На воду спустили катер, и участники экспедиции, погрузив снаряжение, перебрались на базу.
Подготовившись к погружению, спешим к воде. Сбросив обувь и оставшись в плавках, начинаем пританцовывать на раскаленном песке пляжа. В ступни впиваются осколки раковин, а жесткие и цепкие колючки царапают икры ног. Надо скорее надевать ласты и искать спасения от жары и колючек в водной стихии.
Но не тут-то было! Попробуй найди прохладу в воде, если температура ее 35-36 градусов! Залив мелок, и погрузиться поглубже нельзя. Все дно бухты покрыто густыми и жесткими водорослями. Ольга назвала их харовыми. В заключение кефаль, которую мы вспугивали, подходя к очередному мысочку, никак не хотела показаться нам под водой. Мы остались с Хлудовой вдвоем, Николай Николаевич гонялся по пустыне за насекомыми, размахивая сачком. А Женя незаметно покинул нас, для нашего же блага: его сверкающая стрела с трезубцем, выпущенная из подводного арбалета, уже раза два мелькала перед самой моей маской.
В значительно опресненном заливе губы Кислой мне не удалось встретить молодь моллюсков: перед объективом были только взрослые мидии, модиолусы, гребешки и другие двустворчатые
Мы старательно прочесывали все уголки залива, но вместо кефали только раки да бычки таращили глаза в объективы. В тот день мне и Ольге суждено было сфотографировать кефаль только на лабораторном столе под навесом от солнца. Женя, который где-то плавал во время наших бесплодных съемок, сидел в тени этого навеса и ехидно на нас посматривал - он сумел разгадать повадки кефали, и это принесло ему кукан настрелянной рыбы и волдыри от солнечных ожогов на спине. Две лаборантки старательно наносили на сожженную спину подводного стрелка мазь: личное знакомство с кефалью потребовало жертв...
Кефали в Мировом океане встречается свыше ста видов. В наших морях, Черном и Японском, - около восьми видов, теперь и в Каспии поселилась кефаль. Как мы воочию убедились, она хорошо акклиматизировалась. Это три вида - сингирь, остронос и лобан. Первые два вида были даже крупнее, чем черноморские. Лобана же встречалось мало.
Набравшись опыта, отсняли эпизоды кормежки кефали: важно определить количество рыб в стайках, виды водорослей, среди которых чаще встречается эта быстрая рыбка. Снимаем и окружающих животных - раков, бычков и морских ужей - в естественной обстановке.
Интересно наблюдать, затаившись где-нибудь в укромной лагунке, за пугливой и быстрой рыбой. Выбрав наблюдательный пункт в маленькой бухточке обширного залива, я располагался там с раннего утра. Вокруг плоский песчаный берег, поросший жесткой верблюжьей колючкой. Вода с клубками пены лижет песчаные заструги. Входить в воду трудно - мешают густые заросли харовых водорослей. Первый раз, попытавшись пробраться через них в ластах, я запутался и упал. Пришлось брести сквозь жесткую хару босиком. Песок и ил за весь жаркий день так и не успевают прогреться под плотным ковром водорослей. Чувство такое, будто угодил в ледник. Еще неприятнее, если нога в этом холодном и вязком месиве вдруг натыкается на скользкое тело бычка или, того хуже, ужа.
В первый раз подкарауливал я кефаль в плавках. Однако в следующий раз пришлось облачаться в рубашку и шаровары; к концу моего дежурства они становились жесткими и белыми от высохшей соли. Но все эти маленькие неудобства и испытания терпения полностью компенсировались наблюдениями подводной жизни.
Лежишь в засидке, на лице маска, которая опущена под воду, посапываешь в трубку и ждешь. Глубина метра полтора-два. Это уже свой, подводный мир, лучи солнца, преломляясь на мелкой ряби волн, играют на дне. Вот с берега в воду скользнул уж, он прекрасно ориентируется в подводных джунглях и плывет среди водорослей. Добравшись до песчаной полянки, исчезает в зарослях.
Но где же кефаль? Вот наконец появляются первые разведчики - они поодиночке проплывают в голубоватой дали. Вот стайка из трех кефалей плывет прямо на меня. Траектория их движения напоминает рысканье собаки-ищейки, рыбы, как по команде, устремляются то вправо, то влево. Они поддевают мордами обрывки водорослей, но, видимо, не найдя их привлекательными, плывут дальше. А может быть, они успевают ухватить лакомый кусочек? Наблюдать интересно, но мне ведь надо фотографировать! Нацеливаю аппарат на стайку кефалей и, поймав их в видоискатель, нажимаю на спуск. Щелчок затвора вспугивает всю стайку, и три серебристые стрелки исчезают.
Жду еще и снова снимаю. Теперь мимо плывет одна рыба, она резко бьет хвостовым плавником, но стремительное ее тело при этом не сбивается с курса, кефаль, как штопор, ввинчивается в воду. Я пытаюсь вести фотоаппарат за плывущей рыбой, но даже очень плавные и осторожные движения вспугивают ее. Кефаль сворачивает с прежнего курса, и в кадр попадает только хвост.
В многочисленных экспедициях выручал нас портативный компрессор
Снова плывет одиночка, но уже с другой стороны. Я жду ее и надеюсь, что рыба проплывет в пределах досягаемости объектива. Теперь я аппаратом не шевелю, даже дышать перестал - весь внимание. Наконец кадр сделан, и можно перевести дух. Рыба подплыла к торчащему из песка куску известняка и принялась его обследовать. Яркая зеленая нитчатая растительность на камне, которая кустиками поселилась в его выемках, привлекла кафель, и она, как мне показалось забыла об осторожности. Все это происходило от меня далековато, а интересно было бы заснять кормящуюся рыбу. Кефаль, как мячик на резинке, снует и снует у камня. Вокруг ее головы появился клубок зеленоватой мути, это она водоросли выщипывает. Да, потери пищи у рыбы при кормежке велики, не то что у козы или коровы - что сорвет, то и во рту.
Течением меня потихоньку подносит к рыбе, но все дело портит затаившийся уж. Я думал, он давно уплыл восвояси, ан нет. Надолго же ему хватило запаса воздуха. Уж высунулся из зарослей хары, и я невольно двинул ластами, пытаясь уклониться от встречи с ним. Рыба, конечно, тут же исчезла. Фотографировал вместо нее ужа.
Когда набралось несколько отснятых пленок, решили мы с Ольгой проявить пробы, чтобы внести коррективы в экспозиции, да и результаты работы узнать хотелось.
Но кадры получились чересчур плотными, почти черными. Навыка снимать в условиях жаркого климата явно не хватало.
Однажды мы втроем - Ольга, Женя и я - в поисках новых мест забрели далеко от лагеря и встретили местных девушек, которые ловили рыбу. А делали это они оригинальным способом: забравшись прямо в одежде в воду, бродили по пояс в прибрежном мелководье. Красивые туркменские наряды были мокры, косы и ленты сбились, но это, как видно, не смущало юных рыбачек. Они с удивлением воззрились на нас. Женя с подводным ружьем и мы с Хлудовой были живописны: обвешанные масками, ластами и фотобоксами, мы, наверное, походили на инопланетян. Туркменки начали выбираться на берег, оправлять одежду. У каждой на поясе висел увесистый мешочек, в котором и находился улов. Оказывается, они ловили бычков... ногами. Прижимали их в зарослях водорослей ко дну. Мы разговорились. Женя тут же в своих охотничьих доспехах нырнул в воду, подстрелил пару крупных кефалей. Он подарил их самой юной девушке, и мы сфотографировались на память.
После этой встречи мы побывали в соседнем поселке - Кизыл-Су, где познакомились с настоящим джигитом, который в молодости участвовал в знаменитом походе 1928 года "красных туркмен" в Москву. Часть пути пролегала по Каспию. Участники похода разместились на самодельных фанерных лодках-таймунах, узких и вертлявых. На каждой лодке было по одному-два гребца плюс запас воды и пищи. Такие лодки применяли туркмены для ловли осетров. Но ведь рыбаки-туркмены на таймунах далеко в море не выходили, а "красным туркменам" пришлось пересечь море и только в Астрахани они пересели на коней.
Гостеприимные хозяева угостили нас шашлыком из осетра и пловом.
Неделю после посещения Кизыл-Су мы прожили в кефалевом хозяйстве. За это время отсняли достаточно кадров в прибрежных и морских районах вблизи лагеря. Работали только с масками и трубками. Акваланги мы с Женей надели для обследования сетевой загородки. Случилось так, что год назад вся кефаль осенью ушла из загона. Штормы помешали завершить работы в срок. Сказалось и отсутствие опыта. Теперь работы были продолжены: вновь организовали лагерь, укрепили столбы и натянули сеть.
Брюхоногие моллюски нептуниды живут на глубинах от 20 до 300 метров. Если нептунида погибает, то ее витой домик достается раку-отшельнику
Наши подводные вылазки в залив Бековича подтвердили: здесь есть кормящаяся кефаль. Но вот каково состояние заграждения в подводной части? Не уйдет ли рыба и в этот раз?
Пробираясь к выходу из залива, мы преодолели небольшой участок пустыни. В разные стороны при нашем появлении разбегались обитатели выжженных солнцем зарослей колючек, нагромождений ракушечника. Николай Николаевич не упустил случая продемонстрировать пойманного им паука. Ловко подцепив пинцетом черный лохматый шарик, выскочивший из трещины в почве, ученый высоко поднял его. Это был тарантул, лохматое его брюшко величиной с грецкий орех и восемь лохматых ходуль-ног производили странное впечатление. Много разных небылиц рассказывают про обитателей пустыни, говорил Кондаков, помещая тарантула в стеклянную баночку с пропитанной эфиром ваткой, но и беспечность недопустима, это первая заповедь для всех, кто находится в пустыне. Весной укусы скорпионов, каракуртов весьма опасны - их яд может вызвать значительные функциональные расстройства организма, сильную боль. А укус паука-тарантула опасен тем, что на его крепких и острых жвалах накапливаются продукты распада, которые образуются при разложении частиц добытых пауком насекомых. Эти продукты тоже ядовиты. Опасаться надо и змей, встречающихся на юго-восточном побережье Каспия. Это в первую очередь эфы и гюрзы. Однако, говорил наш руководитель, по наблюдениям змееловов, герпетологов, там, где водятся ужи, редки встречи с ядовитыми их сородичами.
Что ж, значит, надо научиться еще издали отличать ядовитых змей от ужей, обитающих у Каспийского моря. Ужи плавали в море, прятались под плитами ракушечника, часто встречались их выползки - зацепившиеся за колючки шкурки, оставшиеся после линьки. Местные ужи отличались от обитающих в средней полосе нашей страны и размерами, и окраской. Они были крупнее и красивее. На голове у этого вида водяного ужа не светились два привычных желтых пятнышка, а шкурка привлекала причудливой игрой орнамента.
Ольга, желая рассеять наши опасения, объяснила: "Отличить ядовитую змею от ужа можно по хвосту, хвост у первой толще, он как бы обрублен. У неядовитой змеи, ужа или полоза кончик хвоста тонкий". Мы понимали, что здесь не до шуток, но поди разбери этих тварей, если из-под камня выползает сначала голова, а не хвост! Поэтому у меня на суше всегда был в руке проволочный крюк, а в воде я стремился держаться подальше от мелькавших поблизости отнюдь не рыбьих хвостов.
Сгоняя ящериц, спасающихся от жары на колючках, испугав пауков и кузнечиков, отшвырнув на всякий случай пару ужей, добираешься к воде. Выход из горла залива Бековича не очень широк, но, перегороженный столбами и сетью, он выглядел как-то внушительно. Разведочный заплыв - надо обследовать сети у дна,
Погружаюсь с аквалангом - это надежнее, чем с маской и трубкой. Песчано-ракушечное дно полого уходит в глубину, водорослей нет, на границе залива и открытого моря волны срывают растительность, Хорошо виден нижний край сети - объект наших забот. Грузила надежно притягивают их ко дну, основания столбов не размыты. С моей стороны дно бухты плоское, в глубине залива видны кусты хары. Между кустами норы раков, иногда появляются их острые мордочки с шариками-глазками и длинные шевелящиеся усы. Раки то высовываются из нор, опираясь на грунт лапами-ходулями, то пятятся назад, подгребая клешнями. Раки как раки, ничуть не морские, иногда даже кажется, что наблюдаешь за ними в подмосковном озере у станции Косино.
В прибрежных водах Японского моря растет водоросль анфельция
Но вот мелькнули резвые тени серебристой кефали, попался бычок, который, разрывая под собой песок, стремительно исчезал в нем. Потом перед самой маской проплыла рыбка-игла. И тогда все встало на свое место. Я не в озере, а в море. Не хватает только ужей, но, конечно же, они скоро появятся. Однако нельзя забывать и о сетях. Плыву от столба к столбу, у пятой опоры обнаруживаю разрывы в полотне сети и щели у дна. Дыры такие, что не только кефаль, но и аквалангист может проскочить сквозь них. Повернувшись спиной ко дну, чтобы не зацепиться аппаратом, проскакиваю на противоположную сторону. И всплываю на поверхность. Мое появление в не закрытой сетями бухте расценивается как нарушение правил техники безопасности, ведь я мог зацепиться в глубине вентилями аппарата. Однако доказательство значительных повреждений полотна сети налицо: пробралась сквозь нее не стайка рыбы, а аквалангист.
Богородицкий огорчен, придется серьезно чинить сеть, навешивать дополнительные грузила. Наше пребывание в кефалевом хозяйстве затягивается. С Женей латаем сетевую загородку, добавляем к всплывшим ее участкам бетонные грузила, укрепляем столбы. Наконец сеть как новенькая. В шутку предлагаем Богородицкому зачислить нас в штаб лаборатории. И уже всерьез советуем принять на работу хотя бы двух гидробиологов, способных стать спортсменами-подводниками. А тем временем путешествие по Каспию продолжается, можно задать ему и следующий вопрос.