Глава третья. Почему поют водолазы?

Водолазы

Мы усиленно готовимся к очередной поездке на Баренцево море, где снова собираемся работать по заданию Н. Н. Романовой. Время летит быстро. Вечера заняты занятиями в бассейне, ремонтом и изготовлением необходимой техники, заседаниями различных комиссий Федерации подводного спорта. И вот однажды телефонный звонок: "Вы помните, мы как-то беседовали с вами о возможности поездки на Дальний Восток?" "А кто это говорит?" "Каплин. Так вот, если хотите, можно включить вас в состав экспедиции".

Я застыл в недоумении. Неужели правда?! Невероятно!..

Еще не окончательно веря в случившееся, через час уже брожу по коридорам Института океанологии, разыскивая Павла Алексеевича Каплина. И вот мы сидим и беседуем, как давно и хорошо знакомые люди.

В этом году Павел Алексеевич будет руководить экспедицией, которая должна посетить Камчатку, Курильские острова и Сахалин. О задачах экспедиции он расскажет потом. Предстоят интересные подводные работы. Экспедиция планируется на три месяца. Отпустят ли меня? Еще не думая, как это будет выглядеть на самом деле, заверяю, что отпустят. Знаю, вырвусь во что бы то ни стало...

В ходе беседы выяснилось, что на сей раз не нужно ни доставать акваланги, ни ремонтировать или клеить вновь самодельные гидрокостюмы. Даже основная наша гордость - самодельный компрессор оказывается ненужным. Экспедиция укомплектована всем необходимым. Единственное, что было бы хорошо сделать, это подготовить кое-что из фотоаппаратуры для подводных съемок. Уверовав в то, что почти невозможное свершилось, начинаю раздумывать: а как же буду работать под водой с совершенно незнакомыми мне людьми? Ведь несколько лет рядом со мной пли Серов, пли Проферансов, или Судакевич. К ним я привык, знаю и верю в друзей. Да в конечном счете просто неудобно уезжать в такую замечательную поездку одному. Спрашиваю Павла Алексеевича, нельзя ли сделать так, чтобы с нами поехал кто-нибудь из моих товарищей? Каплин говорит, что экспедиция рассчитана на участие в ней шести человек, но вполне возможно, что удастся взять и еще одного.

Через несколько дней спешу на заседание технической комиссии Федерации подводного спорта, чтобы повидать друзей, предложить кому-нибудь из них поездку на Дальний Восток.

В комнате плавают густые клубы дыма - значит, пригнел с большим опозданием. За председательским столом серебрится шевелюра Ю. В. Рожанского, организатора и бессменного руководителя технической комиссии. Мое позднее появление встречено укоризненным покачиванием головы.

Идет разговор о работоспособности конструкции аквапеда - прибора, предназначенного для передвижения под водой. По замыслу автора это заспинный водометный двигатель, приводимый в действие силой ног пловца. У доски, испещренной формулами, М. Т. Могилевский, усмотревший в расчетах автора какую-то ошибку и сейчас спорящий с ним. И члены комиссии, и многочисленные гости - а всего присутствует более 30 человек - внимательно слушают.

Идея нравится. Ну а во всем остальном надо еще разобраться! Сегодня даже не пытаюсь вникнуть в суть происходящего. Сижу, осматриваю присутствующих и думаю, к кому же обратиться с предложением. Перебрав многих, вдруг вспоминаю, что еще не говорил по этому поводу с Юрием Проферансовым. Как же я мог забыть о нем в такой ответственный момент? Правда, Юрий в этом году никуда не собирается. Может быть, дальневосточный вариант заинтересует его?

И вот перелет Москва - Хабаровск - Владивосток позади. Мы с Проферансовым грузим в глубочайший трюм корабля экспедиционное оборудование. Оно в ящиках, тюках и просто так. Нам очень нравится, что в качестве грузчиков вместе с нами работают и П. А. Каплин, и В. С. Медведев. Нисколько не кичась своими учеными званиями, они до седьмого пота, раздирая руки в кровь, возятся вместе с нами, оставляя погрузку лишь в случае появления каких-либо особо важных дел. Это хорошо.

Кроме забот сугубо экспедиционных нам с Юрием необходимо побывать в Тихоокеанском институте рыбоводства и океанографии. До сих пор мы работали под водой по заданию биологов, теперь будем переквалифицироваться в геоморфологов. Однако Нина Николаевна Романова наказывала: будучи на Востоке, в меру возможностей занимайтесь моллюсками. Для того чтобы наши наблюдения были более квалифицированными и целенаправленными, она рекомендовала посоветоваться со специалистами ТИНРО. Поговорив с сотрудниками института, осмотрев замечательный музей и выпросив несколько литров формалина да цинковый ящик для будущих подводных трофеев, отправляемся восвояси.

Возвращаемся кстати - нас ждет Павел Алексеевич. Нужно ехать в аварийно-спасательную службу флота и попытаться достать транспортные баллоны для воздуха. Баллонов у нас пока нет, а надо иметь хотя бы штук шесть, чтобы соорудить зарядную батарею. Мы пользуемся обычными аквалангами, работать под водой придется значительное время, да и глубины предполагаются большие, чем те, на которых бывали до сих пор. Если заряжать аппараты только от компрессора, это займет много времени. Нужно, чтобы он работал и тогда, когда мы под водой, заранее накачивая баллоны большой емкости. Из них потом будем пополнять запас воздуха в аквалангах. Несколько часов спустя подвозим к борту корабля 10 сорокалитровых баллонов.

В нашей группе семь человек. Немногим больше люден в экспедиционной бригаде специалистов Гидроакустического института, возглавляемой К. Б. Вакаром. Нам отведено помещение судового лазарета и ванная комната. Мы предпочитаем корабельный душ, а ванну используем как бассейн для испытаний фото- и кинобоксов и прочего оборудования. Покидаем Владивосток.

Японское море! Вода как вода, совершенно тихо. Даже цвет воды заметно не отличается от черноморской. Ярко светит солнце. Поверхность гладкая, лоснящаяся. Правда, мы знаем, что в глубинах моря, особенно в южной части, для биологов можно было бы найти много интересного. Однако путь держим на северо-восток.

Идут однообразные дни похода, но скучать некогда. У каждого в хозяйстве есть кое-какие недоделки. Работаем и знакомимся друг с другом. Похоже, что попали в слаженный коллектив. Все хорошо знают, когда, где, что и как делать. Работать заставлять никого не надо.

Проферансову и мне большей частью приходится трудиться вместе с Женей Васильевым. По возрасту Женя самый старший из нас и единственный профессиональный водолаз. Как и всякий водолаз, Васильев не испытывает особенного доверия к аквалангу, предпочитая ему старый добротный трехболтовик^*. Однако все аппараты, находящиеся в его заведовании, в идеальном порядке, в отличном состоянии содержится и прочее легководолазное снаряжение. Именно поэтому он неодобрительно смотрит на то, как мы "дорабатываем аппараты" - вытаскиваем закрепленные между баллонами пенопластовые поплавки. Еще большее неодобрение читаем в глазах водолаза, когда, усевшись в кружок, отрезаем от гидрокостюмов шлемы, оставляя один подшлемник. От бурного Жениного протеста нас спасает только то, что сам начальник экспедиции, вооружившись ножницами, делает то же самое. Как и мы, он не хочет быть постоянно привинченным к аппарату и не иметь возможности ни сбросить его, ни воспользоваться аквалангом товарища. Мы знаем, что Павел Алексеевич был на глубине свыше 90 метров, да и не один, а с Васильевым и Иониным, причем не однажды и далеко не ради острых ощущений, а просто потому, что так было нужно для дела. Организация спусков была ими четко отработана. Двое из погружающихся оставались на меньших глубинах и ждали того, кто уходил на грунт. Возвращаться приходилось, дыша вдвоем из одного акваланга. Применялся так называемый кальян. Этот прием совершенно невозможно выполнить в гидрокостюме со шлемом.

^* (Трехболтовик - стандартное снаряжение водолаза.)

А море по-прежнему спокойно. Если бы не шум и вибрация гребного вала, можно было бы подумать, что стоим на месте. К концу третьих суток прошли, оставив слева по борту, остров Монерон. Он известен всем подводникам страны по небольшому, но красочному фильму, заснятому там Виктором Суетиным со спутниками. Мы в шутку зовем остров Монерон "Островом президента". Здесь впервые побывал первый президент Федерации подводного спорта СССР, тогда еще член-корреспондент Академии наук СССР, а ныне академик А. Б. Мигдал.

Смеркается. Входим в пролив Лаперуза. По левому борту в полупрозрачной дымке видна одна из горных вершин мыса Крильон. Справа смутно просматриваются берега Хоккайдо. Темнеет быстро. Четко видны огни маяков и еще какие-то береговые огни. Над головой большие южные звезды. По правому борту - Япония, впереди - Охотское море. Мрачным и суровым всегда рисовалось оно в нашем воображении. А утром - опять яркое солнце и почти спокойная гладь воды. Вокруг на многие сотни километров нет ни клочка земли.

Но море наконец-то решает показать свой характер. Со стороны океана подул резкий, холодный ветер, неся с собой тонкую водяную пыль. Побежали "беляки". Только сейчас оцениваем величину судна, на котором идем. Будь это "Тунец" или "Персей", нас давно бы валяло с борта на борт. Но "Свирь" пока не колышется. Подходим к Четвертому Курильскому проливу. Высоко над облаками маячат конические вершины вулканов острова Парамушир. Несмотря на плохую погоду, все на верхней палубе. Разве можно оставить без внимания впервые в жизни увиденные вулканы? Высота одной из сопок 1345 метров. Белоснежная вершина плывет в облаках. Берега острова обрывистые, мрачные, невольно вызывающие тревожное чувство. Это самый крупный из островов северной группы Курильской гряды. Под вечер из Охотского моря выходим в Тихий океан.

Погода пасмурная. Навстречу катятся огромные свинцово-серые волны. Начинает качать. Океан дает себя знать! А после обеда пошел снег. Это уже - дыхание Камчатки. С выходом в океан скорость продвижения вперед резко сократилась. Транспорт рассчитан на то, чтобы в трюмах его находилось четыре - пять тысяч тонн груза. Все мы, вместе взятые, со своим многочисленным имуществом не весим и сотой доли положенного. Лишь в кормовые трюмы заложено некоторое количество балласта для того, чтобы винт был погружен достаточно глубоко. Нос судна задран и представляет собой огромный парус, в который и бьет напористый встречный ветер. Не очень сильная судовая машина с трудом противоборствует напору ветра и волн.

Петропавловск приближается медленно. Океан мерно колышется. Теперь даже такую громаду, как "Свирь", ощутимо качает. Слева по борту уже несколько часов черные, угрюмые, запорошенные снегом скалы. Кое-где маячат конусообразные вершины вулканов.

Наконец входим в Авачинскую бухту. Кругом ярко сияют электрические огни. Ничего не скажешь, населенная губа. Вот тебе и Камчатка!

А утром стоим на полуюте с широко раскрытыми глазами. Стоим тихо, словно кто-то поставил всех по стойке "смирно". Бесцельно висят фотоаппараты. Можно часами любоваться видами Крыма, восторгаться живописными берегами озера Рицы, могучими хребтами Кавказских гор, но во всех этих пейзанках есть какое-то едва уловимое сходство. Даже не видя их, мы с ним и почти знакомы. А вот то, что наблюдаем сейчас, совершенно неповторимо!

Ясное, солнечное утро. Даже постоянно живущим здесь людям не всегда удается увидеть такое. Спокойная темно-серая гладь бухты окаймлена уютными, мягких очертаний сопками. Невысокие горы покрыты ярко-зелеными деревьями. Это корявая, сучковатая, завитая узлами камчатская береза. Деревья растут далеко друг от друга, между ними густая зеленая трава и тут же рядом, в лощинах, белеет снег. Чем дальше от берега, тем выше всплескиваются сопки, покрываясь, как пеной волны, шапками снега. А там, еще дальше, взлетают ввысь два огромных конуса вулканов - Авачинского и Корякского. Их вершины покрыты неестественно белым снегом. Ослепительный покров во многих местах прорван черными трещинами. Вулканы, словно растолкав редкие облака, возвышаются строго и величественно. Над вершиной одного из них курится легкий и на первый взгляд очень уютный дымок. Однако именно этот дымок напоминает о том, что один из великанов не спит. Он в любую минуту может показать свой нрав. Стоим, смотрим и думаем об этом тревожном соседстве, о мужественных людях, живущих и работающих у подножия вулканов на далеком и суровом полуострове, именуемом Камчаткой.

Итак, прибыли в порт назначения. Позади два моря и часть океана. Пройдено свыше 1300 миль - это более 2500 километров. Далеко на сей раз забрались подводники!

Если кто-нибудь думает, что работа в морской экспедиции состоит только из открытий, подвигов и приключений, то жестоко ошибается. Если кто-нибудь считает, что участники экспедиции должны быть людьми, обязательно обладающими яркими чертами, этакими сверхчеловеками, то это тоже неверно. Присутствие такого героя в небольшой экспедиционной группе иногда даже вредно. Для того чтобы успешно работать, нужно совсем немногое - отлично знать свое дело, уметь ждать, уметь беречь настроение товарища и быть готовым выполнять самую неинтересную, незнакомую работу.

Прошло много времени, а мы ни разу не бил и под водой. Все еще стоим в Петропавловске. Занимаемся всем, чем угодно, только не тем, для чего сюда прибыли. Ожидаем прихода из Владивостока тральщика, на котором предстоит плавать. Наконец, чтобы не терять время, решили начать работы прямо с борта транспорта.

Стоит отличная погода, светит солнце, относительно тихо. Однако трап, по которому собираемся ходить под воду, вывалить нельзя - его наверняка разобьет волной. Решаем использовать веревочный шторм-трап. Одеваемся прямо на верхней палубе при довольно большом количестве любопытных. С трудом спускаемся вдоль высокого борта. Вода холоднющая, по водолазное белье из верблюжьей шерсти достаточно хорошо защищает тело. Проферансов, только коснувшись воды, упустил трубку. Он тут же делает попытку нырнуть вслед за ней, но вовремя вспоминает, что под килем 25 метров, да и не так-то просто погрузиться в гидрокостюме. Первая дань Нептуну на Тихом океане отдана. Обжаться как следует не можем - деревянные балясины^* шторм-трапа плавают на поверхности. Погрузиться в воду ногами вниз, чтобы выдавить воздух, не удается. А плавать очень хочется. Пробуем нырнуть. Получается, но не более чем на четыре-пять метров. "Купаемся" минут двадцать, качаясь на зеленых волнах, словно поплавки. Тело абсолютно сухое. Хорошие гидрокостюмы!

^* (Балясина - перекладина, образующая ступеньку трапа.)

Подъем на борт оказывается невероятно трудным. Шторм-трап болтается. Ласты упираются в борт, мешая сделать очередной шаг, колени в гидрокостюмах не гнутся - маловаты брюки. Нужны неимоверные усилия, чтобы согнуть и поставить ногу на следующую балясину. Добравшись до планширя, совершенно выбиваемся из сил. Устали до того, что через фальшборт нас перетаскивают матросы. Вот тебе и шторм-трап! Интересно, как бы мы выглядели на нем с аппаратами?

На следующий день волна несколько меньше. Погружаемся уже с парадного трапа. Надев акваланг, Каплин прыгает в воду, за ним и мы. Павел Алексеевич быстро уходит вниз. Это наше первое совместное погружение. Сразу видно, проходимость евстахиевых труб у него отличная. Наш начальник погружается, как говорится, "колом", совсем не продуваясь. Я иду следом значительно медленнее. Поддуваю маску и на всякий случай подпускаю в шлем, к ушным раковинам воду. Под килем 25 метров, значит, глубина примерно 30. Над головой темнеет тяжелая громада судна, бросая густую тень. Вода и без того не очень прозрачна - много взвеси, вокруг масса небольших белых медуз и тучи мельчайших рачков.

Проферансов болтается на спусковом конце несколько выше нас. Видно, у него тоже не все в порядке с ушами. Подождав друг друга, медленно погружаемся. Чувствую, как тело все плотней облегает гидрокостюм. Опять такое впечатление, что резина приклеилась прямо к обнаженной коже. Вот и дно. Видимость неважная. Невдалеке от меня Павел Алексеевич ковыряет грунт водолазным ножом, поднимая тучи ила. Кое-где на дне виднеются небольшие пятилучевые звезды ядовито-сиреневого цвета.

Вскоре Каплин совершенно скрылся в клубах ила, а рядом на дно опускается массивная фигура Проферансова. Повернувшись ко мне, он показывает большой палец - все в порядке, чувствую себя отлично! По указанию Каштана берем первые пробы грунта. Работа началась. Над головой, едва угадываясь, маячит днище корабля. Сильное течение несет мимо нас планктон и взвесь. Несмотря на это, передвигаться можно. Плаваем, даже не цепляясь ножом за грунт. Однако нагрузка большая. Дышать приходится как следует. Быстро устаем. Все время поглядываем на манометры. Но вот намеченный Каплиным участок дна осмотрен. Под водой делать больше нечего. Поднимаемся по концу. С каждым метром вода заметно теплеет.

На поверхность всплываем в тучах воздушных пузырей. Бурлит воздух, вырываясь из-под маски и шлема гидрокостюма. Это результат частого продувания ушей на глубине. Поднявшись на борт, пытаемся сами снять гидрокостюмы. Но удается это сделать только при помощи членов экспедиции. Руки совершенно закоченели и не слушаются своих хозяев. Смотрим друг на друга с изумлением. У всех истерзаны шея, плечи, грудь. Тела в багровых синяках. Вот что значит не стравить воздух из гидрокостюмов и оставить складки! Несмотря на кровоподтеки, довольны. Наконец-то начали работать!

А вскоре все происходит по намеченной ранее схеме. Выйдя из Петропавловска, плывем на юг вдоль Курильской гряды. На избранном участке побережья производим нивелировку, роем шурфы и берем пробы грунта. Затем, надев гидрокостюмы, продолжаем нивелировку дна от уреза воды до глубин, на которых еще возможно удержать рейку. А это совсем не просто. То и дело волной сбивает с ног. Дальше обследование дна и взятие проб производим в аквалангах, строго фиксируя глубину. Пока у нас нет необходимых навыков в определении особенностей характера и рельефа дна, с каждым из нас под воду обязательно ходит и Каплин. В дальнейшем он предполагает доверить описание некоторых участков дна нам самим. В случае если "разрез" приходится делать очень большим, погружения производятся с корабля. Только на глубинах свыше 40 метров вступают в действие дночерпатель и вибропоршневая трубка.

Длинные голубые волны, увенчанные белой пушистой пеной, с шипением вползают на низки и пологий берег, покрытый гладко окатанной галькой. Облизав его в несчетный раз, они скатываются обратно в спокойный, безгранично простирающийся вдаль океан. Пляж уютной бухты, защищенной от ветров высокими сопками, поросшими буйной растительностью, оживлен. Жители тихоокеанского побережья Курильских островов не избалованы солнечной погодой. Они умеют ценить каждый день и даже час, когда нет тумана. Только в эти часы можно по достоинству оценить красоту окружающей природы. Когда занавес тумана поднимается, перед глазами, словно театральная декорация, открывается волнующая картина, созданная самым талантливым художником - природой.

...Тихий океан! На его зеркальную гладь, залитую яркими лучами редкого в этих месяцах солнца, трудно глядеть. Темно-голубая вода, приобретающая у горизонта еще более темные, почти синие оттенки, ослепительно блестит. Узкая светлая полоса пляжа окаймлена высокими обрывистыми скалами. За ними возвышаются сопки, имеющие самые фантастические очертания. Склоны их поросли густой растительностью всех цветов и оттенков, а еще выше - стройные конусы вулканов. Пушистые облака цепляются то за одну, то за другую из вершин, пытаясь скрыть от взоров людей их величественную красоту. В уютной долине живописно разбросаны строения поселка, утопающего в зелени. Лавина деревьев, сбегающая с гор, обрывается только у скал, окаймляющих бухту. Часами можно любоваться этой необыкновенной красотой! Но вот снова опускается пелена тумана. Краски резко меняются. Тот же берег, тот же пляж становятся неуютными и даже мрачными. Только легкий шорох волн остается неизменным.

Но что это? Почему вдруг стало не слышно даже этого шороха? Отчего внезапно обнажилось дно, усеянное мелкими камнями и поникшими водорослями? Вода отступила и скрылась где-то в тумане. Почему находящиеся на берегу люди бегут в сторону ближайших береговых возвышенностей? Скорее, скорее дальше от берега, как можно выше...

А со стороны океана начинает доноситься гул. Он быстро усиливается, приближается. Вскоре это не гул, а все заглушающий страшный рев. Неожиданно нелепа тумана рвется. На горизонте появляется темная полоса, стремительно приближающаяся к берегу. Через несколько минут уже видна огромная водяная стена, несущая на вершине пену, кажущуюся издали слоем льда. Она стремительно приближается, растет в высоту. И вот на берег миллионами тонн воды опрокидывается гигантская волна, сокрушая все попадающееся на пути. Безжалостными языками она слизывает дома и людей, не успевших убежать. Быстро вползает далеко в долину до самых отвесных скал, преграждающих ей дорогу. Волна взметывается еще на несколько метров вверх и так же стремительно, как пришла, скатывается в океан, унося с собой обломки строений. Через несколько минут на берег обрушивается вторая, затем третья волна. И вот на месте только что кипевшего жизнью поселка - лишь разметанные в беспорядке кирпичи да искореженные металлические конструкции. Тысячи людей остались без крова. А солнце светит так же ярко. Все мягче шум прибоя. Снова спокоен Тихий океан!..

Цунами - грозное явление природы, приносящее людям неисчислимые бедствия, которое пока трудно предсказать и невозможно предотвратить. Гигантские волны, возникающие в океане в результате подводных землетрясений, сбросов в земной коре или взрывов подводных вулканов, разбегаются в стороны от эпицентра с огромной скоростью, превышающей порой 700 километров в час, и имеют длину, измеряющуюся иногда сотнями километров. Появившись, волны пробегают огромные расстояния, докатываясь до берегов, удаленных от места их возникновения на десятки тысяч километров. Пока волны движутся в открытом океане на больших глубинах, корабли могут даже не заметить их прохождение. Но при приближении к берегу в результате перестройки волны начинает образовываться водяной вал, высота которого достигает огромных размеров. Так, например, волны цунами, образовавшиеся в 1883 году в Зондском проливе в результате извержения вулкана Кракатау, достигали высоты 36 метров и послужили причиной гибели свыше 36 тысяч человек. Однако и волны значительно меньших размеров способны произвести на берегу огромные разрушения. Высота волн цунами, обрушившихся на побережье Камчатки и северных Курильских островов в 1952 году, не превышала 10-15 метров, но было разрушено большое количество прибрежных поселков.

Цунами - довольно редкое явление. С 684 года по настоящее время зафиксировано 355 случаев появления волн цунами. Казалось бы, не так уж много, но с возможностью их возникновения приходится считаться. Вероятность появления цунами необходимо предусматривать при строительстве населенных пунктов и промышленных предприятий на побережьях морей и океанов, особенно тех, где имеются зоны активной тектонической деятельности. В этом отношении Тихий океан занимает первое место: из 355 известных случаев цунами на его акватории зафиксировано 308, в то время как в Атлантическом океане - всего 26, а на Средиземном море - 21 случай.

Восточная граница нашей Родины на протяжении многих тысяч километров омывается водами этого беспокойного океана. Берега Камчатки и Курильских островов, а также острова Японии неоднократно являлись объектами разбушевавшейся стихии. Как известно, для района Алеутской, Курило-Камчатской, Японо-Сахалинской и других островных дуг, опоясывающих восточное побережье Азиатского материка, характерна активная тектоническая деятельность, продолжающаяся и в наши дни. Здесь находится много действующих и потухших вулканов и ежегодно происходит большое количество землетрясений. Населенным пунктам и промышленным предприятиям, расположенным на Тихоокеанском побережье, особенно угрожают резкие тектонические движения, происходящие в районах глубоководных океанических впадин, которые находятся восточнее и юго-восточнее островных дуг. Наиболее опасной для наших берегов является одна из самых беспокойных глубоководных впадин на земле - Курило-Камчатская.

В течение нескольких веков застройка побережья Камчатки, большой и малой островных Курильских гряд велась без учета возможности возникновения цунами. Многочисленные поселки, рыбоконсервные заводы и даже города возникали в цунамиопасных районах. Строились они в местах, удобных при подходе с моря и относительно равнинных. Известны случаи, когда люди вновь селились там, где их жилища однажды уже были смыты водой. Вполне понятно, что все это невозможно сейчас, в период стремительного развития народного хозяйства на Востоке нашей страны. Именно поэтому изучению условий возникновения волн цунами и разработке мер предупреждения о них населения придается большое значение. Уже сейчас действует "служба цунами". На многочисленных сейсмических станциях ученые внимательно следят за изменениями состояния земной коры. Когда фиксируется подводное землетрясение, которое может вызвать появление цунами, в соответствующие районы побережья немедленно передаются предупредительные сообщения. Однако в таких случаях вполне возможны и ложные тревоги.

На Японских островах местными властями выставляются специальные наблюдатели, которые день и ночь следят за состоянием моря. Обычно это престарелые жители прибрежных деревень и поселков.

В недалеком будущем побережье Тихого океана будет окаймлено цепью приборов, чутко реагирующих на малейшие изменения состояния водной среды и земной коры, предупреждающих о приближении цунами задолго до того, как волны обрушатся на берег. Но и это не главное. Важнее всего досконально изучить цунамиопасные районы и не застраивать соответствующие участки побережья.

Дело в том, что одни и те же по величине волны, подходя к берегу, могут вести себя по-разному. Так, например, в 1952 году на острове Парамушир, расположенном в 800 километрах от эпицентра образования волны, была зафиксирована высота волны 15-20 метров, в то время как на побережье Камчатки, удаленном от эпицентра всего на 100-150 километров, высота волны не превышала восьми метров. Казалось бы, должно быть наоборот: волны на участках побережья, приближенных к эпицентру, должны быть выше. Но это не так. Оказывается, разрушительная сила цунами зависит не только от интенсивности породивших их землетрясений, расстояния от эпицентра и параметров самих волн, но и от того, какими особенностями обладает рельеф дна и побережья, к которым они подошли. Выяснено, что зачастую именно рельеф оказывает решающее влияние на характер образования волн. Даже на небольших участках побережья высота волн может значительно различаться. По данным о цунами, прошедшем 1 апреля 1946 года на побережье Гавайских островов, высота волн на протяжении всего 2-3 километров менялась от 4 до 10 метров.

Сотрудники Института океанологии АН СССР А. С. Ионин и П. А. Каплин в работе "Некоторые особенности рельефа побережья Курило-Камчатской зоны в связи с проблемой цунами" произвели предварительное районирование побережья Камчатки и Курил с точки зрения их цунамиопасности. Проанализировав литературные и картографические данные, изучив материалы экспедиций океанологов и геологов по районам Камчатки и Курильских островов, а также результаты своих исследований в этих районах, они показали, что разрушительная сила цунами зависит от особенностей надводного и подводного рельефа побережья и конфигурации береговой черты. Выяснено, что наиболее цунамиопасными являются низменные берега. При отлогом дне волна перестраивается из-за резкого затормаживания нижних слоев воды и растет в высоту. В таких районах действию волн может быть подвергнута очень большая площадь. Не менее опасно цунами в воронкообразных или клиновидных бухтах и проливах. Но если перед берегом имеются обширные мелководные террасы, волны цунами могут разрушиться, потеряв свою силу, и не причинить сколько-нибудь заметного вреда даже на невысоких береговых площадках. В районах с большими глубинами перед берегом действие цунами сводится к кратковременному повышению уровня воды, и только.

Для того чтобы иметь возможность прогнозировать возникновение цунами более точно, следует подробно изучить и рельеф подводной части цунамиопасных участков. С такой целью и была организована экспедиция, о которой идет речь на страницах этой книги.

Вот уже несколько суток ложимся спать и встаем под звон рынды^* и рев гудков. Корабль словно висит в молочно-белой пелене тумана. С борта не видно даже воды. С мостика не просматривается ни полубак, ни полуют. Тревожные протяжные гудки раздражают - к ним никак не привыкнуть. Временами, когда туман особенно плотен, кажется, что стоим на месте, а иногда это и действительно так.

^* (Рында - корабельный колокол.)

Мы подходим к острову Кунашир. Это не Камчатка! Мягкие и сочные тона растительности, живописные очертания гор. Виднеются заросшие до самой макушки зеленью вулканы Головкина и Менделеева. Из большой розово-желтой фумароллы на склоне валит дым. Над берегом цепь зеленых гор, упирающихся далеко на северо-востоке в конус огромного вулкана, из кратера которого торчит когда-то обвалившаяся туда конусообразная верхушка.

Чудесными видами не приходится любоваться долго. Горизонт снова заволакивается туманом. Вначале растаяли вершины гор, и вот уже но видно ближайших холмов. Берег кажется унылой низменной равниной. Затем исчезает и он.

Мы собираемся погружаться. Выхожу на разведку. Под водой почти темно, зато значительно теплее, чем в Авачинской бухте. Впервые вижу такое огромное скопление живых организмов. Это так называемый зоопланктон. Вода кишит мелкими белыми рачками. Рассмотреть что-нибудь как следует не удается - плохо видно, да и передвигаются рачки достаточно быстро. Бесчисленное количество раков-отшельников. Они убегают от меня со всей доступной им быстротой.

Одному под водой тоскливо. Возвращаюсь на поверхность за напарником. На грунт садимся неожиданно. Оставив спусковой конец, плаваем вокруг, берем пробы. Очень темно. Поверхности воды не видно. Дно без всяких ориентиров, поэтому стараемся не отплывать далеко от конца - унесет течением, не доберешься до трапа. Закончив отбор проб, интересуемся обитателями дна. Собираем раков-отшельников в захваченную на всякий случай "авоську". Командир корабля утверждает, что они на редкость вкусны. Отшельники попадаются довольно крупные. У некоторых из них на раковинах сидит сразу по нескольку балянусов. А вот что-то необычное! На грунте большая пятиконечная звезда с длинными и очень тонкими лучами. Она так велика, что никак не можем запихнуть ее в "авоську". Не найдя ничего более интересного, всплываем.

К новому месту жительства и работ едем прямо по дну отступившего на время океана. Дороги нет. Сообщение поддерживается только по отливной зоне. Когда море вернется, проехать будет значительно сложнее. Приходится пробираться по глубокому сыпучему песку. В отлив песок держит машину так же хорошо, как асфальт. Выделенный нам "газик" резво катит в сторону от Южно-Курильска. Иногда пенистая волна выползает несколько дальше обычного, и из-под колес летят фонтаны соленых брызг.

Осмотр побережья начали к югу от устья реки Лесной, на берегу которой расположились. Идем вдоль берега океана по кромке наката, отмеченной массой выброшенных водорослей. Воздух насыщен резким запахом йода. Много раковин различных моллюсков. Справа, за небольшой песчаной террасой, берег круто поднимается. Что там дальше - не видно. Туман. Слева в воде группы больших камней, уходящих длинными косами далеко в океан. Наступает время прилива. Идти становится трудно. Бредем по песку, не уплотненному волнами. Вскоре добираемся до небольшой террасы. Между океаном и террасой песчаный пляж. Даже через подошвы сапог чувствуем, что песок очень горячий. Если вложить руку в небольшую ямку, выкопанную в песке, то держать ее там не удастся. Над пляжем вздымаются струйки пара. Между скалами бьют горячие источники; местные жители построили над ними прачечные - горячей воды хоть отбавляй.

Пляж со стороны суши ограничивается отвесной скалой. Напротив нее в океане торчит огромный одинокий кекур. Скала изрезана глубокими трещинами и гротами, часть из которых продолжается и под водой. Здесь пройти дальше не удается - сейчас самая высокая вода. Поднимаемся вверх, в горы. Шествуем вдоль берега небольшой извилистой речки. Местные жители показывают нам, где расположено несколько теплых проточных сернистых ванн. И вот семеро мужчин гогочут от восторга, сидя в выбоине скалы, наполненной теплой мутноватой водой. Идет дождь, но в импровизированной ванне тепло и приятно. Вода слегка пощипывает кожу. А кругом живописнейшая природа. Совсем рядом заросли бамбука, над головой ветви огромного кедра, чуть поодаль пихты, ели. Целый калейдоскоп растительности, и все сочное, ярко-зеленое. Прямо субтропики. Не хватает только лиан.

Исследования берега начинаем прямо от подножия скалы. Идем в воду без аквалангов и сразу же запутываемся в густых зарослях ламинарий. Оказывается, что плавать здесь невозможно. Стебли водорослей опутывают ноги, скользят по телу. Ощущение более чем неприятное даже через гидрокостюм. В мутной воде вряд ли можно что-либо разглядеть. Правда, пробравшись чуть дальше от берега, начинаем встречать небольшие прогалины воды без ламинарий. Но зато там очень много взвеси. Стоит нырнуть на 2-3 метра, как почти ничего не видно. Решаем, что с аквалангом в этих "щах" из морской капусты делать нечего.

Пытаюсь поплавать в одной из заводей между камнями и кое-что заснять. Однако длинную трубу, начиненную конденсаторами и батареями, невозможно развернуть в нужном направлении. Она цепляется за водоросли и совершенно неуправляема. Все же решаем сделать первый разрез. Закончив нивелировку берега, втроем входим в воду. Преодолев мутную полосу прибоя, плывем по компасу. У каждого за поясом по нескольку мешочков для взятия грунта. Пробы берем по команде Каштана. Он плывет первый, мы - справа и слева от него приблизительно на уровне бедра, так, чтобы он не выбивал нам загубники ластами. Прозрачность воды оставляет желать лучшего. В толще ее масса рачков. Особенно много их над самым дном. Прямо живой ковер! Стоит прикоснуться рукой к песку, как из-под пальцев во все стороны разбегается волна животных...

Павел Алексеевич внимательно осматривает дно, обращая особое внимание на величину и направление песчаных барашков, отыскивает "валы". Мы тоже стараемся добросовестно отмечать все особенности рельефа. Нам положено докладывать о своих наблюдениях.

Беря очередную пробу грунта, я несколько отстал и сразу же потерял ориентировку в клубах песка и ила, мною же поднятых. Видимость была и без того плохая, к тому же смеркалось. Друзья исчезли совершенно неожиданно, а компаса у меня не было. Покружился на месте - ничего и никого не видно. Всплыл - до берега метров двести. Снова опустился на грунт, сижу, жду. Знаю, метаться не имеет смысла. Потеряешь место, тогда товарищи не найдут, несмотря на то, что у Каплина есть компас. А в том, что будут искать, совершенно уверен. Вскоре вдали показались фигуры, плывущие над самым дном. Устремляюсь к ним навстречу. Принимаю приветствие в виде двух кулаков, выразительно приставленных к маске. Ну что ж, заслужил! Идем дальше. Проплыв метров сто и еще взяв необходимые пробы, возвращаемся назад.

На ночь вывешиваем водолазное белье сушиться. Утром снимаем с проволоки тяжелые, набухшие от влаги свитеры и рейтузы. Оказывается, за ночь они впитывают ее больше, чем мы успеваем напустить в гидрокостюмы под водой. Видимо, такая сушка на Курилах невозможна.

Начиная работу, ежедневно в течение нескольких минут ожесточенно продираемся сквозь плотные заросли ламинарий. Верхушки водорослей, распластавшись по воде, мерно колышутся прибоем. Вот где нужно было бы добывать морскую капусту. Иногда удается найти лазейку между камнями, заросшую не так густо, и выбраться на более или менее чистую воду. Но и дальше плыть не легче. Двигаться прямо по компасу совершенно невозможно там, где глубина не превышает 3-4 метров. То и дело попадаются огромные камни, едва покрытые водой. Чтобы выдержать направление, приходится переползать через них и вновь продираться сквозь заросли ламинарий. Пройдя метров 100-150, зачастую вынуждены возвращаться, так как добраться до грунта в месиве из водорослей просто невозможно. Впоследствии работаем только в полную воду, когда листья всплывают.

Неподалеку от места, где мы живем, прямо от подножия прибрежных скал в морс простирается совершенно плоское плато. В прилив оно залито водой, и, когда океан откатывается, на нем то там, то здесь блестят маленькие озерца. Плато окаймлено глыбами камней, когда-то оторвавшихся от него. Однажды, подходя к террасе, видим, что над ней вьется несметное количество чаек. Вскоре причина неожиданного возникновения птичьего базара становится попятной: в каждом из водоемов, оставшихся на плато, - масса рыбы. Видимо, здесь проходил косяк сайры, часть которой во время отлива оказалась в выбоинах скал. Разогнав птиц, собираем рыбу прямо руками в сумки из-под гидрокостюмов. Заготовив сайру впрок, съезжаем в воду по поросшему фукусами обрыву и попадаем прямо в заросли ламинарий.

Прилив уже начался, да и глубины здесь довольно приличные, так что плыть можно. Вода относительно прозрачная. Через несколько метров оказываемся в ущелье, образованном двумя скалами. Склоны густо поросли ламинариями; дна совершенно не видно: оно сплошь покрыто широкими коричневыми листьями водорослей. Чтобы взять пробу грунта, приходится забираться под растительность, раздвигать стебли руками. На дне между камнями - ЧИСТЫЙ, словно речной, песок. Первая попытка набрать его в мешочек оканчивается неудачей. Стоит наклониться, чтобы пробраться под куст, как оставшийся в гидрокостюме воздух тотчас перекочевывает в йоги и образует пузыри. Они неудержимо тянут вверх. Чтобы не всплыть, надо все время энергично работать ластами, чуть зазевался - и тебя, словно репку, вытягивает из кустов. Вот что значит не стравить воздух из гидрокостюма. Приходится выходить на поверхность, принимать строго вертикальное положение и погружаться снова, выдавливая остатки воздуха через шлем и манжеты рукавов. Вполне понятно, что при этом изрядное количество воды проникает в гидрокостюм. Зато теперь можно плавать и работать в любом положении, не тратя лишних сил. А посмотреть тут есть на что. На прогалинах под водорослями лежат небольшие гребешки - это, кажется, пектункулюсы. Много витых раковин нептуний. Во все стороны разбегаются раки-отшельники. Дно исключительно живописно. Неподалеку возвышается миниатюрный горный хребет. Между скалами глубокие темные впадины. На отвесных обрывах целые колонии нежно-розовых актиний. Они сидят группами, напоминая кусты астр. Отдельные участки скал сплошь покрыты красными мешочками асцидий. Мерно сжимаясь и раздуваясь, они прогоняют через себя воду, добывая таким образом необходимое количество питательных веществ. Кое-где почти до самой поверхности тянутся гирлянды растений, напоминающих вереск. Такого красивого ландшафта мы еще не встречали. Только вот рыбы почему-то не видно.

По мере удаления от берега с возрастанием глубины появляются проплешины песка и гальки. Вскоре водоросли исчезают совсем. Наконец начинается песчаное дно с редкими валунами. Внизу на песке, уставившись на нас маленькими глазками на столбиках, сидит невиданных размеров краб. Панцирь величиной с глубокую тарелку густо усеян острыми шипами. Перебирая длинными паучьими ногами, краб не торопясь уходит. Он передвигается боком, солидно неся перед собой коротенькие передние лапы с большими клешнями. Сразу схватить его не решаюсь. Опускаю на багровую колючую спину мешочек с пробой, стараясь придавить к грунту. А он спокойно продолжает двигаться, таща за собой и меня. Еду на буксире у краба! Упустить такого богатыря просто немыслимо. Сгоряча хватаю добычу за панцирь, который не умещается в руке. Колючки впиваются в ладонь. Больно, но, помогая другой рукой, держать все же можно. Плыву, неся краба перед собой. Раскинутые во все стороны длинные лапы тормозят движение. Не удержавшись от столь великого соблазна, Павел Алексеевич прихватывает такого же огромного краба. Могучей правой клешней мой пленник шарит над панцирем, делая угрожающие стригущие движения. К счастью, лапа слишком коротка.

Начались заросли. Продираться сквозь них с такой ношей довольно трудно. Красоты подводного мира уже совершенно не интересуют нас, лишь бы не упустить добычу. К берегу подплываем оба изрядно уставшие. Вода заметно поднялась, и выбраться на берег по скользкому, заросшему водорослями обрыву, даже используя гребень волны, никак не удается. Дыхание сбито. Продолжаем дышать из аппаратов. Руки заняты. Да и вряд ли можно использовать трубку в этой мешанине из воды, камней и водорослей.

После нескольких неудачных попыток попасть на сушу забрасываем крабов и мешочки с пробами на площадку. Вновь пытаемся влезть на обрыв, но и со свободными руками сделать это не удается. Кричу Юре, чтобы подал рейку. Но вместо того чтобы вытащить меня на берег, Юра отпускает конец рейки. Он думает, что мы собираемся делать нивелировку.. Ему и невдомек, что мы можем захлебнуться вот тут, совсем рядом, в метре от него. Снова вытаскиваю загубник изо рта и обращаюсь к нему с выразительной речью. Теперь все понятно! Я - на берегу. Подаем рейку Павлу Алексеевичу. Каплин, как и положено командиру, пытается установить ее на дне с целью нивелировки. Однако все его усилия бесплодны: он кувыркается, словно поплавок. Удержать рейку вертикально совершенно невозможно. Приходится использовать ее опять со спасательной целью.

Поздно вечером, вернувшись на базу, жарим сайру и варим крабов. Вокруг распространяется невероятно аппетитный запах. Потрошим лапы и клешни, но... горькое разочарование - крабы пустые. Мяса под панцирем удивительно мало, да и то, что есть, какое-то дряблое. Единодушно приходим к выводу, что консервы "снатка" значительно вкуснее.

Покидаем Южно-Курильск. Вышли в море на самоходной барже. Держим курс на едва виднеющуюся в тумане "Свирь". Туман сгустился, видимость пропала совсем. Проходят 10-20 минут, а транспорта все нет. Включаем сирену, никакого ответа. Оказалось, что и компас, как назло, вышел из строя. Плывем наобум.

Вся наша группа собралась на носу. Мы понимаем, что заблудились, но еще надеемся на интуицию командира баржи. То и дело раздаются радостные возгласы о том, что кто-то что-то видит. Но это галлюцинация. Настроение резко падает. А старшина уверенно ведет баржу... неизвестно куда. В виде экстренной меры достаем наш маленький подводный компас; стрелка его в окружении массы железа мечется как сумасшедшая. Однако направление на север определить можно. Наконец старшина понял, что заблудился, и соглашается держать курс по нашему компасу. Идя строго на запад, рано или поздно мы должны прийти к берегу. За время блужданий еще не успели уйти слишком далеко от острова. Случайно наткнулись на какой-то траулер. Это уже неплохо. Просим моряков включить радиолокационную станцию и дать направление на берег. Сверив показания нашего компаса с судовым, идем уже по указанному пеленгу. И вскоре уткнулись в песок в районе, где совсем недавно работали.

Несмотря на хорошо продуманное и солидное снаряжение экспедиции в этом году, нам опять постоянно не хватает воздуха. Надо было бы делать разрезы под водой от уреза до глубины хотя бы 40 метров, но это невозможно из-за небольшого запаса воздуха. Он быстро иссякает даже в зарядной батарее на борту транспорта - компрессор слабоват. Нас не смогли бы выручить и шланговые аппараты ШАПы. Это такие дыхательные приборы, в которых воздух, как и у акваланга, подается при помощи автомата, а к "легочнику" поступает но шлангу с поверхности. Время работы в ШАПе практически неограничено. Однако шланговые аппараты неудобны хотя бы потому, что появляется еще одна забота - надо таскать за собой и оберегать от повреждений шланг. Кроме того, человек, работающий под водой в ШАПе, уж не аквалангист, а водолаз и подвержен всем неприятностям, поджидающим его, если он вздумает нарушить правила длительного пребывания под водой.

Если считать, что средняя глубина, на которой мы производили работы, 20 метров, то значит, что в течение часа нам приходится дышать воздухом, в котором кислорода содержится в три раза больше, чем при нормальных условиях. При столь небольшой экспозиции повышенное парциальное давление кислорода не оказывает заметных отрицательных воздействий, но азот, которого в воздухе более 70%, тоже вдыхается под давлением, в 3 раза превышающем нормальное. В кровь, в ткани тела проникает и растворяется там избыточное количество азота. Если быстро всплыть на поверхность, каждый микроскопический пузырек азота тотчас увеличится в объеме в 3 раза и могут образоваться тромбы из пузырьков газа. Возникает кессонная болезнь, последствия которой бывают весьма тяжелыми. Все зависит от количества газа, растворенного в организме. Чем выше давление, тем быстрее он проникает в кровь, насыщает ее, а затем и ткани. Именно поэтому, поработав под водой некоторое время, нужно удалить из организма накопившийся в нем азот, для чего следует подниматься на поверхность очень медленно или делать остановки на определенных глубинах, предусмотренных специальными таблицами.

Относительное удобство шлангового аппарата выливается в необходимость тратить значительное количество времени совершенно непроизводительно. Водолазов, работающих на грунте по нескольку часов, на "свет божий" поднимают десятки, а порой и сотни часов. Вот почему многие из них любят петь. Что же еще делать, находясь в кромешной тьме и полном одиночестве? Запоешь поневоле!

Лишь совсем недавно люди смогли ликвидировать столь непроизводительные затраты времени. Однако подводник в этом случае становится уже не водолазом, а акванавтом - человеком, живущим в таких условиях, когда в его организме постоянно присутствует некоторое количество растворенных газов. Постепенно ткани организма полностью насыщаются и потом, сколь долго человек ни находился бы под давлением, концентрация газа не меняется. В этом случае говорят, что человек живет в "режиме насыщения". При таком состоянии организма акванавт уже не может всплывать на поверхность - там его ждет неминуемая гибель. Он вынужден жить и работать в среде, давление которой предотвращает возникновение кессонной болезни. Вот почему появились теперь хорошо известные всем подводные дома. В них акванавты постоянно живут под повышенным давлением. Об устройстве подводного дома, условиях жизни в нем и некоторых особенностях глубоководных дыхательных смесей мы расскажем потом, а пока продолжим экспедицию.

...Мы наконец-то перебрались на пришедший из Владивостока тральщик. Корабль имеет относительно небольшую осадку. Теперь к любому острову подходим намного ближе, а следовательно, тратим меньше времени на переброски снаряжения на берег и обратно.

Тральщик подходит к острову Шикотан. Сквозь редкие разрывы ставшего привычным тумана видны обрывистые берега. То ли уже смеркается, то ли по другой причине, но берег острова выглядит весьма мрачно. Почти в полной темноте, осторожно, словно крадучись, входим в какую-то щель между скалами и ошвартовываемся у одного из пирсов Малокурильского.

Желтыми зыбкими пятнами мерцают электрические огни, разбросанные по широкой дуге. Смутно виднеется между скалами узкий проход, ведущий в бухту. Удивительно тихо. Кругом строительные леса. Утром следующего дня, выйдя на палубу и оглядевшись, не узнаем хорошо осмотренную вчера бухту. Перед нами зеркальная гладь воды, окруженная зелеными, поросшими густой хвойной растительностью горами. Причудливые очертания сопок придают гавани особенно уютный вид.

Еще очень рано. Солнце прячется за сизой дымкой, скрывающей дальние перспективы. То там, то здесь стоят сейнеры и рефрижераторы. Узкий проход в бухту сторожат две отвесные голые скалы. Оказывается, что это удивительно симпатичное местечко. Но далеко не курорт! Здесь идет напряженная трудовая жизнь. Только на ночь, буквально на несколько часов, затихают звуки стройки, застывают в неподвижности краны.

А вскоре наш шестивесельный ял под мотором "Москва" резво бежит вдоль крутых берегов острова. В ясную погоду он очень привлекателен. Павел Алексеевич давно обещал выделить время, чтобы заняться фотографированием под водой. Наша фототехника до сих пор не испытана.

На шее у Каплина видавший виды и вполне оправдавший себя на небольших глубинах бокс из плексигласа. Я погружаюсь со своей "трубкой", напоминающей фототорпеду французского конструктора Ребикова. Надо же наконец опробовать прибор, сконструированный и построенный всего за месяц до отъезда. Каплин устремляется вперед, и вот нам в глаза бьет ослепительный свет вспышки. По крайней мере одно устройство работает!

Подводный склон, вдоль которого мы плывем, круто падает вниз. Быстро темнеет. Дно каменистое, покрытое густыми зарослями ламинарий. Взяв несколько проб грунта - а это правило, без которого не обходится ни одно погружение, - достигаем откоса противоположного берега. Здесь подводная фауна исключительно богата. На дне масса звезд яркой окраски, много небольших по дальневосточным размерам крабов и гребешков. Встречаются и ежи, но все они какие-то хилые, похожие на крупный репейник. Вдруг все одновременно замечаем большую колонию нежно-розовых актиний. Они огромны, во всяком случае значительно больше, чем все виденные нами до сих пор. Самая маленькая актиния величиной со стакан. Морские цветы раскинули щупальца в ожидании очередной жертвы, упрятав свои "убивающие" органы в изящных, совершенно безопасных на вид лепестках. Даже при слабом освещении животные необычайно красивы. Вот он, долгожданный объект для съемки!

Пока рассматривал животных, пришлось прекратить движение. Злополучное "фотоустройство", имеющее небольшую положительную плавучесть, медленно, но верно тащит меня к поверхности воды. Для того чтобы приобрести возможность управляться, необходимо вновь набрать скорость. Энергично работая ластами, разгоняюсь, делаю крутой вираж, чтобы приблизиться к актиниям, но... не обнаруживаю их на своем месте. Нет сомнения, животные остались там же, где и были, а вот я потерял их. Рыщу вдоль камней. Снова нахожу колонию, но так неожиданно, что сфотографировать не успеваю. Длина корпуса, в котором размещена аппаратура для вспышки, более двух метров. В момент съемки он должен быть отведен несколько в сторону от оптической оси фотоаппарата. Пока прицеливаюсь, опять начинает тянуть вверх. Снова увеличиваю скорость для очередного виража... и так несколько раз, пока не приспосабливаюсь к своему адскому сооружению. Наконец выхожу на необходимое расстояние и, кажется, в самом подходящем ракурсе. В результате отчаянной борьбы со вспышкой поднял такую муть, что красавицы актинии едва видны в хлопьях ила. Не желая терять хотя бы эту возможность, нажимаю на спуск. Вода и камни перед глазами ослепительно вспыхивают. Несколько мгновений ничего не вижу. Я доволен. При такой подсветке можно снимать даже в полной темноте! Но радужные предположения ошибочны. Из всех моих последующих снимков кое-как получились лишь те, где в объектив попадали какие-либо металлические предметы, а вокруг - сплошная чернота. Оказывается, мало сделать какой-либо прибор, надо еще научиться им пользоваться.

Собираюсь выходить наверх, как вдруг мое внимание привлекают многочисленные белые пятна. Подплываю ближе и застываю в изумлении. На камнях множество голотурий-альбиносов. Они стоят, как изящные фарфоровые кувшины. Белых голотурий мы еще не видели. С трудом отдираю несколько штук и запихиваю в "авоську", неизменно болтающуюся на поясе. Уже не спеша плыву дальше. Странное место. На одинокой скале, возвышающейся из зарослей ламинарий, словно пятна снега, большие колонии абсолютно белых актиний. Даже не пытаюсь поднять хотя бы одну из них наверх. Знаю: отрывая от камней, сильно повредишь.

Впереди еще одна точка, подлежащая обследованию. На глубине около 30 метров начинается ровная, с некоторым уклоном в сторону океана песчаная площадка, сплошь усеянная какими-то твердыми лепешками. Дно, как торцовая мостовая. Некоторые лепешки достигают величины десертного блюдца. Не знаю, что это такое, но думаю, что животные. Каких чудес не рождает океан! Что бы это ни было, надо показать товарищам. Набираю целую авоську "морских блинов" и, взяв очередную пробу грунта, всплываю. Манометр показывает, что воздуха в аппарате нет. А "лепешки", как и предполагал, оказались морскими ежами.

Любое погружение на глубину до 40 метров производим лихорадочно быстро. Постоянно посматриваем на манометры, стараемся дышать как можно экономнее. Много ли наработаешь за 10-15 минут, имеющихся в твоем распоряжении?! Вот если бы. плавать из подводного дома! Правда, и тогда акваланги, да и шланговые аппараты не обеспечили бы возможности длительного пребывания под водой. Чтобы сохранить безопасное парциальное давление кислорода на глубине 40 метров, в составе вдыхаемого воздуха его вместо 20% должно быть немногим более 4%. Ну а если жить и работать на глубинах, близких к пятисотметровой отметке, кислорода во вдыхаемой смеси должно быть всего 0,5%. Следовательно, дыхательный аппарат, предназначенный для акванавта, должен изменять процентное содержание кислорода в зависимости от глубины погружения.

К сожалению, трудности в создании глубоководной дыхательной аппаратуры связаны не только с необходимостью поддержания заданного парциального давления. Известно, что азот, помимо того что создает опасность заболевания кессонной болезнью, с определенных глубин начинает оказывать на человека наркотическое действие. С целью избежать так называемого глубинного опьянения азот приходится заменять гелием, наркотические свойства которого проявляются при значительно более высоком давлении. Таким образом, глубоководный дыхательный аппарат должен подавать минимум двухкомпонентную смесь, в которой в качестве "разбавителя" используется гелий. Очевидно, что такой аппарат, как акваланг, в этом случае не пригоден. Выдыхать в воду дорогостоящий гелий слишком накладно.

В настоящее время изучается возможность использования как одной из составляющих "дыхательного коктейля" различных инертных газов, таких, как неон. Уже построен и испытан аппарат, рассчитанный для работ на глубинах до 450 метров в течение шести часов. Это уже совсем не акваланг, хотя он весит всего 27,2 килограмма. Оп функционирует по замкнутому циклу, автоматически поддерживая необходимое парциальное давление кислорода и допустимое количество углекислого газа, вдыхаемого акванавтом. О том, насколько сложно и дорого такое устройство, можно судить хотя бы по тому, что более простой американский дыхательный аппарат "Abalone", работающий по полузамкнутому циклу, стоит 10000 долларов.

Есть и еще несколько аналогичных конструкций, спроектированных за рубежом и у нас в стране, но все они сложны и дороги, а самое главное, пока еще очень ненадежны. Потребуется время, чтобы выбрать наиболее удачную конструкцию и сделать ее абсолютно надежной. Только тогда человек сможет жить и работать под водой, а не наносить туда кратковременные визиты, как это сегодня вынуждены делать мы.