В преддверии Японского моря

Муссон нагонял быстрые серые тучи и пенил море, его дуновение было влажно, порывисто и переменчиво в направлениях. Временами в разрывах туч открывалось яркое голубое небо, показывалось солнце, и становилось прохладно. Так бывало всегда в сентябре.

Моторная лодка бойко плясала на волнах. Водяные фонтаны взлетали над форштевнем и обрушивались на палубу и рубку. Внутри было тепло, но сильно чадило отработанным соляром и как-то болезненно ощущалась качка. Мы со Славой время от времени выглядывали из люка, а Саша стоически сидел на корме за рулем.

В этот воскресный день нам пришлось изрядно поболтаться в заливе вблизи Спортивной гавани. Сначала мы отбуксировали лодчонку двух отчаянных рыболовов за электростанцию, потом на траверзе заметили в воде какой-то черный предмет.

Автомобильная камера! - сообщил глазастый Слава, когда мы приблизились.

- Видимо, кто-то упустил, и ее унесло ветром, возьмем, пригодится, - ответил практичный Саша.

Пурпурный трепуг вне конкурса красоты

У меня появились смутные подозрения, но их надо было проверить.

Вспарывая винтом воду, лодка подошла поближе. Уже можно было разглядеть, что камера с одной стороны обвязана белым шнуром.

- Саша, это аквалангист... отверни, чтобы винтом не порубить! -закричал я, но шум дизеля и вой ветра заглушили мои слова. Лодка с ходу промчалась мимо камеры, и было видно, как шнур уходил в глубину и тянул ее против ветра и против волн.

- Это Валерка Месенев! - прокричал я снова. Но Саша опять развернулся, и лодка помчалась на камеру.

А чуть правее нашего курса впереди подымались из глубины большие пузыри воздуха - аквалангист всплывал.

- Отверни руль в сторону! - вне себя заорал я.

Саша застопорил мотор, и мы заколыхались на волнах рядом с камерой.

Аквалангистов было двое, они показали свои маски вслед за воздушными пузырями. Конечно, это был Валерка Месенев со своим другом. Ну, кто еще мог в штормовую погоду погружаться.

- Ты что тут делаешь? - спросил его удивленно Саша.

- Прогуливаюсь, несколько гребешков собрал, но их тут мало, - Валерка взмахнул сеткой, - а вы?

- Тоже прогуливались.

- Ваша моторка?

- Секции завода. А как твоя экспедиция?

- Все уже, закончилась... очень богатые впечатления.

Они взгромоздились на камеру и поплыли к берегу, а мы пошли в бухту "Воевода" за гребешками.

Через несколько дней Месенев принес мне странички своего дневника, исписанные мелким торопливым почерком на экспедиционном катере ТИНРО "Альбатрос". Эти странички рассказывали о двух месяцах работы аквалангистов Владивостокского морского клуба ДОСААФ в заливе Петра Великого. Месенев записывал все, что видел за стеклом своей маски, видел не профессиональными глазами гидробиолога, а любознательного человека. Поэтому за простой протокольной формой рассказа почти ощутимо слышится шум моря, видится серебристый бок мелькнувшей вдали рыбы, ощущаются липкие присоски осьминога. Из дневника я выбрал только три дня.

13 августа. С 8.00 до 12.00 обследовали бухту Врангеля. Дно преимущественно песчаное с небольшой примесью ила, поросшее кустами зостеры и широколиственной ламинарии. Встречаются облепленные изумрудной ульвой (морским салатом) мелкие валуны. Глубина небольшая: от шести до двенадцати метров. У юго-западного берега на глубине от полутора до одного метра целые залежи устриц. Берег в этом месте тянется узкой песчаной полосой, за которой начинается зеленый склон. У кромки побережья очень много подводных ключей и в некоторых местах можно провалиться в вязкий засасывающий песок.

С 13.45 до 14.00 часов работали у мыса Красного. Картина на дне такая же. С 15.00 находились в бухте Козьмино около мыса Крылова. Погружались в так называемое озеро "Второе" - естественное продолжение бухты Козьмино. Соединяет их узкий проливчик. В озере почти рядом с южным причалом попадаются гребешки, а в середине водоема сплошной ил, в нем изредка встречаются трепанги. Глубина здесь доходит до восьми метров.

После работы ходили на шлюпке к северо-восточному мысу. Подводные пейзажи там напоминают нашу бухту Тихую - такое же хаотическое нагромождение подводных скал. Здесь я впервые встретился с осьминогом. У обломка большого камня, заметив сломанную ракушку гребешка, я заглянул под камень. Когда глаза привыкли к полумраку, увидел темную колышущуюся массу и выразительно мерцающие два глаза. Едва навел пику, как полуметровый осьминог, оттолкнувшись всеми щупальцами от дна, подпрыгнул и выскользнул из-под камня. Я пустился вдогонку. Вытянув щупальца назад, он плыл рывками, по его бокам симметрично, как у рыбы плавники, поднимались и прижимались какие-то карманы. Это было странное, сказочное зрелище - плывущий осьминог. Я старался не отстать. На поверхности страховал меня Борис, он должен был видеть осьминога и помочь его изловить. Не теряя из вида спрута, я напряженно работал ногами. Внезапно все расплылось, и перед моими глазами появилось чернильное облачко. На месте же, где только что был осьминог, что-то неуловимое камнем упало на дно и растворилось в нем.

"Э, меня не проведешь!" - погрозил я и, подплыв, с трудом уловил на темном грунте смутные очертания распластанного спрута.

Он опять рывком подскочил и понесся вперед. Опередив меня на несколько метров, хитрец сделал плавный вираж и спланировал под большую скалу. Я было полез за ним, но застрял. Осьминог же переместился к противоположному выходу. Когда я метнулся ко второму выходу, он переместился опять к первому. Взглянул наверх, надеясь, что Борис заблокирует второй выход, но его не было видно. Игра в кошки-мышки продолжалась недолго, осьминог исчез.

Борис с Толей убили несколько терпугов и ершей, мне же было очень досадно.

12 сентября. Залив Посьет, бухта Новгородская. Ветер шесть баллов, на море - четыре-пять. Немного стихло по сравнению со вчерашним. Из-за юго-восточных ветров и частых штормов пребывание наше в заливе Посьет затянулось.

Бухта Новгородская еще не обследована. Посовещавшись, решили часть подводных наблюдений произвести с судна, а остальные - со шлюпки. В десять часов ветер стих, но бухту по-прежнему покрывала крупная зыбь.

Сегодня Борис опять занят своим глубиномером. Принес ему теплое белье, гидрокостюм и помог одеться. В 10.30 подошли к первой станции. Спущен водолазный трап, и вот уже за бортом слышен характерный звук выпускаемого из костюма воздуха. Борис поднял правую руку - сигнал готовности. Записываю время погружения. Страхующий конец все быстрее и быстрее скользит в глубину. Остановка, Борис на грунте, сверху семнадцатиметровая толща воды.

Мидии и ежи

Аквалангисту, конечно, легче, на глубине не качает. А здесь палуба так и норовит выскользнуть из-под ног. На камбузе перезвон перекатывающихся кастрюль. Перспектива не из приятных - наш кок укачался.

Трехкратное подергивание конца, начинаю выбирать. На поверхности показываются обильные воздушные пузыри, а затем и вздувшийся огромным шаром шлем. Борису приходится проявить большую сноровку, чтобы ухватиться за пляшущий трап и подняться на борт. В сетке, кроме прочей добычи, какая-то неизвестная ракушка, похожая на мактру, но с обросшими, словно мхом, створками. По определителю двухстворчатых моллюсков она напоминает арку, но завитки у основания не похожи. Наш руководитель Суховеева тоже не знает. Многие обитатели моря, а особенно водоросли, имеют такие длинные и замысловатые латинские названия, что их никак не запомнишь.

Борис сообщил, что грунт илистый, видимость "дрянь", водорослей нет, и мы двинулись брать следующую станцию.

Но и в других местах - картина та же, лишь изредка попадались кукумарии, родичи трепангов из класса голотурий, или морских огурцов, а реже гребешки. До полудня все станции, которые можно взять с судна, были сделаны. После обеда продолжали со шлюпки "обработку" бухты Новгородская, обилие банок препятствовало маневрам судна.

Наступила моя очередь влезать в костюм. Начал заранее не спеша одеваться: сразу после обеда погружения противопоказаны, пришлось ждать.

В 13.30 шлюпка отвалила от борта "Альбатроса" и, ныряя в волнах, двинулась в юго-западную часть бухты. Погода заметно улучшилась, волны стихали, но лодку все еще болтало и сидящих в ней обдавало фонтанами брызг. Мне-то было все равно. Дело в том, что аквалангистам работать в гидрокомбинезоне со шлюпки неудобно: много времени и энергии затрачиваешь, чтобы влезть в нее. Поэтому меня буксировали на длинном конце. Обнаружив что-либо стоящее внимания, я дергал сигнал, требуя остановки, и производил с определенной площадки количественный анализ. Опыт показал, что чем длиннее сигнальный конец, тем лучше, ибо при коротком встречный поток выталкивает на поверхность и крутит вокруг продольной оси.

Легкий толчок - и вот я плавно скольжу над грунтом. Видимость довольно скверная: малые глубины, недавний шторм и илистое дно. Быстро мелькают островки зостеры, курчавой ламинарии. Грунт становится илисто-песчаный. Зостера появлялась небольшими полями, о начале и конце которых мы сообщали по сигнальному концу. Ребята отмечают на карте. Прозрачность воды улучшилась до трех-четырех метров. Появились небольшие камни, облепленные причудливыми отростками асцидий, изредка вдали замечаю пышные кусты актиний. Но стоит приблизиться, как длинные белые нити-щупальца морского хищника мгновенно втягиваются внутрь и из красивейшей морской лилии актиния превращается в светло-коричневую скользкую лепешку. Повстречал множество трепангов и дал сигнал остановки. Для ориентировки всплыл наверх и, вновь погрузившись, приступил к обработке станции. На каждый квадратный метр приходилось от двух до четырех голотурий. Полоса залегания начиналась в десяти-двенадцати метрах от берега и шла шириной в пятнадцать-двадцать метров. В тридцати метрах от берега дно резко уходит в глубину, где из морской живности встречались только морские звезды-патирии. Грунт - вязкий ил, много дырок-норок диаметром четыре-шесть сантиметров говорят, что это жилище шримса-медвежонка.

Взяв еще несколько станций, усталые, довольные и очень голодные возвратились на судно. Кто-то из матросов приготовил отличный ужин, и наше настроение еще больше поднялось.

Работы в заливе Посьет закончены! Ура! Третий помощник капитана Николай Петрович пошел оформлять отход. В 17.00 машина дала полный ход, мы отправились на ночевку в бухту Витязь. Завтра с утра будем продолжать работу за мысом Гамова, а дальше на островах Гильдебрандта, Де-Ливрона, Дурново, Сибирякова, Антипенко, Рикорда, Рейнике. Прощай, залив Посьет с бухтами, исполосованными вдоль и поперек научными разрезами, проткнутыми многочисленными точками-станциями. Каждая точка-погружение - это впечатляющее микрособытие.

Вечером погружались с Толиком у западного берега бухты Витязь напротив одинокого домика на крутом склоне. Погружались с целью прогулки.

Становилось сумрачно, приближался вечер. Держа друг друга в поле зрения, медленно опускались, почти не работая ластами. Внизу темными пятнами вырисовывался грунт. Удивляла хорошая видимость в этот поздний час. Толик сделал знак остановиться и, плавно работая ластами, подвсплыл метра на полтора. Ему необходимо поправить кое-какую мелочь в снаряжении. Взглянул на глубиномер, навязанный Борисом для проверки, - десять метров по шкале. Верить ему или нет? Глубиномер был, мягко говоря, со странностями. Борис сделал его из манометра и очень им гордился. Систематически что-то в нем подкручивал и регулировал. На поверхности глубиномер иногда показывал десять метров, а под водой на глубине тридцати метров - стрелка упрямо стояла на нуле. Суховеева сказала как-то, что Бориным глубиномером очень хорошо забивать гвозди. Наверное, шутила!

Сверил показания глубиномера с количеством подду- вок в маску, вроде бы тоже десять метров.

Когда Толик "продул" свои уши, мы продолжали спуск.

Глубина восемнадцать метров, илистый грунт покрыт высокими в два-три метра кустами зостеры. Кусты образуют небольшие заросли по семь-восемь квадратных метров. Под зостерой толстый 20-30 см слой корневищ, они очень напоминают болотные кочки. Около основания куста, как правило, флегматичные бычки, у них странная окраска, какая-то мутно-серая. В прогалинах между зарослями встречается камбала. Дно наклонно под 45-60 градусов, почти обрыв, на глубине двадцати двух метров уклон уменьшается до 15-20 градусов. В середине бухты глубина более тридцати метров, растительности нет, изредка пузатыми графинчиками без горлышка над илистым дном возвышается актиния. Меня это удивило, обычно актиния мостится на камнях или створках ракушек. Выдернув одну из них, увидел, что она прикрепилась к камню, который непонятно как нашла под слоем ила.

Продвигаться дальше не имело смысла, и мы возвратились к склону. Когда плаваешь среди густых водорослей, впечатление такое, будто находишься среди непроходимых джунглей. Изредка впереди, заставив вздрогнуть от неожиданности, блеснет серебристым боком большой окунь.

Под водой укороченный день, темнота сгущалась все сильнее, но видимость еще была сносной. Но тут сработал указатель минимального давления в акваланге Толика, надо было выходить. Всплыли удачно, рядом с судном.

Перед сном вышел на палубу подышать свежим воздухом. Было тихо, море спало, крупные сочные звезды расцветили небо. Невдалеке, словно подмигивая друг другу, мерцали, обозначая фарватер, красный и зеленый фонарики, а в глубине бухты светились огоньки судов. На этом побережье есть две очень красивые бухты. Первая - бухта Миноноска, а вторую узнал сегодня - бухта Витязь. Склоны гор полуострова Гамова амфитеатром окружают со всех сторон голубую чашу спокойной воды, защищая почти от всех ветров. У берега много плавающих нырков, а на полуострове бродят пятнистые олени. Эта бухта была бегло обследована офицерами знаменитого фрегата "Паллада" еще в 1854 году. Более подробное гидрографическое исследование провел экипаж корвета "Витязь" по приказанию адмирала Макарова. Именем этого корвета и названа бухта.

13 сентября. В восемь часов снялись с якоря и пошли переменным курсом на мыс Гамова. Если посмотреть на карту, увидишь, как далеко в море вдается гористый полуостров того же наименования. Скалистые берега круто обрываются в море, а изобата больших глубин пролегает в непосредственной близости изрезанного глубокими расщелинами и небольшими фиордами пустынного берега. Акватория у полуострова Гамова давно привлекала нас, о ней мечтали, и в томительном ожидании чего-то заманчивого, неведомого проходили будни нашей экспедиции.

Вот вдали показалась белая пирамида маяка; огибая мыс, подходим к угрюмому обрыву, окруженному обломками скал. На берегу видны группы больших сосен, среди них, скрываясь в густых зеленых зарослях, серой змейкой вьется дорога. Места дикие и неописуемо красивые.

Боцман бросает лот - глубина тридцать восемь метров.

- Сколько в воду? - спрашивает он, повернув голову к рубке.

- Две смычки, - отвечает капитан, и, грохоча цепью, якорь срывается в море.

Суховеева интересуется готовностью к спуску. Праздный вопрос: костюм я надел при подходе и успел перегреться в нем. Толя встает у сигнального конца. Боря в комплекте номер один с неизменным глубиномером приготовился к страховке. Прошлепав по палубе, я подошел к борту и начал спускаться. Вода обжала тело и вытеснила из костюма воздух - неприятно ударило в нос. Василий Илларионович, второй механик, просит отцепить крючок. Он показывает место, где плавает его удилище. Судно развернулось, и незадачливому рыболову, чтобы не рвать леску, пришлось бросить удочку. Я надел костюм и, прихватив сетку, поплыл к удочке. Метров через пятьдесят поймал ее и, наматывая леску на удилище, стал медленно погружаться вниз. Видимость отличная, но большая глубина скрывала дно. Спускаюсь по леске. Через шесть-семь минут стал виден каменисто-песчаный грунт. Энергично работаю ластами: дно вырисовывается все отчетливее. Над редкими камнями, теряясь вдали, вытянулась тонкой струной леска. Вот и блесна, зацепившаяся одним из своих крючков за асцидию. Пока отцеплял, меня окружила большая стая ярко-желтых ершей. Рыба совершенно непуганая. Отдельные особи, длиной до полуметра, замерли в непосредственной близи и, изредка лениво пошевеливая брюшными плавниками, разглядывали в упор выпуклыми глазами. Невольно залюбовался их красотой. Один ерш медленно подплыл к стеклу маски. Хотелось погладить, но колючие плавники, расположенные на его спине, удержали от нежностей. Любопытных рыб, видимо, привлекали пузыри воздуха из легочного автомата.

В экспедиции за морской капустой. М. Суховеева и Л. Белая производят измерения

Вдох стал трудным, воздух кончался, сказывалось повышенное потребление воздуха на этой глубине.

Отстегнул манометр, кстати, в костюме это не так просто сделать. Сектор абсолютно черный, лишь на одной из трех шкал белела тоненькая полоска, приказывающая подниматься. Подготавливаю костюм и даю сигнал о подъеме. Как только ребята подтянули меня к трапу, сразу же спросили о впечатлениях. Я отвечал в основном междометиями и восклицаниями. Но Толик и Борис поняли, что место стоящее и торопливо стали готовиться к спуску.

Поставив акваланги под зарядку, поспешил снять надоевший гидрокомбинезон. Под водой он неприятно обжимает тело, сковывает движения, кроме того, воздух расходуется быстро и такое преимущество аквалангистов, как невесомость, совершенно притупляется. Пока я раздевался и заряжал акваланг, ребята вылезли из воды. У Бориса на лице неописуемый восторг.

- Вот это место! - то и дело повторял он.

Толик сообщил, что в одной из расщелин видел крупного осьминога, но с таким оружием, как небольшой стальной прутик, он не решился вступить в бой. Здесь уже меня охватило лихорадочное нетерпение - поймать осьминога было давней мечтой. Я так торопился, что лишь в воде заметил: нет ножа. Подавая с палубы клинок, Борис заслуженно съязвил насчет охотника-раззявы.

До берега, чтобы не тратить зря воздух, плыл с трубкой. Прохладная вода и ритмичная работа ног несколько успокоили. Отойдя метров на пятнадцать, начал погружение. Перед глазами открылась прекрасная картина. Нависший отвесной стеной скалистый берег спускался небольшими террасами в зеленоватую глубину. Серая скала, освещаемая косыми лучами солнца, под водой преображалась, поражала яркими сочными красками: каким-то чудом на ней держались черные морские ежи с клочками ярко-зеленой ульвы, темно-синие с красными крапинками морские звезды-патирии, сквозь приоткрытые створки мидий виднелись оранжевые полоски мантий, тут же поросли пурпурной птилоты - и все это, как огромный разноцветный ковер причудливых узоров, покрывало склон.

Медленно скольжу в глубину. Метрах на двадцати семи склон кончился, но дно понемногу продолжало опускаться в сторону открытого моря. Погружаюсь далее, вокруг причудливо нагроможденные друг на друга крупные обломки скал. Светлые тона уступили место сумрачным. Внимательно рассматриваю расщелины: заглядываю под валуны. Заметил несколько разломанных раковин гребешка - следы пиршества осьминога и с затаенным дыханием сунулся под крупный обломок скалы. Через секунду, когда глаза привыкли к темноте, увидел трех застывших, как изваяние, темно-серых ершей. Вдали прозрачными тенями скользят крупные пугливые терпуги. Скалистый пологий склон переходит в ровное песчаное дно. Метрах в восемнадцати от каменистого уклона виднеется темный контур массивного предмета. "Затонувший корабль" - мелькнула мысль. Я направляюсь к нему. Но это оказался подводный остров - огромная одинокая глыба, гребень которой терялся где-то вверху.

Огибая скалу с мористой стороны, у подножия на песке заметил большую груду погибших мактр. Над ними у края расщелин серый клубок, который сначала принял за сплетение свадебных звезд. Они часто попадаются на грунте. Но тут же понял, что это свитые между собой в замысловатый узел два щупальца осьминога. Медленно подплываю к расщелине и заглядываю в нее. Спрут до того хорошо маскируется, что даже вблизи рассмотреть его довольно трудно. Но я вижу, как бородавками по щупальцам расположились белые присоски. Волнообразно колыхаясь, навстречу осторожно поползло одно щупальце. Я отпрянул и, не спуская глаз с осьминога, стал думать, как лучше его атаковать. Щель была сравнительно глубокая и узкая, не развернешься. Лезть туда - безумие. Подплыв к расщелине, я стал дразнить "хозяина" ружьем, стараясь выманить его из ниши. Но он отодвинулся вглубь и угрожающе завертел небольшим отростком. Тело осьминога надулось и стало похоже на гигантскую грушу. Приподнявшись на щупальцах, он медленно и воинственно двинулся к выходу. Я нацелил ружье и, стараясь попасть между глаз, нажал спусковой курок. В тот же миг мощная черная струя ударила мне в маску. На несколько секунд я был совершенно ослеплен. Когда чернильное облако немного рассеялось, увидел, что спрут находится на том же месте, только щупальца его беспрестанно двигались. Гарпун торчал в основании одного из них, но, видимо, особенного вреда ему не причинил, потому что осьминог крутил этим щупальцем так же, как и остальными. Кончиком другого щупальца он обвил стержень гарпуна несколько раз. Левой рукой я с силой потянул за гарпун. Ничего не получилось - не имея опоры, я сам приблизился к осьминогу. А когда повернул голову, чтобы уцепиться за что-нибудь другой рукой, в тот же момент почувствовал, как что-то липкое и неприятное обвило левую руку выше предплечья. Непреодолимая сила потянула меня вглубь. Я начал дергать одной рукой, пытаясь второй вытащить нож. Но металлические ножны с защелкой не поддавались - нож вытаскивался лишь двумя руками. Пока я так манипулировал, осьминог охватил левую руку еще одним щупальцем. Обстановка складывалась явно не в мою пользу: появились серьезные сомнения - кто из нас, собственно, охотник. С лихорадочной быстротой промелькнули наставления из книг. Вспомнился совет Джеймса Олдриджа. Он рекомендовал засунуть два пальца в какой-то конверт-сумку под брюхом осьминога и вывернуть его наизнанку. Черт знает, где искать этот конверт?! Перед глазами лишь надутый грушевидный мешок да пара пронизывающих, зловещих, холодных глаз.

Думать было некогда. Я полез всей пятерней под мешок, ухватил что-то упругое, шарообразное и яростно задергал во все стороны. Осьминогу это явно не понравилось. Он раскрутил одно из щупалец, держащих левую руку, остальными он цеплялся за стены расщелин, и стал угрожающе крутить им перед самым моим носом. Левая рука приобрела относительную свободу, и я, не мешкая, вытащил нож. С трудом нож скользил по упругой массе, отрезал державшее меня щупальце, а затем с силой ударил осьминога клинком между глаз. Лезвие по рукоятку ушло в тело спрута, и сразу же, изгибаясь змеями, щупальца лихорадочно задвигались в разные стороны.

Осьминог то сжимался огромным клубком, то распускал свои длинные "руки". Я продолжал наносить удары ножом, стараясь выгнать его из расщелины. Наконец это удалось, он сполз на песчаное дно и, смешно приподнявшись на щупальцах, стал удирать. Преимущество теперь было на моей стороне, ведь на песчаном грунте ему не за что уцепиться. Я легко настиг беглеца и попал ножом в глаз. Осьминог сразу же обмяк, но щупальца продолжали извиваться. Тогда, пронзив его гарпуном, я стал подниматься. Оказалось, что сражение происходило почти под судном.

Борис, увидев меня с осьминогом, испустил победный клич и убежал,.. как выяснилось - за фотоаппаратом. Мне не дали вылезти из воды. Минут пять я был объектом атак фотолюбителей.

На палубе щупальца присосались к подошве ботинка. Он был еще жив. Не знаю, читал ли наш старпом Григоренко книжки Олдриджа и супругов Крайль, но только он тут же принялся колотить спрута небольшой доской. Это входило в классический ритуал приготовления блюд из осьминога. Через сорок минут усиленной работы старпом, отрезав щупальца, нарубил их кусочками и положил в большой бак. Через два часа вся команда и участники экспедиции наслаждались деликатесом - поджаренным с луком мясом осьминога. По вкусу оно несколько напоминало крабов.

С 10.15 до 11.35 часов обрабатывали бухту Горшкова.

Грунт каменисто-песчаный, видимость хорошая, глубина восемнадцать-двадцать метров. Ничего нет. После обеда работали в бухте Бойсмана. Глубина шесть-двенадцать метров. Из живности - лишь ежи, звезды и офиуры. Они несколько напоминают маленьких осьминогов, благодаря тонким змеевидным лучам-щупальцам, с помощью которых офиуры довольно быстро передвигаются по песчаному дну.

Многометровый слой воды в бухте безжизнен. Но я убедился, что по одной бухте трудно составить впечатление о подводном лике Японского моря. Оно, как многоголовое божество, имеет несколько образов: безжиз-ненных, суровых, унылых, веселых, сказочно диких и прекрасных.