Глава пятая. А ты найдешь ли дом?

Аквалангисты

Белое море! Возможно, его назвали Белым в такой же вот день, когда дым из труб, чуть поднявшись над соснами, расползается слоистыми сизыми облаками в стороны и часами висит на одном месте. Незаходящее огромное солнце низко плывет за белесой дымкой, подернувшей небо; светила не видно, но ощущается его тепло. Странное состояние атмосферы - будто бы и пасмурно, но видимость отличная. Четко вырисовываются контуры лесистых берегов и далекая линия горизонта. Поверхность воды, темная у борта, с увеличением расстояния становится все светлее и светлее. У горизонта море блестит, как лезвие ножа, а ближе к нам вода действительно белая, точнее серебристая, как слегка потускневшее металлическое зеркало. То здесь, то там вкраплены пятна островов, напоминающие ковриги деревенского хлеба. Море настолько спокойно, что ближайшие острова отражаются в воде фотографически четко.

Наша дори то резво бежит по запутанному лабиринту проливов между многочисленными островами, вспарывая зеркальную гладь воды, то, тихо постукивая мотором, крадется вдоль самого берега, минуя одну из многочисленных корг^*, которыми изобилует Белое море. За кормой на коротком конце каната болтается шлюпка. Дори и шлюпка - наши плавательные средства в этом году. Дори - небольшое деревянное судно с одинаково острыми и кормой и носом, снабженное мотором. Это очень распространенный на севере вид морского транспорта. У нас дори - средство передвижения и рабочая площадка. На ней довольно свободно размещается девять ящиков с аквалангами, компрессор и все остальное имущество.

^* (Корга - по-местному - мель.)

Плавать в прибрежных районах Белого моря, даже имея самые подробные и точные карты, невозможно без человека, хорошо знающего местные условия. Поэтому в составе экспедиции появился Сергей Петрович Трушин, местный житель, который будет и лоцманом и мотористом.

За кормой остался высокий Кандалакшский берег. Наша посудина приближается к лесистому, более отлогому Карельскому берегу. За несколько часов совершен переход с Кольского полуострова на коренной, материковый берег. Здесь Кандалакшский залив неширок. На Кольском берегу сверкают стекла новых домов, дымят трубы заводов, кружатся портовые краны. Впереди и слева - куда ни глянь, лес, лес и лес. Иногда над ним взлетают клубы дыма. Это спешат вокруг залива поезда, идущие с юга, из центра России, на Север.

Мы еще не знаем, где будем жить, и поэтому с особым любопытством осматриваем приближающийся берег. Наш капитан уверенно ведет дори по известному только ему фарватеру. Судя по тому, как он ловко управляется с мотором и рулем, дело свое он знает хорошо. Зажав румпель между колен, Петрович спокойно, даже как-то небрежно стоит за будкой мотора, нахлобучив набекрень кепку. И как ему не холодно в одном кителе? Вся наша компания, сидящая на ящиках, тюках и бочках, залезла в телогрейки, натянула плащи. Закуталась в огромный темный платок и тетя Паша. Тетя Паша из того же колхоза, что и Петрович, как она зовет капитана. На дори тетя Паша появилась с огромным узлом с кухонной утварью. Она будет выполнять роль повара и сестры-хозяйки. На ногах у нее большие кирзовые сапоги. Лицо загорелое и обветренное. На Петровича покрикивает явно начальственным тоном и поэтому производит на нас весьма серьезное впечатление. А всего на дори девять человек - полный состав экспедиции.

В этом году нам предстоит работать под руководством В. С. Медведева. Кроме него Институт океанологии Академии наук СССР представлен А. С. Иониным и П. А. Каплиным. Помимо нас с Проферансовым в составе экспедиции два молодых сотрудника института Владимир Матросов и Анатолий Ильин.

Подходим к берегу в районе фактории Валас-ручей. Здесь на берегу мы рассчитываем создать свою базу.

Над одной из избушек вьется дымок. У причала рыбного склада вытащена на берег лодка добротной карельской постройки. Нашу шлюпку, направляющуюся к берегу, встречают двое: высокий крепкий старик и маленькая пожилая женщина, бойкая и словоохотливая. Супружеская пара живет здесь в полном одиночестве в роли сторожей фактории. По высокой траве на лужайке бегают козлята, чуть поодаль - невысокие молодые березки, а еще дальше стеной стоит могучий хвойный лес. На берегу три жилых строения: два полуразрушенных барака и маленькая избушка, в которой обитают встретившие нас старики. Чуть в стороне притулилась к холму маленькая и совершенно почерневшая банька.

Прошло не более 20 минут, как мы на берегу, но этого вполне достаточно, чтобы поверить в то, что читали и слышали о северной мошке и комарах. Совершенно ясно, это будет "проблема номер один". За короткое время руки и лица у всех изъедены в кровь. У нас есть и накомарники, и диметилхлорфталат, и всякие цветочные одеколоны, набранные по совету людей, побывавших в этих краях. Применяем весь арсенал химических средств, но почти бесполезно.

Многочисленные пожитки и имущество уложены в помещении заброшенного склада. В нем сухо, пахнет рыбой и еще чем-то сугубо морским. Пока занимаемся разгрузкой, тетя Паша успевает выскрести и вымыть полы в облюбованном нами бараке, затопить печку и уже варит запоздалый ужин. Она оказалась проворной и находчивой хозяйкой. На кровати, каким-то чудом уцелевшей в помещении рыбаков и предоставленной тете Паше как единственной женщине, белеет подзор. Аккуратно заправлено одеяло. На столе сверкает новая клеенка.

В "нашей" комнате (барак разделен дощатой перегородкой) расставлены раскладушки, аккуратно разложены спальные мешки. Даже гвозди вбиты в стены, чтобы вешать одежду. Вот что значит рыбачка!

А тетя Паша уже командует самыми молодыми членами экспедиции Володей и Толей. Они послушно таскают дрова, воду, распаковывают продукты, достают экспедиционную кухонную утварь. В дальнейшем часто удивляемся, как быстро и прочно тетя Паша влилась в нашу семью. Ее энергичная заботливость иногда даже приводит в смущение. Она возится с нами, как с детьми. Сушит и чинит одежду, бесцеремонно заставляет снимать и отдавать в стирку белье, которое, по ее мнению, достаточно грязное. Она топит баню и, наверное, мыла бы нас, будь мы чуть-чуть помоложе. Но самое трогательное и приятное в отношении к нам выяснилось потом, когда мы стали выходить в море. Не было случая, чтобы тетя Паша не проводила нас на работу и не встретила в момент возвращения. В любую погоду, не взирая на дождь или холодный ветер, глубокой ночью или днем, подходя к базе, всегда еще издали видим на берегу ее маленькую фигурку.

Окончены дела первой срочности. Мы наелись круто задобренного перцем фасолевого супа и гречневой каши, выпили по чарке, отметив свое новоселье. Сидим усталые и слегка разомлевшие на крыльце. Усиленно дымим сигаретами, отгоняя комаров и мошку, и молчим. Уже первый час ночи. Яркий диск солнца тяжело висит низко над горизонтом, озаряя медно-красную дорожку. Она бежит к нам между далекими и близкими, большими и малыми островами. С нами сидит и тетя Паша. И вдруг запевает звонким, неожиданно молодым голосом: "Ничто в полюшке не колышется". Мы дружно подпеваем. Над морем, над притихшим лесом плавно льется удивительная мелодия старинной русской песни.

Утро следующего дня вновь свежее и яркое. Сочно блестит омытая росой трава, в которой масса золотисто-желтых лютиков. Прохладно. Презрев холод и полчища комаров, обнаженные до пояса, делаем гимнастику. Потом дружно садимся бриться. В этом году у меня желание отрастить бороду не возникает.

"Ученая тройка" решает начать работы сразу же после завтрака. Каплин, как и в прошлые годы, - командир подводного отряда. Под его руководством и при личном участии приводим в порядок вытащенное из тюков и ящиков водолазное снаряжение.

Капитан с утра возится на дори, приводя в порядок корабельное хозяйство. Оно у него довольно обширное. Нужно закрепить по-походному бочки с горючим и маслом, проверить и подготовить канаты носового и кормового якорей, очистить от солярки палубу. Кроме этого он успевает сколотить и закрепить на борту небольшой деревянный трапик, по которому очень удобно забираться на борт.

Ярко светит солнце. Жарко. Со стороны моря тянет легкий ветерок, несколько отгоняющий комаров. Несмотря на угрозу быть заживо съеденными, продолжаем загорать. Ожесточенно хлещем себя по обнаженным плечам, груди, щекам, но солнечные ванны принимать можно. Совсем рядом плещется чистая и очень теплая на вид вода. Трудно избежать соблазна поплавать и понырять. Однако влезать в воду без гидрокостюма никто не решается.

Все же надо попробовать беломорскую водичку. Надев гидрокостюм, вхожу в воду. Не мешает проверить, как подогнано снаряжение, уточнить количество грузов, необходимое для того, чтобы можно было свободно плавать и нырять. Павел Алексеевич считает, что идти в воду просто так бессмысленно. Вручает мешочки для взятия проб грунта и советует осмотреть дно не только с точки зрения наличия в нем животных и растений, которые нас по-прежнему интересуют, но и обследовать его рельеф и отложения. Ну что ж, будем сочетать приятное с полезным. А вода не такая теплая, как кажется с берега. Однако гидрокостюмы надежно сберегают тепло, и плавать приятно.

Дно здесь отлогое, илисто-песчаное с редкими включениями валунов. У берега небольшое количество гальки. Водорослей мало. Иногда встречаются редкие чахлые листья ламинарий, но зато очень много червей-пескожилов. Припудренные илом колбаски возле нор видны то там, то здесь. На глубине 5-6 метров появляются валуны крупных размеров. Среди них - настороженные упитанные бычки.

А вскоре и первый выход в море. Намечено сделать разрез от фактории Валас-ручей в направлении острова Глов, что виднеется напротив нашей стоянки.

Если не знать, что идем по Кандалакшской губе, можно подумать, что это большое, спокойное и очень красивое озеро. Воздух исключительно прозрачен. Отчетливо видны многочисленные острова и даже далекий Кандалакшский берег. Это весьма кстати, так как помогает ориентироваться. Далеко не сразу удалось разобраться, где какой из островов. Даже имея точную карту, трудно определить, в каком месте находимся в данный момент. Только благодаря присутствию на борту капитана со временем начинаем отличать острова друг от друга по очертаниям и своеобразной форме береговой полосы каждого из них. К счастью, названия островов, обозначенные на карте и сообщаемые Петровичем, как правило, совпадают. И все же в первый день у штурманской группы хлопот много. Не обходится и без горячих споров. Выступающий арбитром Петрович быстро сводит их на нет.

Дори идет по створу. Кончается последняя минута лежания на курсе. Медведев уткнулся в секундомер. Раздается возглас: "Станция!" Петрович бросается к мотору отрабатывать задний ход. С борта плюхается дночерпатель. Я, быстро крутя микрометрический винт секстана, измеряю углы между ориентирами. Каплин устанавливает углы на протракторе и наносит точку на карте. В воду уходит лот. Проферансов, стоящий на руле, удерживает дори на курсе. Ее сильно сносит. И вот дночерпатель на борту. Точка на карте нанесена. Однако показания лота и глубина, обозначенная на карте, расходятся на 5-8 метров. Каплин подозрительно смотрит на меня, я - на него. Все вместе - на Толю. Не ошибся ли он в отсчете лота? В довершение оказывается, что дночерпатель не забрал грунта. Начинаем сначала.

Постепенно все становится на свое место. Лот перестает так безбожно врать. Дночерпатель приносит желаемое количество грунта. На палубе появляются мешочки с шифром БМ-1, БМ-2 и так далее. В полевых дневниках - первые записи. Есть свободные минутки и покурить, и полюбоваться живописными окрестностями. Петрович быстро понял, что необходимо делать, и прекрасно управляется с рулем и мотором. А Проферансов, покинув пост рулевого, все чаще появляется на крыше рубки и "хлещет" по нам то длинными, то короткими киноочередями из "Кварца". Кинокамеру он приобрел за несколько дней до отъезда в экспедицию и стремится заснять как можно больше. Закончив съемки сцен на борту, он снимает воду слева и справа, воду и небо сзади по курсу и спереди, окружающие острова, пролетающих уток и даже дым из выхлопной трубы.

Но вот наступает пора идти в воду. Проферансов и Ионин обследуют дно от берега. Дальше подводный разрез продолжаем мы с Каплиным. Вскоре по глубиномеру уже 25 метров. Дно вязкое, неприятное. Почти темно. Поверхности воды не видно. Изредка попадаются небольшие бледные, какие-то дистрофические пятилучевые звезды да одинокие раки-отшельники. Нам не до них. Берем пробы грунта и всплываем, пробивая густые слоистые облака планктона. С глубины 10-15 метров начинают просматриваться поверхность воды и очертания шлюпки, маячащей над нами.

Снимаем и передаем аппараты в лодку, а сами волочимся сзади. Забраться в лодку нельзя - перевернется. Сидящему на веслах приходится изрядно трудиться, прежде чем удается отбуксировать нас к очередному месту погружений.

Пока ходим под воду без концов, плавая свободно. В дальнейшем не всегда решаемся работать, не уцепившись за лотлинь или конец дночерпателя. У моря, такого красивого и спокойного в первые дни, оказался совсем неважный характер. Чем больше нужно сделать, тем больше портится погода. Водолазные работы проводим через день. Часть последующего за погружениями дня уходит на зарядку аппаратов.

Много трудностей связано с сильнейшими приливно-отливными течениями. В узких проливах между островами вода постоянно несется в ту или другую сторону, как в полноводной горной реке. Несколько раз опускались под воду без ходовых концов, но всегда надо было прибегать к помощи шлюпки, вынужденной догонять и подбирать нас. Погружаемся только на глубинах от 18 до 30 метров. Осмотр прибрежной части совершаем, просто ныряя или свесившись за борт и используя маску как смотровой колодец. Несмотря на это, быть под водой приходится часто. Часами сидим, не снимая гидрокостюмов, освободив лишь лицо и голову от давящего шлема. В любую минуту дночерпатель может принести со дна что-нибудь похожее на предмет наших поисков, а следовательно, возникает необходимость детального исследования данного участка грунта. Как только поднимаем пробу с многочисленными так называемыми "желтыми примазками", тут же опускаемся под воду. Нам известно, что это следы растворенных в воде окислов железа, осевших на дне моря. Там, где есть бурые включения, мы надеемся найти и конкреции. Пока точно не известно, почему, каким образом в морской воде железо и другие металлы при определенных условиях концентрируются вокруг какого-либо ядра. Ясно, что порой море работает как естественная обогатительная фабрика. В результате определенных процессов на дне некоторых водоемов скапливаются огромные массы железа и марганца в виде конкреций, которые мы упорно ищем.

Еще в тридцатых годах В. П. Зенкович обнаружил железомарганцевые конкреции в пробах грунта, поднятых дночерпателем со дна Белого моря на глубине всего 9 метров.

В то время на это "странное" явление не было обращено достаточно пристального внимания, хотя хорошо известно, что конкреции залегают, да, очевидно, и образуются на значительно больших глубинах. В прошлые годы Т. И. Горшковой на том же Белом море конкреции были найдены на глубинах, превышающих несколько десятков метров, то есть там, где воздействие волн на грунт исключено, а следовательно, нельзя предположить, что образование конкреций связано с разрушаемой волнами береговой породой. Сейчас же учеными нашей экспедиции допускается и такой вариант их образования. Во всяком случае это предположение нужно проверить.

В работе "Подводные исследования прибрежных осадков шхерного района", опубликованной А. С. Иониным, П. А. Каплиным и В. С. Медведевым по результатам работ описываемой экспедиции, говорится: "Попытка выяснить ареалы распространения конкреций и условия их накопления именно в береговой зоне представлялась весьма заманчивой, так как факт их образования в прибрежной мелководной зоне (весьма активной в гидродинамическом отношении) сам по себе в некотором смысле необычен".

В Советском Союзе конкреции обнаружены не только на Белом море. Они встречаются на Баренцевом, Балтийском и Каспийском морях. Найдены конкреции в прибрежной зоне Черного моря и в глубинах холодного Карского моря. Масса конкреций и ожелезненных камней в многочисленных пресноводных озерах Карелии. Они обнаружены на Байкале. В некоторых районах Тихого океана огромные площади дна покрыты полями железомарганцевых конкреций.

Ученые Института океанологии, с которыми мы сейчас работаем, ищут конкреции с целью изучения закономерностей их образования, чтобы, познав их, дать рекомендации геологам для поисков залежей железных руд на суше, которую в геологическом прошлом занимали водоемы, подобные Белому морю.

Идут дни, а пробы грунта приблизительно одинаковы. При описании каждой из них включается стереотипная фраза: "Имеются бурые примазки". Но сами конкреции, как тщательно мы ни обшариваем дно, не попадаются.

А море, бывающее красивым и ласковым, все чаще показывает свой норов. Порой, срочно прекратив работы, прячемся в каком-нибудь укрытом от ветров местечке. Многие из нас в связи с вынужденными простоями стали заядлыми рыбаками и, следуя примеру Петровича, изготовили коротенькие удочки. Несмотря на полное подобие снастей и на то, что у всех на крючках червяки из одной и той же ржавой банки, беломорская рыба предпочитает клевать только на крючок местного жителя. Петрович вытаскивает то тресочку, то пикшу и хладнокровно засовывает пойманную рыбу в большой рогожный мешок. У нас дело на лад не идет. Подсматриваем и копируем все то, что делает рыбак, однако результат один - не клюет! Сергей Петрович внимательно рассматривает каждую пойманную рыбу. По его мнению, треска дрожит, а это говорит о том, что скоро должен подуть северный ветер. Мы тоже рассматриваем рыб. Действительно, их тушки трепещут мелко и нервно, совершенно не похоже на обычное биение рыбы, вытащенной из воды.

Игнорируя предсказания рыбака, когда чуть стихает, снова выходим работать. Однако через некоторое время совершенно внезапно действительно задул холодный северный ветер. Резкими порывами в течение буквально нескольких минут он покрывает воду темной рябью, а затем разгоняет волну. С трудом заканчиваем начатый было "разрез". Удержать шлюпку на выбранном створе невероятно трудно. После нескольких таких случаев прислушиваемся к высказываниям нашего лоцмана более внимательно.

Наши океанологи уже давно собираются побывать в губе Колвица. В ясную погоду с карельского берега виден узкий вход в эту губу. К северу от него виднеется одна из наиболее высоких окрестных возвышенностей. Вершина ее всегда окутана облаками. Иногда они сползают вниз, заволакивают вход в губу, и он исчезает из видимости. Для наших океанологов Колвица представляет большой интерес, так как является впадиной, образовавшейся в результате вертикальных сбросов земной коры. Колвица - огромный грабен, затопленный морем. Там должны быть высокие обрывистые берега, а следовательно, большие глубины и отвесные скалы совсем недалеко от уреза воды. Это интересно и геологам и нам, все еще не поборовшим страсть к поискам интересных морских животных. Мы надеемся, что именно в Колвице наконец-то удастся познакомиться с многочисленными представителями флоры и фауны Белого моря. По нашим многолетним наблюдениям, большее количество животных встречается у скальных берегов, изобилующих площадками, завалами камней, гротами и тому подобными атрибутами подводного ландшафта. Нам с Проферансовым уже наскучило плавать над однообразным илистым дном.

В один из погожих дней, когда море вновь стало совершенно белым, начали давно запланированный "гигантский" разрез через весь Кандалакшский залив до самого кута^* губы Колвица.

^* (Кут - наиболее удаленная от моря часть губы.)

Погода изумительная! Однако, зная ее капризный характер, запаслись продуктами на несколько суток. Ходу до Колвицы от Валас-ручья, где мы базируемся, около пяти часов. Половина пути проходит по местам, хорошо изученным. А дальше все незнакомо.

В течение нескольких часов идет привычная, размеренная скрупулезная работа. Вроде бы все одно и то же и нечего ожидать каких-либо интересных наблюдений, но каждая проба дотошно описывается и с той же тщательностью определяются и наносятся координаты места, откуда она взята.

Вот и вход в Колвицу. По мере приближения берег расползается в стороны, становится шире. Чтобы посмотреть на вершину горы, громоздящуюся у входа, головы приходится задирать все выше. Берега, поросшие густым лесом, круто взбегают вверх. Они необыкновенно красивы. Справа огромные обрывы и многочисленные осыпи, представляющие немалый интерес для геологов. Слева, на склоне горы, то там, то здесь ярко зеленеют уютные, окаймленные деревьями лужайки. Прямо альпийские луга в миниатюре! Дори бежит дальше, в глубь фиорда. Там, в самом его конце, поселок и магазин. Нам нужен свежий хлеб, крупа и еще кое-что из продуктов. Да и осмотр губы - конечной цели путешествия - решено начать с верхней части.

Поселок раскинулся по обе стороны небольшой речушки. Дорн отшвартовали у большого бревенчатого плота, служащего местным жителям чем-то вроде пирса. Вдоль берега на якорях множество лодок, большая часть со стационарными моторами. Несколько моторок, попыхивая дымками, снуют вдоль берега. На воде оживленное движение, зато в поселке не видно ни одного человека.

Ночь прошла спокойно, а утро начинается непредвиденной авральной работой. Вышли на причал в полной готовности и обнаружили шлюпку... лишь глубоко на дне. Все, что было в ней и могло плавать, уплыло. Опять забыли, что здесь существуют приливы и отливы, с которыми нужно считаться. Поднимающаяся вода отнесла шлюпку под выступающие с причала бревна, и здесь она затонула. К счастью, уплывшие вещи во время очередного отлила осели на обсохшее дно неподалеку от фактории и их удалось найти. Шлюпку не без хлопот пришлось вытаскивать на берег, выливать воду. В связи с этим событием выходим с опозданием в полчаса. Погода резко изменилась - дует северный ветер. В гидрокостюмах особенно замерзаем - они действуют как охлаждающий компресс. С огромным удовольствием влезаем в воду - в холодной воде кажется значительно теплее. Работаем у входа в бухту со стороны моря.

Здесь, как и предполагали наши океанологи, обнаружен порог. Плавая вдоль него, берем пробы грунта, замеряем глубины и не очень спешим наверх. Дно довольно интересное. Большие валуны, чистый песок, много ламинарий, прозрачная вода. Местами оно сплошь покрыто колониями асцидий. Однако ничего особенного с биологической точки зрения не находим.

Все последующие погружения тоже не радуют - конкреций нет, нет и интересных животных. Губа Колвица не оправдала надежд, но необходимая работа выполнена.

И снова ежедневные странствия между островами. Погружаемся каждый день по нескольку раз.

Со временем пришлось несколько изменить метод производства подводных разрезов. Применяем прием, единственно возможный в сложившихся условиях, более эффективный и очень удобный для нас, подводников. Любая салма (по-местному - пролив), как правило, невелика. В самом широком месте водную преграду можно преодолеть на шлюпке. Решаем использовать шлюпку в качестве буксировщика. Как только дно исчезает из видимости, тотчас прыгаем за борт и, взявшись за лотлинь, опускаемся на грунт. Находящиеся на борту ставят рейку, ведут записи, а мы, подрабатывая ластами, плывем над самым дном. Косо вверх уходит буксировочный конец. Перед глазами медленно проплывают относительно небогатые подводные пейзажи. Когда встречается что-либо интересное, наверх немедленно подается сигнал. Шлюпка останавливается и, насколько возможно, удерживается на месте. Мы берем пробу грунта, а со шлюпки замеряется глубина. Кто-либо из находящихся под водой всплывает и рассказывает о своих наблюдениях товарищу, ведущему полевой дневник. Вначале это делает только Каплин; постепенно кое в чем стали разбираться и мы. Остановки производятся также по команде со шлюпки в "стандартных" точках разреза.

Пояс прибрежных валунов кончается. Под нами дно, сплошь покрытое ламинариями. Широкие листья наклонены течением в одну сторону, словно кем-то натянуты и приклеены ко дну. Когда появляются крупные камни, резко выступающие из водорослей, приходится маневрировать. Энергично работая ластами, стараемся обогнуть препятствие. Сделать это не просто, особенно если плывешь против течения. Зачастую значительно легче подвсплыть, нежели попытаться изменить направление движения. На грунте среди водорослей масса живых организмов: небольшие крабы, бледные пятилучевые звезды.

На пятнадцатиметровой глубине заросли ламинарий кончаются. Открывается ровное, наклоненное к центру салмы дно. Под налетом серо-зеленого ила плотный песчаный грунт с включениями гальки. Порой это даже не ил, а какой-то пушок на песке - наилок. То там, то здесь видны крупные камни с сидящими на них асцидиями и актиниями. Пристально всматриваемся, не появятся ли на дне бурые пятна, но их все нет. На глубине 20-25 метров становится сумрачно и без подсветки различить цвет ила трудно, а фонарей у нас нет. На тридцатиметровой глубине становится совсем темно и продолжать осмотр не имеет смысла. На больших глубинах используем дночерпатель; и тогда вылезшие из воды садятся на весла (что очень кстати - надо согреться).

Дори держит курс на багровый диск солнца, словно катящийся по подернутому дымкой горизонту, по верхушкам сосен и елей, сплошной стеной стоящих на Карельском берегу. Прямо за кормой, почти касаясь воды, висит огромное, не уступающее по размерам солнцу, бронзовое блюдо луны. Вскоре появляются крыши наших домов и одиноко чернеющая на берегу фигурка тети Паши. Мы дома!

К очередному месту работ перебазируемся, рассчитывая на отработанные в Кандалакшском заливе приемы.

Входим в губу Лобаниху, являющуюся частью Великой Салмы. Справа крутые, гладкие "бараньи лбы", скатывающиеся прямо в воду. Слева по борту низкий мысок, поросший густым хвойным лесом. В губу ведет узкий проход, а дальше неожиданно открывается спокойная водная гладь. На берегу миниатюрной песчаной губы небольшой, сказочно уютный домик. В этом домике нам предстоит жить.

Устроившись, посещаем Беломорскую биологическую станцию МГУ, расположенную неподалеку. На станции оживленно. Небольшой рейд полон гребных и моторных судов. На якоре красивый большой катер "Ломоносов". На берегу второй - "Научный". В поселке несколько жилых домов, лабораторные корпуса, столовая и электростанция. А вот добраться сюда можно только морем или по тропинке через могучий древний лес.

Работающие на Биологической станции спортсмены-подводники спортивного клуба Академии наук СССР встретили нас радушно. Это ученики и соратники хорошо известной многим подводникам Ани Нелидовой, воспитавшей не одну сотню аквалангистов. Здесь они добывают с морского дна для биологов живые организмы и водоросли. Они в восторге от Великой Салмы, которую именуют не иначе как "райским уголком". Мы разделяем чувства этих увлеченных своим делом людей, впервые попавших в огромный естественный аквариум. Ведь флора и фауна Великой Салмы исключительно богаты.

Наш капитан в этих местах чувствует себя не так уверенно, как недалеко от своего дома. К морским картам он никогда не питал особого доверия, здесь же все чаще и чаще приходится прибегать к их помощи. Мы понимаем состояние Петровича - незнакомые места, множество корг, на которые можно налететь в любую минуту. Но особенно много пришлось Петровичу пережить в день, когда мы отправились в Бабье море.

Бабье море - большой мелководный пролив, расположенный между материком и островом Великим. Проникнуть в него можно через узкую протоку со стороны открытого моря, где наша дори пройти не может из-за значительной осадки, или через Городецкий порог, которым кончается Великая Салма. Вот на этом пороге все мы пережили достаточно много волнений. Бабье море занимает обширную акваторию, и, если мы не обследуем наиболее характерные участки дна этого почти изолированного водоема, у нас не будет полного представления о характере донных отложений в исследуемом районе Белого моря.

Погода превосходная. Поверхность воды зеркальная. Идем по карте, то и дело бросая лот. В толще воды масса багрово-красных медуз. Они плывут по течению, как огромные сгустки крови. Некоторые медузы огромных размеров; длинные, по нескольку метров, тонкие нити их щупальцев волочатся по воде, цепляются за борт дори. Неприятная картина. Не хотелось бы плавать здесь без гидрокостюма. Пытаемся определить свое место по береговым ориентирам, пользуясь, как обычно, секстаном и картой, но это сделать не так просто - трудно разобраться во множестве островов, окружающих нас, и в установленных на них знаках. Наконец решаем повернуть в сторону Городецкого порога, предварительно сделав станцию.

Под воду опускаемся мы с Павлом Алексеевичем. Глубина 14 метров. Дно покрыто валунами, поросшими ламинариями, слоевища которых устилают дно сплошным ковром. Во всей толще воды великое множество медуз. Между валунами чистый песок, много звезд, часто попадаются крабы и плоские моллюски, напоминающие небольших пектенов. Быстро наполнив мешочки грунтом, поднимаемся наверх. Время отлива. Течение ежеминутно усиливается. Мотор дори работает на средних оборотах, но вода стремительно несется вдоль бортов. Продвигаемся очень медленно. То там, то здесь из-под воды торчат вершины камней, от которых, как от волнорезов, усами расходятся в стороны волны. Пытаемся пробраться в Бабье море по широкой протоке неподалеку от острова Великого. Там вода наиболее спокойна. Может быть, глубоко? Двое из нас висят на носу и пристально всматриваются в воду. Один то и дело бросает лот. Петрович нервно выглядывает из рубки. Спокойная вода обманчива. Пройдя несколько метров, с ходу врезаемся в подводную гряду. Дальше пути нет. Дори быстро несет обратно течением. Но и назад двигаться опасно. Дори по сути дела неуправляема. Экстренно бросаем якорь. Что же делать дальше?

Пока идет совещание, мы. с Павлом Алексеевичем снова уходим под воду. Лот, брошенный как ходовый конец, сильно сносит. На него надеяться трудно - тонковат. До грунта добираемся по якорному канату. Отпустить его ни на минуту нельзя. С трудом взяв пробу грунта, возвращаемся на борт. Да, здесь под водой не разгуляешься.

Слева под берегом материка показались несколько катеров и группа лодок. Решаем подойти к ним, узнать, как лучше пройти порог. Катера и лодки принадлежат местному колхозу. Обычными вилами, прикрепленными к длинным ручкам, колхозники скребут дно протоки: подцепляют ламинарии и вытаскивают их в лодку. Некоторые из лодок уже глубоко сидят в воде, над бортами возвышаются груды буро-зеленых скользких слоевищ. Нелегкая это работа! Слоевища ламинарий достигают в длину несколько метров - не так-то просто оторвать их от грунта и вытащить на поверхность.

Колхозники советуют нам пробираться в Бабье море, прижимаясь к берегу материка, а не к острову, как это мы делали вначале. Снова ползем вперед. На этот раз все получилось удачно. Вот и последний мысок, за которым открывается гладь Бабьего моря, усеянного многочисленными островами. Мы все еще в протоке, где вода бешено несется, уходя из моря. Снова бросаем якорь. Павел решает взять пробу грунта и здесь. Опасаясь, что лотлинь не выдержит нагрузки, идем по концу дночерпателя.

Лишь только ноги отделились от трапа, как тела принимают горизонтальное положение. Изменить его нет никакой возможности. Осторожно опускаемся на глубину. Вода упругими струями обтекает гидрокостюмы. Загубники во рту вибрируют. Над дном распластаны длинные обтрепанные слоевища ламинарий. Между небольшими валунами чистый, буквально речной песок, усеянный множеством битых раковин. Взять пробу стоит большого труда. Поток воды вымывает из мешка только что набранный песок. Наконец это удается, и мы поднимаемся наверх. С большим трудом нас подтаскивают к трапу. Ни о каком обследовании площадей в таких условиях не может быть и речи. Ни на мгновение нельзя отпустить ходовой конец, тотчас же унесет и разобьет о камни.

Подрабатывая мотором, вновь снимаемся с якоря. Наконец мы в Бабьем море! Тишина необыкновенная. Вокруг изумительно красивые места. Темно-зеленые сосны и ели застыли по берегам, словно солдаты в почетном карауле. Но любоваться некогда. Пробы грунта берем дночерпателем, делаем фотоснимки. Настроение приподнятое. Как же, не всякому удается пробраться в Бабье море!

Но благодушествовать пришлось недолго. Петрович наотрез отказался возвращаться назад до той поры, пока не начнется прилив. Он прав - проходить столь опасные места по течению безрассудно. Стоит наскочить на коргу, как стремительным потоком воды нас тут же перевернет. Капитану хорошо известны подобные случаи, да и мы представляем, что из этого может получиться.

Ожидая встречного течения, совершенно не учли того, что прибывающая вода резко изменит конфигурацию осушек и корг, на которые мы собирались ориентироваться, возвращаясь назад. С первых же минут движения в сторону Великой Салмы заблудились. Вскоре дори несколько раз чиркнула дном о камни, а затем накрепко засела между ними. Только теперь окончательно осознаем, что бы произошло, будь течение попутным. К счастью, нас не может развернуть бортом - мешают камни. Заглушив мотор, торопливо перетаскиваем груз на корму. После изрядной возни все же удалось сняться с камней. Но куда ткнуться дальше? Пришлось предварительно обследовать окружающий район на шлюпке. Но даже для нее вокруг оказалось слишком мелко. Просто удивительно, как мы могли сюда попасть?! То и дело приходится вылезать за борт и сниматься с камней. Обратный путь занял много часов.

Путь в Бабье море освоен. Но ходить им больше не пришлось. Петрович категорически отказался от рейсов в это море. Он отвечает за сохранность дори.

Наш рабочий день, если не происходит чего-нибудь непредвиденного, продолжается 10-12 часов. Не имея возможности исследовать дно по площадям, производим разрезы от берега перпендикулярно к нему. Обычно место работы выбираем там, где надводная часть интересна с геологической точки зрения. Вначале, как всегда, производим нивелировку от уреза воды в глубь острова.

Продираемся через буреломы; могучие стволы поваленных ветрами деревьев то и дело преграждают нам путь. На корнях лесных великанов, сваленных недалеко, песок, галька и ракушки. Теперь мы точно знаем, что деревья эти растут на бывшем морском дне. А вообще почвы, как правило, не видно. Под ногами мягкий, упругий, словно пуховая перина, мох. Масса черники, морошки, брусники. Ноги утопают в пружинящем растительном покрове. Встречается помет лосей, которых тут очень много. Однажды обнаружили совсем свежие следы медведя.

Окончив нивелировку, уходим под воду. Используем для буксировки дори. Так работа идет значительно быстрее.

Как-то, заряжая акваланги на Биологической станции, мы разговорились с подводниками спортивного клуба Академии наук СССР. Речь шла о глубинах, на которых они бывают. Оказалось, что они регулярно ходят на 40 метров. Ни я, ни Павел Алексеевич в гидрокостюмах на такую глубину до сих пор не погружались. Расспрашиваем, как они себя чувствуют на такой большой глубине? "Да ничего особенного, правда холодно очень". "Ну а как обжим? Здорово обжимает?" "Да пет, ничего особенного". Вот молодцы! Правда, у нас возникли некоторые сомнения по поводу видимости, а следовательно, и возможности найти нужное животное, но возражать не хотелось - стоит ли ставить под сомнение то, что преподносится в виде обмена опытом?

Вернувшись домой, решаем в ближайшее время, если попадется подходящая глубина, ради эксперимента тоже сходить на 40 метров. И вот в один из ясных погожих дней мы очутились в подходящем месте. По лоту 48 метров. Собираемся втроем: Каплин, Ионин и я. Мои коллеги бывали в Черном море и на более серьезных глубинах, но без гидрокостюмов. Одеваемся особенно тщательно. Следим, чтобы не было складок. Пока возились, дори значительно снесло. Бросили лот еще раз и... дна не достали. Длина лота 50 с небольшим метров. А почему бы не пойти на 50? Воздуха на кратковременное погружение должно хватить. Решено.

Чтобы застраховать себя от фокусов течения, за борт опущен не лот, а дночерпатель. Конец на нем значительно толще, надежнее: все-таки висеть будут трое! Стравили за борт 60 метров троса с расчетом на течение, которое может отнести нас, тогда и глубина погружения будет несколько меньше. Тщательно обжавшись, скольжу по концу вниз. На глубине 20 метров останавливаюсь и вишу, поджидая товарищей.

Вскоре в белесоватой воде надо мной замаячили темные фигуры. Некоторое время висим на конце втроем. Затем опускаемся еще на несколько метров. Ионин часто и энергично продувается. Задерживаемся. Видно, у него что-то неладно с ушами. Отправляем его наверх. Погружаемся вдвоем. Иду чуть ниже Павла Алексеевича. Вот уже с трудом различаю собственные руки, цепляющиеся за трос. Опять кажется, что гидрокостюм прилип к коже. Это ощущение хорошо знакомо. Но вообще-то действительно ничего особенного! Ничего не болит, дышится легко. С каждым метром становится холоднее. Порой проходим какие-то строго разграниченные температурные слои. Думается, что следующего перепада температуры уже не выдержать.

Стало совсем темно. Не видно ни троса, ни рук. В абсолютной темноте мерцают какие-то голубые огоньки - их очень много. С трудом решаюсь оторвать руку от троса и поймать один из них. При соприкосновении с ладонью огонек превращается в массу мелких искорок. Оказывается, их можно размазывать по тросу - это рачки. Перебирая руками трос, опускаемся ниже. Огоньков все больше. Прямо блуждающие звезды. Стало еще холоднее, а казалось, что такого быть уже не может. Конца тросу все нет и нет. И зачем нужно было лезть в эту темень и холод? Может быть, вернуться? А где же Павел Алексеевич? Что, если он меня как-нибудь случайно обошел и я выскочу на поверхность один?! Нет! Как можно выйти одному?

Руки закоченели, по надежный спасительный трос сжимаю в ладонях изо всех сил. Стоит отпустить его на несколько секунд - и выбраться на поверхность будет непросто. Во-первых, трудно разобраться, где верх, где низ, во-вторых, даже сбросив грузовой пояс, не выплывешь, запаса плавучести слишком мало. Бросить акваланг тоже рискованно. Дотяну ли до поверхности на одном выдохе, да и где она, эта поверхность?

Представляю на моем месте акванавта в случае потери ходового конца. Я еще могу попытаться выбраться на поверхность, так как глубина немногим больше 50 метров, акванавт же лишен даже этой возможности. В любом случае он должен найти подводный дом или другое убежище, где состав газовой смеси соответствует глубине погружения. Задача эта невыполнима без специального приводного устройства. В кромешной тьме, имея даже компас и лаг, не найти сооружения, стоящего на дне. Полное отсутствие видимости, а следовательно, и ориентиров делает человека совершенно беспомощным. В этом смысле акванавты находятся в исключительно тяжелых условиях, они не могут отойти от подводного убежища на расстояние, превышающее длину шланга, или за пределы видимости какого-либо светового маяка.

В настоящее время при производстве работ на каком-то определенном участке дна устраиваются световые аллеи, по которым акванавты плавают на объект. Ну а если нужно побывать на участке грунта, совершенно заранее не подготовленном, - ведь даже световые маяки кто-то должен устанавливать, да и радиус действия световых ориентиров под водой невелик. В этом случае акванавту необходимы автономные приборы, помогающие ему ориентироваться под водой.

Разработки навигационных и приводных устройств ведутся в течение уже многих лет. Наиболее простым является устройство, обеспечивающее выход акванавта на ультразвуковой маяк. Этот маяк может быть установлен на грунте или на подводном объекте. Ультразвуковые колебания хорошо распространяются в воде. Имея при себе приемник-гидрофон, настроенный на частоту установленного в воде источника сигналов, акванавт может определить, в какую сторону ему надо плыть. Чтобы акванавт мог найти направление на маяк наиболее точно, его снабжают не одним гидрофоном, а системой, состоящей минимум из двух приемников, образующих узконаправленную антенну. Такая антенна чувствительна к ультразвуковым колебаниям, приходящим только с одного строго определенного направления.

Чаще всего для повышения точности определения угловых координат используют метод равносигнальной зоны, широко применяющейся в радиолокационных станциях. В этом случае антенное устройство акванавта формирует две узкие диаграммы направленности, смещенные одна относительно другой на небольшой угол, или создаются условия, при которых единственная диаграмма направленности автоматически сканирует около направления, совпадающего со взглядом акванавта. В этом случае акванавт как бы "ощупывает" пространство впереди себя при помощи этих двух диаграмм и, когда "чувствует", что маяк находится между лучами, начинает двигаться, стараясь придерживаться направления, при котором интересующий его объект находится посреди диаграмм, образованных антенной.

Для того чтобы сохранить выбранное направление, он пользуется каким-либо индикатором. В простейшем случае это могут быть две одновременно горящие лампочки: пока направление выдерживается правильно, обе лампочки горят. К сожалению, такие системы имеют существенный недостаток. Для того чтобы найти направление на маяк, акванавт должен поворачивать голову или вертеться сам (антенны обычно устанавливаются на шлеме). На это уходит много времени, которого под водой может и не быть. Если же сделать так, чтобы маяк работал в импульсном режиме, а в состав аппаратуры акванавта ввести аналогичный установленному на маяке синхронизатор, тогда, измеряя время прохождения ультразвукового импульса от маяка до своего приемного устройства, акванавт может определить не только направление движения, но и на каком расстоянии от подводного сооружения он находится. Имея при себе компас, он может сообразить, в какую сторону он плывет. Однако и определение своего места, и решение простейших навигационных задач в этом случае нужно производить в уме, что далеко не всегда возможно в сложных подводных условиях.

И хотя такого рода приводные устройства существуют, в настоящее время их дальнейшая разработка не производится.

...Но вернемся к нашему с Каплиным погружению. Продолжаю опускаться по канату. Нет конца монотонному сползанию вниз. Сколько прошло времени? Может быть, в акваланге уже мало воздуха? Подтаскиваю манометр к маске, но светящихся секторов почему-то не видно. Ну ладно, пойду еще несколько метров вниз, а потом поднимусь поищу Павла Алексеевича.

И вдруг пеньковый трос кончается. Рука нащупывает металлический кантик, на котором закреплен дночерпатель; вот и черпак. Наконец-то!

Через мгновение мне на голову садится Каплин. Его ладонь ложится на мою кисть, крепко вцепившуюся в тросик. В кромешной тьме пожимаем друг другу руки. Ни минуты не задерживаясь, начинаем подъем. Делать на такой глубине в абсолютной темноте совершенно нечего. Так же медленно ползем вверх. Пока есть воздух, спешить не следует.

Бурлят пузыри, вырывающиеся из-под шлема. Гидрокостюмы отлипают от тела. Становится заметно теплее. Руки горят, будто сунул их в таз с горячей водой. Поглядываем наверх - вода над нами начинает сереть. Вот снова видны руки и трос, а вскоре ласты надежно упираются в трап. Наконец-то все кончилось!

Сколько же мы пробыли под водой? Находящиеся на борту смотрят на часы. Прошло всего двенадцать минут, а казалось, что прошла вечность! Но теперь мы довольны. Особенно приятно мне - это ведь личный рекорд, глубже бывать не приходилось! Павел Алексеевич удовлетворен тоже - на такую глубину в гидрокостюме не опускался и он. Оказывается, Каплин отстал потому, что пытался разглядеть показания глубиномера. Последний раз светящаяся стрелка и циферблат были видны на 45 метрах, а дальше ничего разглядеть не удавалось. Очевидно, в воде было много взвеси. Оказалось, что обжим не так страшен. Во всяком случае, раздевшись и осмотрев друг друга, обнаруживаем синяков не больше, чем при обычном погружении на 25-30 метров. И все-таки с нашим снаряжением без навигационных приборов на такой глубине делать нечего. Возвращаемся домой с твердым убеждением: без особой надобности подобных экспериментов не повторять.

По окончании работ здесь, в районе острова Великого, наша экспедиционная группа собирается перебазироваться к новому месту поисков в губу Княжую. Но мы с Павлом Алексеевичем вынуждены покинуть товарищей. Я пропустил все возможные сроки возвращения из отпуска, Каплину предстоит командировка за рубеж. Поиски конкреций продолжаются без нас.

Уже в Москве узнаем, что тяжелый труд товарищей увенчался успехом. Конкреции найдены. Однако нам не дает покоя мысль о том, что поиски велись кустарно. Очень не хочется в случае повторения подобных работ напрасно тратить так много сил и времени. Впервые остро почувствовали отсутствие в нашем снаряжении навигационных приборов, которые во многих случаях могли бы ускорить и упростить ход работы, а порой и быть совершенно необходимыми. Для разработки навигационных гидроакустических систем у нас пока нет ни знаний, ни опыта! А вот облегчить труд подводного исследователя, работающего в прибрежной зоне на небольших глубинах, сделать пребывание под водой более приятным и продуктивным, мы пожалуй, в силах. Посоветовавшись с Каплиным и получив его одобрение, всю зиму конструируем и строим акваплан, превратив квартиру Юрия Проферансова в мастерскую и конструкторское бюро одновременно. И вот мы на Черном море!

Вдали от берегов черноморские волны отливают густой синевой, а пена на их вершинах ослепительно бела. Когда после падения с борта рассеиваются шипящие воздушные пузырьки, оказываешься в воде цвета чистого сапфира. Стоит нырнуть в глубину, как ощущение того, что находишься в жидкости, пропадает. Вода настолько прозрачна, что кажется, будто висишь в воздухе. Только подняв голову и увидев переливающуюся солнечными бликами яркую поверхность, начинаешь понимать, что находишься в более плотной среде. Неподалеку четко виден шершавый, поросший ракушками и водорослями борт судна. Все, что приросло к днищу, можно рассмотреть до мельчайших подробностей.

Вот около борта возникло еще несколько белых пенящихся и шипящих султанов. Через несколько секунд из них, как из рассеявшихся облаков дыма, выплывают друзья. Энергично работая ногами, облаченными в зеленые косые ласты, в мою сторону направляется Каплин. Потом появляется знакомая фигура Проферансова: он плывет не торопясь, мерно взмахивая огромными черными ластами. Следом за ним выплывают Павлидис и Ионин. Их видно очень далеко. Над поверхностью можно и не заметить голову и руки плывущего человека, то и дело скрывающегося за волнами, зато под водой на несколько десятков метров видны ноги и тела. В перерывах между работами мы часто устраиваем такие сугубо морские купания. Под нами глубина в несколько сот метров. Толща воды кажется совершенно пустынной. Иногда невдалеке, играя, проносится стая дельфинов, но они не удостаивают нас своим вниманием.

Этим летом мы работаем с борта экспедиционного судна "Академик Ширшов". Наш начальник - Юрий Павлидис. Исследование дна производится в основном с помощью вибропоршневой трубки. Павлидис специализируется в этой области. Дело знакомое и поэтому совершенно не утомительное, особенно для нас с Проферансовым.

В перерывах между станциями вся экспедиционная группа при деятельной поддержке членов небольшого экипажа судна занимается сборкой акваплана - подводного буксируемого планера. Конструкция его несложна. Сидя на палубе под палящим солнцем, свинчиваем дюралевые трубы каркаса, закрепляем крылья, устанавливаем контейнеры с приборами. Наш планер, если можно так сказать, двухместный. Слева, как и положено, располагается пилот. В его обязанность входит управление аквапланом. Беря ручку на себя или отдавая ее, пилот должен удерживать планер на минимально возможном от грунта расстоянии. Справа место научного сотрудника. Ему надо следить за показаниями лага и глубиномера, осматривать дно и фотографировать в интересных, по его мнению, местах. Как все это будет выглядеть на самом деле, мы еще не знаем.

Основная цель испытаний планера в этом году - определение необходимых углов атаки несущих плоскостей и подбор площади руля глубины. Наконец установлены контейнеры со вспышкой и лагом, закреплен бокс с фотокамерой, поставлен на место поплавок, служащий одновременно боксом для самописца, который еще не успели смонтировать. Теперь надо ждать момента, когда судно будет находиться в районе, подходящем для испытаний. Нужны глубины, не превышающие 50 метров, и ровное песчаное дно. Вскоре такое место найдено.

Извлечены и проверены акваланги. Все сгрудились на корме судна. Идут последние приготовления к испытаниям. На всякий случай спущена шлюпка, приготовлены бросательные концы. Больше всех волнуется Павлидис. Ему как начальнику экспедиции очень хочется, чтобы эксперимент прошел благополучно. Поэтому он еще раз напоминает механику, чтобы тот выдерживал минимальные обороты машины. Скорость не должна превышать двух узлов. Волнуемся, конечно, и мы. Наше волнение несколько другого характера: хочется, чтобы планер оказался пригодным для работ и был принят на вооружение нашими друзьями-океанологами.

Наконец акваплан за кормой. К его буксировочной тяге привязан надежный капроновый трос. На всякий случай надеваем оголовники, хотя, как известно по прошлому году при буксировке за дори, можно плавать и без них. Каплин и Ионин надевают аппараты и усаживаются на корме, чтобы в крайнем случае выловить нас как можно быстрее. Все готово. Прыгаем в воду. Приближаемся к акваплану, плавающему на поверхности, и занимаем свои места. Первый раз не закрепляемся за конструкцию, как это положено по проекту, при помощи ремней с карабинами, а держимся руками. С борта стравливают метров восемьдесят буксировочного конца. Под кормой "Ширшова" появился белый бурун. Испытания начались!

Видим, как медленно удаляется корма. Затем следует легкий рывок. Зашелестела и забулькала вода. Некоторое время плывем по поверхности, привыкая к обстановке. Потом Юрий подает рукоятку руля глубины вперед, но планер и не думает погружаться. Вскоре рукоятка отжата до предела, а мы все еще на поверхности. Приходится приподнимать хвостовую часть планера руками, чтобы несущие плоскости "забрали" воду. Вот теперь другое дело! Сразу стало тихо. Светлая поверхность воды быстро удаляется. Тело обтекает стремительный упругий поток. Мы распластаны вдоль него, но держаться за поручни планера легко. Резко нарастает боль в ушах. Глубина быстро увеличивается: 10, 15 метров. Вижу, как Юрий берет ручку на себя. Вот он буквально висит на ней, выбрав слабину до предела, но акваплан упорно продолжает набирать глубину. Далеко внизу показалось дно. Выдержат ли уши такой резкий перепад давления? Продуваться не успеваем и на двадцатиметровой глубине решаем бросить свое сооружение. Отцепившись, повисаем в воде. Видим, как покинутый планер еще быстрее и круче устремляется вниз, все дальше и дальше уходя от нас. Вода прозрачна. Наблюдаем, как творение наших рук со всего хода врезается в грунт и... разваливается. Далеко отлетает кромка одного из крыльев. Поднимая клубы песка и ила, акваплан, скрежеща, волочится по дну.

Неужели конец? Достаточно встретиться небольшому камню, как приборы будут разбиты. Торопимся наверх и даем сигнал застопорить машину. Пока плывем к судну, впереди на поверхности показывается и акваплан. Значит, по крайней мере хоть основной поплавок не потерял герметичность.

Поднявшись на борт, выясняем причины аварии. В результате неправильного выбора угла атаки несущих плоскостей сломано одно крыло и нарушена герметичность контейнера с лагом. Он залит водой. Мы огорчены, но окончательно духом не падаем. Крыло сломалось довольно удачно. Если удалить симметричную часть другой плоскости, можно еще поэкспериментировать.

Несколько часов работы, и мы снова за бортом. Но все повторяется сначала. Даже с меньшей плоскостью крыльев планер продолжает неудержимо стремиться ко дну. В течение нескольких дней в перерывах между работами подбираем наиболее подходящий угол атаки. Хорошо, что это предусмотрено конструкцией. Некоторое время наблюдаем совершенно противоположное явление: акваплан никакими силами не удается загнать под воду. Даже подняв хвостовую часть, заставляем его сделать только небольшой нырок. Дело пошло на лад лишь после того, как почти вдвое была увеличена площадь руля глубины.

Акваплан наконец-то становится управляемым, и плыть на нем огромное удовольствие. При необходимости он послушно ныряет или взмывает к поверхности воды. Юрий отлично освоил свою новую специальность и ведет планер над самой поверхностью дна. Перед глазами проносятся небольшие камни, немногочисленные раковины, водоросли. Наблюдать очень удобно. Вскоре убеждаемся в том, что, освоившись, можно изменять и направление движения, хотя руля поворота на акваплане пока еще нет. Эту возможность обнаружили случайно.

Как-то пошли втроем. Между нами, занявшими обычные места, находился и Каштан. И вот, когда планер набрал скорость, нас начало переворачивать. Несмотря на все усилия, крен на левый борт увеличивается псе больше и больше. Забыв, что мы не на яхте, надеясь спасти положение, пытаюсь откренить акваплан, переместившись сколько возможно вправо. Тяну за кромку крыла, и все мы тотчас же оказываемся на спине. Да, под водой соображаешь гораздо медленнее... Только потом догадываюсь, что нужно было сделать как раз наоборот. Отодвигаясь в сторону, я еще больше увеличивал вращающий момент и активно способствовал опрокидыванию. Зато теперь мы знаем, что, перемещаясь поперек направления движения, можно создать некоторый крен, а соответственно и установить направление движения. Все довольны. Можно считать, что по крайней мере несущая конструкция для работ, связанных с осмотром грунта под водой на большом протяжении, создана.

Мы уже говорили, что акванавт, живущий в режиме насыщения, должен вернуться в подводное убежище. Кроме того, выходя на работу, он должен отыскать свое рабочее место, причем рабочих мест может быть несколько. На грунте должны находиться склады материалов и оборудования, кладовые инструментов и т. п., которые акванавту также надлежит найти.

Таким образом, чтобы иметь возможность работать под водой, акванавту постоянно надо знать свои текущие координаты и координаты других точек, причем без использования каких-либо ориентиров и с высокой степенью точности.

К сожалению, все издавна известные средства навигации, использующиеся сотни, а может быть и тысячи лет, под водой полностью или почти полностью неприемлемы. Прежде всего акванавт лишен неба и светил, по которым мог бы определиться. Традиционные приборы - компас, лаг или секстан, а также пеленгатор бесполезны. Даже если бы удалось построить приборы, копирующие органы китообразных, позволяющие кашалотам и дельфинам обнаруживать под водой, в темноте, очень маленькие предметы при помощи ультразвуковых и звуковых волн, задачи навигации не были бы решены. Кашалот, пыряя на огромную глубину в поисках кальмаров, использует свои "приборы" лишь с целью найти объект пропитания или не столкнуться с каким-либо препятствием, а где, в какой системе координат находится пища или преграда, ему совершенно неважно. Не существенно для животного и то, где оно вынырнет. Для акванавта же это вопрос жизни. В общем случае акванавт должен иметь возможность самостоятельно найти любую точку, координаты которой известны в какой-то избранной заранее и контролируемой им системе координат. Навигационная система должна быть сконструирована и построена таким образом, чтобы не занимать рук акванавта, иметь небольшой вес и высокую надежность. Создать такое устройство не просто.

Если установить постоянно посещаемые акванавтом точки импульсными ультразвуковыми маяками, а в состав аппаратуры, носимой акванавтом, включить три всенаправленных антенны, у него появится возможность иметь постоянную информацию о положении каждого из маяков относительно себя. В этом случае сам человек будет центром системы координат.

Чтобы хоть приблизительно разобраться в том, как действует подобная система, поставим простой опыт, прибегнув к уже использованной нами однажды волейбольной камере. Надуем три мяча. На капроновой леске привяжем к ним по грузилу. Выбрав тихий водоем, установим камеры в вершинах равностороннего треугольника. Резиновые шары будут спокойно плавать на гладкой поверхности воды. Стоит бросить в воду камень, как от места его падения побегут кольцевые волны. Первая волна качнет сначала камеру, ближе всего расположенную к месту падения камня, затем ту, которая плавает чуть подальше, а потом и третью, наиболее удаленную. Теперь постараемся сделать так, чтобы следующий камень упал с другой стороны треугольника. Тогда последовательность покачивания камер будет совершенно иной, но опять-таки первой качнется камера, расположенная ближе к центру образования очередной волны.

Продолжая бросать камни, вы вскоре убедитесь в том, что любой точке их падения соответствует вполне определенная последовательность колебаний камер. Важно, что эта последовательность сохраняется и не зависит ни от частоты падения камней, ни от их величины. Для каждого направления, со стороны которого приходит волна, можно зафиксировать вполне определенную очередность покачивания камер. Именно это явление, заключающееся в строгой связи колебаний с направлением прихода ультразвуковой волны, и используется во всенаправленных приводных системах, где роль камер-поплавков играют сферические гидрофоны, установленные на шлеме акванавта. Они преобразуют ультразвуковые колебания воды в электрические сигналы, а роль камней выполняют маяки, излучающие акустические волны на различных частотах.

При необходимости найти нужную точку приемное устройство подводного пловца настраивается на частоту одного из маяков. На выходе приемника, подключенного к трем антеннам, суммарный сигнал определяется разностью времени хода ультразвуковых волн от маяка до каждого из гидрофонов (последовательностью покачивания камер) и в любой момент времени несет информацию о направлении на выбранный объект. Если приемное устройство акванавта сделать трехканальным, то можно одновременно иметь информацию о направлении сразу на три маяка.

Описанная выше схема дает возможность при наличии компаса определить направление движения акванавта относительно одного или нескольких маяков. Однако пользоваться ею с целью навигации неудобно. Акванавту трудно определить свое положение в пространстве в связи с отсутствием перед его глазами четко выраженной сетки координат, в которой он мог бы легко ориентироваться.

Значительно проще определить свое место в полярной системе координат, имея постоянную информацию о направлении на себя из центра этой системы и дистанции до него. Такие сведения можно получить, если разместить - теперь уже на подводном объекте - три всенаправленных излучателя и модулировать их импульсами. Частота излучаемых маяками ультразвуковых колебаний должна быть различна. Тогда на выходе приемника, носимого акванавтом, суммарный сигнал после соответствующей обработки в любой момент времени будет пропорционален пеленгу на подводный объект. Если на передающей и на приемной частях такой системы иметь синхронизирующее устройство, можно определить и расстояние. В этом случае индикатор подводного пловца будет выглядеть значительнее удобней. Ведь излучатели передающего устройства, установленного на объекте, или сам объект очень просто предварительно ориентировать на север. В этом случае акванавт уже может ориентироваться, так как в любой момент времени знает, в какой части горизонта и на какой дистанции от подводного убежища он находится. Правда, не сразу можно сообразить, куда плывешь в данный момент, но при наличии магнитного компаса этот недостаток может быть сведен к минимуму. Ну а если объединить обе кратко описанные системы в одну более сложную, акванавт всегда будет знать, где он находится и в какую сторону плывет.

Опыт работ, проводимых из подводных лабораторий и прочих устройств, доставляющих человека в толщу воды, показал, что необходимо иметь не только аппаратуру, обеспечивающую навигационными данными непосредственно самих акванавтов, но и приборы, дающие возможность находящимся внутри подводного обитаемого объекта людям следить за окружающей обстановкой, контролировать положение каждого человека, работающего под водой. В связи с этим необходим информационно-навигационный комплекс, принцип построения которого отличается от того, что был описан выше. В основу комплекса может быть положен обычный гидролокатор кругового обзора с достаточно высокой разрешающей способностью по угловым координатам и дистанции. В этом случае носимой акванавтом аппаратурой может определяться только курс пловца относительно направления на подводный обитаемый объект. Вся остальная навигационная информация, а также и звук должны поступать с подводного обитаемого объекта по телеметрическому каналу. Введение телеметрического канала, а следовательно, возможность передачи информации в виде кодированных сигналов повышает помехоустойчивость системы и, кроме того, обеспечивает возможность коррекции речи, искаженной в гелиевой среде.

Надо полагать, что в навигационных комплексах, построенных по принципу системы централизованного типа, состав "носимой" акванавтом аппаратуры может быть сокращен.