Путь в глубину

Не навреди, человек, ни березе, ни морю, влажной тропинке и птице, летящей во тьму.
Вместе со всею своею немыслимой мощью не навреди ненароком себе самому... 

Не обольщайся цифирью немедленных выгод, реки корежить и горы срывать погоди. 
Вместо того чтоб, не думая, что-то воздвигнуть, лучше остынь и подумай. 
Не навреди... 

Роберт Рождественский

Старшиной на нашей водолазной станции был тогда интересный человек, влюбленный в жизнь, хорошо понимавший природу. Мы закончили работу и по водолазному обычаю закрывали экспедицию. Стояла сибирская зима. Над Енисеем гуляла колючая поземка, трещал мороз. Стужа окружала одинокий домик, стоявший на тракторных санях в срединной части широкой заледеневшей реки.

Рядом помещался закрытый навес с брезентовой дверью. Под навесом - большая квадратная майна^*, покрытая тонким льдом. По ее краям был уложен сшитый из брусьев лиственницы добротный настил, на котором лежал сложенный металлический водолазный трап, снятый с водолазного бота. Под навесом торчали вмороженные в лед бревна, за которые крепились необходимые для работы под водой концы, в том числе сигнальный, обеспечивающий страховку водолаза. Там же были ручная водолазная лампа и металлическая корзина с водолазными шлангами и трехболтовым шлемом. Короче говоря, каждая вещь под навесом нашла свое место. Чувствовалась рука знающего свое дело человека.

^* (Майна - прорубь.)

С навесом домик соединяла брезентовая "косынка" - шлюз; через входную дверь он имел прямое сообщение с навесом. В домике было тепло, даже уютно.

За столом сидели четверо крепких мужчин в водолазных свитерах, теплых штанах, в лохматых собачьих унтах. И хотя за окном трещит мороз над Енисеем, он не омрачит веселого застолья. Такое застолье бывает только в мужских экспедициях, когда окончена работа. К своему прощальному столу водолазы специально никогда не готовятся, но у каждого найдется что-нибудь из съестного. Впрочем, главное в этом застолье не напитки и не закуска. Не ради этого мы собрались вместе. Главное в том, что мы хорошо поработали. Проделали вместе тяжелую и опасную работу. Она нас сплотила в дружную семью. И это надо отметить!

В тот вечер за столом мы произносили тосты за дружбу, за то, чтобы удача всегда сопутствовала в делах. До глубокой ночи шутили, смеялись, рассказывали невесть что. Было уже за полночь, когда Марк Орлов, наш старшина, водрузил в центре стола на деревянную подставку большой чайник с ароматным чаем. Чаепитие - кульминация любого экспедиционного застолья. За чаем оживают самые интересные воспоминания. Вот и сейчас, в эту последнюю ночь нашей экспедиции, обычно немногословный Орлов вспомнил давнюю водолазную историю, которая приключилась с ним в тропических водах Тихого океана.

Марк имел за плечами уже солидный водолазный опыт, но отличался скромностью и своеобразной скрытностью характера. О его прошлом мы знали не очень-то много. Расспрашивать его было неудобно, а сам он был неразговорчив. Но все же мне удалось узнать об одном эпизоде из его жизни. И чтобы ты, Сережа, понял, что это за человек, я несколько отвлекусь от основной темы своего рассказа и опишу этот случай.

Так вот, однажды Орлов во время отпуска по просьбе своего друга, начальника участка лесоповала, проводил очистку русла реки от свай разобранного старого моста. В то время в Центральной России еще стояла глубокая осень, а в северные края уже пришла зима с крепкими морозами и леденящей поземкой, гулявшей по застывшим просторам рек. В районе водолазных работ ледяной покров был до полуметра, а сверху лежал плотный наст снега.

Работа подходила к концу, и последнее погружение Орлов решил совершить в автономном снаряжении. Одевшись в гидрокостюм "Садко-2" и подключив аппарат, он прыгнул в майну. Освободив ходовой конец и дав сигнал о его выборке, Орлов проверил натяжение стального троса, остропленного за сваю. Затем водолаз просигналил наверх, и трактор на берегу вырвал последнюю сваю на этом участке реки.

Перед выходом на поверхность Орлов еще раз внимательно осмотрел участок подводных работ. Все в порядке. Работа закончена. Он хотел дать команду о подъеме, но тут заметил, что сигнальный конец от него идет вниз по направлению течения, майна же, через которую он спустился под воду, находилась вверху против течения. Все стало ясно: неопытный парень, стоявший на обеспечении, упустил сигнальный конец, и течение затащило его под лед. Единственная живая нить, связывающая Марка с внешним миром, оказалась под водой, и помощи ожидать было неоткуда. Наверху не было ни одного водолаза. И сейчас, находясь в ловушке подо льдом, он взвешивал шансы на жизнь.

Длина сигнального конца метров шестьдесят, а расстояние от майны до места его погружения под воду - метров сорок. Видимость в пределах трех метров для реки, покрытой ледяным панцирем, замечательная. У него есть нож и стальная монтировка. Воздуха в аппарате - восемьдесят атмосфер, и, если не подведет легочный автомат, его должно хватить для поиска майны. Он был уверен, что найдет ее и нынешние переживания станут просто неприятными воспоминаниями о холодных водах северной реки.

Сейчас он выберет на себя сигнальный конец и прикрепит его к монтировке, которую вонзит в грунт. Затем он станет подниматься против течения до полной слабины сигнального конца. Потом начнет метр за метром спускаться по течению, совершая подо льдом полукруги, и после каждого маневра будет постепенно выходить на слабину троса. Со временем он обнаружит майну, и все будет в порядке!

Но судьба снова сыграла с ним злую шутку. Выбрав два-три метра сигнала на себя, Марк почувствовал, что конец не идет. Он потянул с силой, но речной зацеп держал крепко. И тогда Марк решился, казалось бы, на безрассудный поступок. Он перерезал сигнальный конец, который стал теперь помехой, и, ритмично, сильно работая ластами, поплыл подо льдом вниз по течению.

В полукилометре от майны, у косогора, три дня назад еще дымилась большая полынья. К ней и устремился водолаз, зная, что поток реки принесет его к заветной цели. Он плыл недалеко от ледяного покрова, отсчитывая секунды, соизмеряя пройденное расстояние со скоростью течения и со своими возможностями. Но в предполагаемом месте полыньи не оказалось, а пористый синевато-белесый лед превратился в прочный темный ледяной панцирь с жутковатым холодным блеском в слабом свете потухающего дня. От этого блеска дрожь пробежала по телу Марка. На какое-то мгновение он растерялся. Затем порывисто взглянул на манометр акваланга. Стрелка показывала 30 атмосфер. "Как мало осталось!" - с болью подумал Марк.

Нужно было срочно найти выход из, казалось бы, безвыходного положения. И Марк нашел его. Он подплыл к береговой кромке бывшей полыньи, где глубина подо льдом не превышала полутора метров, а лед был не слишком прочным и толстым. Марк встал коленями на грунт, одной рукой уперся в ледяной потолок, а другой при помощи ножа и монтировки стал кромсать ледяное покрывало. В его распоряжении оставалось всего несколько минут. Плотная среда и течение ослабляли силу его ударов, не хватало кислорода. Несколько мгновений он отдыхал, а потом с новой силой яростно вонзал нож в скользкий лед. Еще удар - и нож пробил ловушку. Марк лихорадочно стал расширять отверстие. В висках пульсировала кровь, пот заливал глаза, но он не замечал этого. Вдруг Марк почувствовал, что воздух кончился. Задыхаясь, он попробовал просунуть голову в расширенное отверстие, но голова не проходила - мешала шлем-маска гидрокостюма. Тогда Марк, оттянув резиновый бандаж, прижимавший шлем к гидрокостюму, перерезал его возле шеи, сорвал шлем и протиснул голову в пробитое отверстие.

День уже погас. По студеной равнине реки гуляла поземка. Она заметала все еще видимые темные очертания бывшей полыньи. Крепчал мороз. По черному небу плыли большие причудливые облака. Они то и дело наползали на луну, которая просвечивала их мутным холодным светом. Этот свет слабо падал на заснеженную реку, на заросшие колючей щетиной хвойного леса берега. И среди этого холодного безмолвия ночи призрачно торчала из-подо льда голова человека. Его рот, обрамленный почерневшими, искусанными в кровь губами, жадно хватал морозный воздух. Он оживлял помутненное сознание, ободрял обессилевшее в борьбе тело. Безграничная радость и жажда жить охватили все его существо. Вместе с тем он ясно осознавал сложность и опасность своего положения. Раздумывать было некогда. Немело замерзающее лицо, холод сковывал тело.

На ощупь подо льдом Марк перерезал ремни теперь уже не нужного и мешавшего акваланга и начал ножом расширять отверстие во льду. Это было неудобно. Марку приходилось несколько раз целиком погружаться в воду, и тогда одна стужа сменялась другой. Но Марк старался не замечать этого. Ножом он остервенело кромсал лед. Лаз расширялся. Холод и частые ныряния исчерпали его силы, но он продолжал бороться. Собрав последние силы, Марк стал готовиться к последнему рывку. Он отстегнул грузовой пояс и снова ушел под воду. Там он направил руки вверх, в лаз, вытянул их до предела, затем резко оттолкнулся от дна и по пояс вывалился из проруби, в клочья изорвав гидрокостюм об острую кромку льда. С помощью ножа и монтировки удержался на льду и выполз на его поверхность.

Свобода! Как же дорого она досталась ему! И вновь жгучая радость захлестнула его. Он неистово бил ножом по льду, забыв об обмороженном лице, не чувствуя, как мороз сковывает мокрую резину гидрокостюма, мокрое белье, забирает последнее тепло. Вспышка бешеной радости отняла последние силы. Он еще смог перевернуться на спину, но затем впал в забытье...

Марк очнулся оттого, что кто-то дышал ему в лицо. Медленно открыв глаза, он увидел лохматую волчью морду. Ослабевшей рукой он сжал нож и ударил волка. Зверь отскочил. Слабый удар тупым ножом не причинил ему вреда, а только отпугнул. Теперь волк держался на расстоянии.

Смертельная опасность вновь испытывала Марка. Но теперь он ни за что не сдастся. Марк перевернулся на живот, встал на четвереньки и с большим трудом поднялся во весь рост. Шатаясь, медленно побрел по льду реки туда, где, по его понятию, должны были быть его товарищи.

Он спотыкался и падал, но тут же вставал и продолжал идти. Он знал, что если упадет и потеряет сознание, то это конец. Волк неотступно следовал за ним и ждал этого. Небо прояснело. Ветер утих. Снежная равнина реки искрилась. Мороз холодил в жилах кровь, сковывал движения. Все чаще в голове Марка стали возникать далекие звоны, сопровождающие провалы памяти. И тогда снег, сверкающий холодной сталью булатного клинка, мутнел и ускоренно вращался. Марк падал, но поднимался. И опять брел, превозмогая нечеловеческие муки.

Вскоре он увидел, как в тумане, светящееся пятнышко. Марк долго всматривался в него, напрягая зрение. И вот он уже различил знакомый силуэт домика с небольшим одиноким светящимся оконцем. До него было не больше ста метров, но как далеко это было сейчас для Марка! Спазм счастья сдавил его горло. Нет, теперь, когда желанная цель уже видна, он должен дойти, доползти. И он шел, полз и наконец на последнем рывке ввалился в распахнутую настежь дверь.

Этот мужественный человек, сплотивший наш небольшой отряд в дружную семью, был средних лет, с пышной шевелюрой русых волос, с седыми висками, волевыми чертами лица. Широкие плечи и узкая талия подчеркивали мужскую красоту. Руки его были, пожалуй, немного длинноваты, с крупными смуглыми веснушчатыми кистями. Голос был негромким. Рассказывая, он как бы взвешивал каждое слово.

- Я работал тогда водолазом на научно-исследовательском судне. Программа работ была обширной. Мы проводили комплексные океанологические исследования в тропических водах Тихого океана. В один из дней, когда мы работали в прибрежном мелководье вблизи коралловых островов, со мной приключилась эта история.

Острова лежали в стороне от морских трасс. Наш теплоход стал на якорь на ближнем рейде - так мы назвали место якорной стоянки. Матросы готовили к спуску трап и катера. На одном из них к островам отправится группа ученых для знакомства с растительным и животным миром. Другой катер с водолазным трапом был предназначен для нас, подводников.

Я возглавлял группу из трех человек, на мне лежала ответственность за проведение всех водолазных работ. Наконец-то после долгих недель работы по промеру океанических глубин и отбору глубоководных донных проб пришло время нашей работы. На нас с завистью смотрел весь экипаж судна, а члены экспедиции наперебой предлагали свои услуги. Кому не хотелось погрузиться в воды тропиков! Но право имели только мы трое - я и два младших научных сотрудника, у них были документы водолазов-совместителей. В то время лишь немногие из научных сотрудников советских экспедиционных судов имели возможность погружаться под воду.

У коралловых островков нам предстояло поработать не менее недели. Каждый день уходить под воду в таких экзотических местах - большая радость для подводника! Мы должны были собрать подводные коллекции для музеев, интересные виды флоры и фауны - для лабораторных исследований. Интересные, конечно, в научном смысле, но не всегда приятные для нас.

Взято необходимое снаряжение, аварийный запас воды и пищи, ракетницы. Четвертым членом нашего маленького экипажа был моторист Женька - смешливый, разговорчивый парень. В океане полный штиль - ни ветерка, ни ряби на прогретой водной поверхности. Впереди - цепочка коралловых островков. Держим курс к одинокому гребню: метрах в двадцати от него бросаем якорь-кошку. Готовимся к погружению. Надеваем трикотажные костюмы и сверху индивидуальные комбинезоны, сшитые из легкой брезентовой ткани специально для водолазных работ. На голову - резиновые шапочки, на руки - трехпалые самодельные парусиновые краги. Комбинезоны пришиты к ноговицам, так что ноги тоже закрыты тканью. Все это необходимо, чтобы предохранить себя от повреждений об острые известняковые заросли кораллов и от ядовитых укусов обитателей тропических широт.

Вместе с напарником вываливаемся спинами за борт. Ослепительное изобилие красок так удивило меня, что я как бы оцепенел, наблюдая столь сказочный, совершенно незнакомый подводный мир. Рядом со мной, охваченный теми же чувствами, стоял мой напарник. Чтобы поскорее тронуться в путь, я толкнул его в плечо. Он вздрогнул, а потом оживленно зажестикулировал.

Успокоившись, мы пошли на глубину вдоль отвесной стены кораллового рифа. Глубина была незначительной - 10 - 15 метров. За нами, как обычно, тянулись буйрепы, а на поверхности моря плавали яркие буи. Я нес большую сетку-корзину; на поверхность от нее тоже шел буйреп. По буям и по выходящему воздуху за нами следили с катера. Впрочем, с катера отлично видели все наши действия, вода просматривалась до грунта.

Стайки разноцветных рыбок порхали в водорослях. Попадались интересные раковины, их мы сразу помещали в корзину. Как только она наполнялась, ребята поднимали ее на катер, осторожно вынимали содержимое, и корзина снова отправлялась к нам под воду. Мы настолько увлеклись работой, что забыли о времени. Только гудок теплохода напомнил, что пора возвращаться на судно.

На палубе судна было многолюдно. Каждый хотел увидеть наши находки. А мы забрали свое водолазное снаряжение и направились в водолазный пост - так с уважением на теплоходе называли тесную каптерку, оборудованную стеллажами и вешалками для водолазного снаряжения. Без промедления приступили к подготовке снаряжения для работы на завтра.

На следующий день мы продолжали собирать образцы подводной фауны и флоры. Во второй половине дня мы прошли по десятиметровой глубине вдоль берега и взяли пробы грунта. Теперь нам оставалось провести инженерно-геологические маршрутные исследования до глубины 20 - 30 метров и сделать несколько биологических станций.

График работ мы опережали и за два дня рассчитывали справиться со всем запланированным комплексом исследований. На третий день ранним тихим утром мы прибыли на точку начала намеченного маршрута. Приступили к работе в том же составе, с хорошим настроением. Условия для работы были идеальными, и мы за несколько часов выполнили дневную норму.

Пока отдыхали и подкреплялись бутербродами, Женька привез очередную партию аппаратов со сжатым воздухом. Сегодня же решили провести еще несколько контрольных геологических маршрутов и сделать две биологические станции на глубинах до 20 метров, и снова я ушел с напарником под воду. Мои напарники менялись, а я работал под водой все время и к вечеру, конечно, изрядно уставал. Но такова работа водолаза.

Солнце клонилось к закату, когда мы приступили ко второй биологической станции. На участке грунта отмерили квадрат, на нем подсчитали всю флору и фауну; результаты заносились в специальный подводный дневник. Записали физические параметры моря над квадратом - его глубину, температуру, прозрачность, цвет и цветопередачу, величину солнечного освещения, скорость течения, степень волнения, замерили углы наклона, а также сделали краткое описание окружающей местности. Осталось последнее - собрать некоторые образцы.

Увлеченный работой, я с раздражением реагировал на сильные рывки, передающие тревогу через буйреп. Объяснив напарнику сигналами, что я поднимусь наверх и вернусь обратно, стал всплывать. Станция была глубоководной, около 30 метров. На поверхности, не разобравшись, высказал товарищам свое недовольство, но мне объяснили, что сигналы тревоги поступили с судна. Требовали немедленно прекратить водолазные работы.

Наверху нас встретили заметно взволнованные товарищи. Не обращая на это внимания, мы спокойно передали в катер все инструменты, приборы, поясные грузы, акваланги. Поднялись по трапу.

- В чем дело, парни? - спросил я.

- Над вами прошла здоровенная акула, - тихо ответил Женька. Всегда шумливый и суетливый, он сейчас сосредоточенно выбирал якорь-кошку.

Я не придал особого значения этому случаю. Когда мы ошвартовались у судна, были уже сумерки, а вскоре опустилась черная, как сажа, ночь.

На совете в кают-компании руководители отрядов доложили о проделанной работе. Начальник экспедиции поблагодарил за работу и предложил прекратить водолазные спуски в связи с появлением акул.

Однако биологи проявили огромный интерес к биологическим станциям и хотели по возможности продолжить подводные работы. Мы их поддержали. И Дед (так все называли между собой начальника экспедиции) разрешил.

Защитного оружия против акул у нас не было, поэтому мы соорудили деревянные дубинки с торчащими на конце гвоздями. Электрические дубинки и другие средства защиты появились позднее, а тогда мы были очень довольны своим изобретением.

На следующий день наша группа, усиленная двумя парнями, отправилась к месту своих работ. Первая половина дня прошла спокойно. Работали втроем. Станции, которые запланировали с биологами, обработали быстро. Но, как всегда бывает на водолазных исследовательских работах, вдруг появились интересные объекты, и мы продолжили наблюдения.

Когда акулы появились вновь, нас предупредили с катера. Ребята-совместители были спокойны, и я решил продолжать работу. Мы вели исследования на пятнадцатиметровой глубине в стороне от обрывистой коралловой станции. Один из подводников продолжал работать, а мы с другим товарищем, прижавшись спинами, заняли позицию кругового обзора, страхуя работающего.

Акулы вели себя спокойно, близко не подходили, только однажды двухметровая красавица прошла над нами в шести метрах. В ней не чувствовалось агрессивности, и я не оговорился, назвав ее красавицей, - это было поистине грациозное животное. В ультрамариновой воде, освещенное яркими лучами солнца, быстро скользило тело с белым брюхом и серо-голубоватыми боками, более темными к спине. Серповидный спинной плавник и удлиненная верхняя часть хвостового оперения придавали хищнице истинную красоту.

...Закончили работу и спокойно поднялись на поверхность. Потом пришвартовались к одному из экзотических островков и выскочили на берег потоптаться на незнакомой земле.

Все выглядело тут каким-то декоративным, неестественным и не вызывало особого восхищения. Да, красиво, необычно, но я почему-то вспоминал Центральную Россию, родные места с тонкими запахами разнотравья. И так захотелось домой, что я бы без всякого сожаления покинул игрушечный островок.

Вечером над палубами нашего теплохода звучала русская песня, команда отдыхала. Кто-то ловил рыбу, на юте играли в настольный теннис, на шлюпочной палубе шахматисты обдумывали свои ходы, а из курилки доносился хохот - как всегда по вечерам, курильщики занимались "флотской травлей".

Уже четвертый месяц мы были в океане, но смена районов и разнообразие работ, постоянная загруженность экипажа и экспедиционной дружины сдерживали чувство тоски по родному домашнему очагу. Богатство подводного мира делало мою работу в экспедиции особенно привлекательной. Скуке не было места. Завтра мой последний день работы у этих островков. Ранним утром пойдем к дальнему островку, у которого еще не погружались.

Проснулся я с восходом солнца. Наскоро привел себя в порядок и побежал к катеру. Женька уже сидит на трапе спущенного на воду катера, ожидает нас. Подошли ребята, на ходу дожевывая бутерброды. Мы дружно скатились по трапу, прыгнули в катер и через двадцать минут отдали якорь у места спусков.

Как обычно, под воду ушли в паре. Спокойно погрузились вдоль вертикальной коралловой стены, уходившей в глубину.

...Они появились неожиданно - стремительные скользящие тени океанических глубин - и ринулись на нас всей стаей. Первую атаку акул мы отбили. Наш тыл был надежно защищен рифовым барьером. Нападение было лобовым и настолько наглым, что мы отступили, прижавшись спинами к шершавой стене. Намерения акул не вызывали сомнений, их напористость и свирепый взгляд мутно-серых глаз обнажали желания хищников. Вот, оказывается, как изменчиво мирное спокойствие теплых океанических вод...

Даю команду напарнику срочно всплывать. Прикрывая его выход, я немного выдвинулся вперед. Акулы не нападали. Одна жертва от них уходила, но вторая оставалась под водой. Это, видимо, их устраивало. Напарник мой, как в замедленном кинокадре, даже излишне спокойно, поднялся на катер. Убедившись, что он в безопасности, я снова пошел в глубину с чувством превосходства человека над зубастыми торпедами.

Человек с аквалангом выглядит невнушительно перед могучими акулами, но я не хотел этого понимать. Моя самоуверенность граничила с безрассудством. Мало того, я не был даже знаком с повадками этих океанских волков.

Уже через минуту на меня бросилась акула. Я прижался спиной к рифу и ударил ее по морде колючей дубиной. Она спокойно отплыла в сторону и тут же повторила нападение. Я почувствовал толчок, резкую боль в правой грудной мышце и судорожные рывки вцепившейся в меня хищницы. Меня окутало зеленовато-коричневое облако собственной крови. Дубинка выпала из руки. Я наверняка бы погиб, если бы не товарищи на катере. Мои друзья буквально выхватили меня из воды вместе со снаряжением.

Пока меня доставляли в судовой лазарет, я потерял немало крови. Состояние было крайне тяжелым, и доктору я доставил много хлопот. А ведь акула всего только вцепилась в меня, да и размеры ее были не так уж велики.

В лазарете меня часто навещали друзья. Со мной обращались, как с героем, но что-то меня беспокоило, мучило. Мои сомнения разрешил Николай Федорович - специалист-эколог, человек с оригинальным мышлением:

- Ну что, герой-покоритель, как дела? Ты еще легко отделался, - вместо приветствия произнес он. - Я могу тебя понять, ты еще молод, но если хочешь чего-нибудь достичь - берегись невежества! Нас толкает на необдуманные поступки незнание. Научись понимать мир природы, океана, и ты многого достигнешь!

Я пристыжено молчал.

- В науке есть проблемы, о которых любят говорить все, и при этом многие мнят себя знатоками, почти специалистами. Погода - вечная тема для бесед, и каждый без пяти минут ученый-климатолог! Однако научная климатология опирается на сложный математический аппарат, на знание тонких географических закономерностей, на длинные ряды наблюдений. Все это любителю порассуждать обычно неведомо или недоступно. Когда дело доходит до подлинной климатологии, наш доморощенный всезнайка пасует. Другое дело - природа вообще. Ее-то знают все, хотя бы по детским впечатлениям. Никаких тебе интегралов и синхрофазотронов! Знания же всегда отяжеляют, заставляют сомневаться. А тут: хочу разводить бобров на Севере или в Прибайкалье - везу их туда. Неважно, что там не то что бобровые пруды - реки промерзают до дна и бедному бобру приходится от зари до зари бегать в поисках скудного корма и он часто становится жертвой хищников. Невежество при освоении природы всегда беспредельно, потому что для него не существует природных граней. К счастью, акулы не бобры, они и сами могут за себя постоять. И я думаю, что они чему-то уже тебя научили. Быть профессионалом - значит до тонкостей разбираться в деле.

- Но, Николай Федорович, человек - это венец творения, и роль пассивного наблюдателя природы ему не к лицу.

- Значит, ты не понял меня. Человеческая мысль весьма консервативна. Раз попав в смысловой лабиринт (по чьему-то остроумному определению - тот же тупик, но в котором не так скучно), она, вместо того чтобы искать выход, нередко ломится напропалую. Не покорять - значит не трогать! Это крайность. Порой люди думают так потому, что им просто удобнее так думать.

- А как надо думать?

- Как настоящему хозяину своей земли! Ведь никому из инженеров и экономистов не придет в голову мысль при проектировании какого-либо предприятия определять проектный выход продукции абстрактными понятиями. Он всегда конкретен и измеряется в физических единицах, рублях и в других социальных ценностях. Проектировщики знают, что для выпуска этой продукции нужно построить здание, подвести к нему коммуникации, выстроить рабочий поселок, в общем создать инфраструктуру. И она сама по себе не будет давать полезной продукции. Ее даст только предприятие. Все ясно. Но вот мы обращаемся к природе и порой забываем, что все в ней взаимосвязано, что она развивается по своим законам. Она, рассуждают такие нерадивые хозяева, будет отдавать нам богатства без меры. Этакий рог изобилия. Бери от нее все, что хочешь, и не думай о последствиях. Такие "хозяева" обворовывают природу, наносят ей неизлечимые раны, и страдает от такого отношения не только природа, но и все люди.

Человек стоит сейчас на пороге неизведанного мира Океана. С каждым годом он будет все полнее осваивать этот мир. Ты получил суровый урок от океана и впредь будешь осторожнее. Ты молод, тебе предстоит еще немало сделать. И я верю, что каждый твой шаг в океанические глубины будет освещен глубокими научными знаниями. Помни, что именно от тебя зависит, быть ему живым или разделить горькую участь тех районов суши, которые человек по незнанию или по величайшему заблуждению превращает в бесплодные пустыни. Подумай над моими словами и скорее поправляйся!

Николай Федорович пожал мою здоровую левую руку и вышел, а я погрузился в глубокое раздумье...

Мы сидели с Сергеем в ялтинском подвальчике, и я, подводя итог рассказу старшины, сказал:

- То, что поведал нам когда-то Марк Орлов, наверное, определило мою дальнейшую жизнь. Возможно, именно ему я обязан тем, что стал профессиональным водолазом. Да-да. Не удивляйся, Сережа, я переосмыслил свой подход к морю, не .стал бросаться на ура в его глубины, стремился не покорить, а познать его законы, его суть. Я могу назвать себя счастливым человеком, потому что с морем я обрел большой смысл в жизни. И пусть оно нередко меня бичевало, но ведь и учило тоже. Несомненно, работа у нас, подводников, тяжелая и опасная, но для меня она самая нужная, самая необходимая.